— Дурак. — тяжело вздохнул Ричард — Ну какая тут может быть честь, если мы с вами собираемся бесчестно убить герцога, Луи? Хоть герцог и мерзавец, но мы с вами сейчас вообще обычные убийцы. Мне на эту чепуху давно наплевать, у меня свои представления о чести, а у вас в голове настоящая каша. Я планирую воспитать из вас хорошего Принцепса, который возглавит сенат после Спящего Леопарда, поэтому вы отправитесь с сэром де Монфор, как только займётся пожар. Я останусь чтобы убедиться, что мы не наследили.

— Вы правы, Сир, я дурак. Мне не нужна жизнь герцога Карла ценой вашей жизни. Она того не стоит даже на одну десятую долю.

— Прыгайте, Луи. — на этот раз Ричард размышлял минут пять.

— Врать не буду, риск, хоть и не велик, но он есть. Я на него иду сознательно, кроме меня больше некому. У меня свои представления о чести, но давать повод злословить я не хочу. Не столько из-за себя, сколько из-за вас. Когда-нибудь, у вас появится свой сын, и тогда вы многое поймёте, Людовик. Карла мы, безусловно, убьём, как и запланировали, теперь это уже не обсуждается. Но я требую, чтобы вы забыли всё сделанное здесь нами навсегда. Никаких воспоминаний, никаких мемуаров, начисто всё забудьте, чтобы даже в лихорадочном бреду не вспомнить и не проговориться. Хотите ещё попрыгать, или сразу согласитесь с моим планом?

Шестнадцатого июня 1196 года, на выходе из своего Брюссельского замка, был убит Карл Смелый. Пуля, примерно около дюймового калибра попала ему в грудь и почти разорвала на куски. Никаких внятных версий произошедшего обществом не обсуждалось, сплошная мистика. С приёмным сыном, всё ещё в образе безработного металлурга, Ричард встретился через неделю в Антверпене.

— Хороший выстрел, Луи. Не зря вас учили. Вы теперь лучший убийца в нашей Ойкумене.

— Сир! Я счастлив. Требуйте от меня чего угодно. Я даже готов пойти служить юнгой на корабль.

— Юнгой? Нет, так легко вы не отделаетесь, Луи. Я воспитываю из вас монарха, поэтому отправлю служить оруженосцем к графу Лестеру. По возрасту рановато, но подготовлены вы уже неплохо. В рыцари посвятит вас именно Роберт де Бомон, если доживёте, конечно.

В Рим Ричард вернулся в середине июля. Войска Генриха Вельфа-младшего уже блокировали Вену, его брата Оттона подходили к Страсбургу, а их отца, вернее, де-юре, младшего брата Вильгельма к Магдебургу. Граф Тулузы, с одним из своих, бесславно прошатавшихся по землям франков, легионов, вторгся в графство Прованс и осадил Авиньон. Второй легион Раймунда, под командованием одноглазого и хромого Хуго Достлера, барона де Луксор, бывшего начальника штаба Раймунда в Египте, не спеша надвигался на Барселону, больше отвлекая на себя внимание, чем занимался реальной войной. Нет, он, конечно, грабил всё, что попадалось на пути, но именно с целью привлечь к себе максимум внимания. Ричард бы на такое не купился, сначала разбил бы армию Раймунда в Провансе, а барон бы и сам потом сдался, но Альфонсо по прозвищу Целомудренный, король Арагона, граф Барселоны и Прованса был слишком неопытен в военных делах. Целомудрие на войне далеко не самое нужное качество. Альфонсо разделил силы, погнавшись за двумя зайцами, но зайцы оказались слишком зубастыми. Можно даже сказать саблезубыми. Облачённую в старый кольчужный доспех конницу Альфонсо они стачивали без труда. Эффективно работающие на триста=четыреста футов арбалеты, не позволяли ей даже приблизится к линии, выстроенной в каре и ощетинившейся алебардами, терции, хотя это для них же было лучше, иначе бы вообще все полегли.

Король Кастилии, тоже именем Альфонсо, союзника поддержал, но только морально. К Толедо уже подходило войско Наваррского короля, война с арабами продолжалась, хоть их и отвлёк на себя этот бешеный граф Лестер, да ещё и с Португалией до сих пор тлел вялотекущий конфликт. Словом, один Альфонсо отправил другому письмо, полное патетических лозунгов, но больше ничем поддержать не смог.

Граф Лестер спокойно, без суеты, занял Валенсию и сейчас планомерно, исключив всякие риски, перебазировал свои войска к Гранаде. Он напоминал Ричарду большой асфальтовый каток из двадцать первого века. Надвигающийся медленно, но неотвратимо. Кто разбежаться не успеет, тех и раздавит. Роберт де Бомон, несомненно, вошёл бы в несостоявшуюся уже историю того мира как один из величайших полководцев, если бы его не подвёл сам Ричард, так глупо погибнув в самый неподходящий момент.

Король Шотландии Вильгельм Лев наконец-то покорил островные пиратские государства и все пять галеонов, приданные ему в поддержку были отозваны, патрулируя сейчас берег северо-западной Африки, отрезав большую часть армии Альмохадов на южном континенте, куда их перебросили для войны с восставшими берберами.

Из Индии пока вестей не приходило, но сомнений в том, что герцог-геноцид прополет эту деляну до чёрной земли не возникало. Луи де Блуа, конечно, был натуральным маньяком, но он одновременно был и гением. Ещё одним гением войны, который был равен Суворову, но не представилось ему в другой истории возможность раскрыть свой талант. За Индию можно было не беспокоиться, даже не смотря на отсутствие новостей. Геноцид своё дело сделает.

Из Южной Африки пришёл первый груз золота, почти удвоивший запас в хранилище Ракки. Вот так, сразу, взявший и удвоивший. Золото было пока собрано только самородное, валяющееся прямо на земле, но и его там было много. Очень много. Основанный на месте Йоханнесбурга город, герцог Гийом де Баскервиль, своей волей, назвал Ричардсбургом, а поселение на месте Кимберли — Изабелласбургом. Первые алмазы из Изабелласбурга (ну что за идиотские названия...) тоже прислали, но взамен просили людей, людей и ещё людей. А где их взять то? Господни твари люди плодятся и размножаются крайне медленно, это не кролики и даже не овцы. Девять месяцев вынь да положь, к тому же родится скорее всего только один, больше случается редко. А ведь люди были нужны и Спящему Леопарду на востоке, и, Ричард в этом был уверен, Ле Брюну в Лузиньянии. Кстати, что-то задерживается герцог-фараон. То, что он не погиб, это наверняка. В этом случае прислали бы весть с одним из кораблей. Скорее всего пытается сразу, с первого же захода, выполнить поставленную на много лет задачу. Европе нужны были семена кукурузы, картофеля, томатов, Африке саженцы какао-деревьев, бальсы и каучуконосных. Самому Ричарду не хватало общения с герцогом Антиохии, снобом и хамом, но таким родным и близким. Наверное, без опыта двадцать первого века, Ричард не смог бы терпеть Гуго де Лузиньяна в своём окружении, но теперь по общению с ним откровенно скучал. И даже переживал. А вдруг... Нет. Бросьте. Не может быть. Он жив и скоро вернётся. Не могли же целых пять каракк бесследно сгинуть... И обзовёт ещё не раз Ле Брюн Ричарда дураком. Пусть. Лишь бы живой вернулся.

Двадцать восьмого июля 1196 года в Рим прибыли главные неудачники весенней кампании графы де Суассон и де Куси. После отзыва у них легионов, они ещё пытались собрать войско из бывших вассалов Филиппа-Августа, чтобы атаковать Брабант и Нижнюю Лотарингию, но тщетно, под их знамёна вставать никто не хотел. Люди, избравшие своей профессией войну, не важно, феодалы, или наёмники, очень ценили в командирах талант полководцев, но ещё сильнее удачу, а графы ни тем, ни другим отличиться не смогли, несмотря на двукратный численный перевес, они так ничего и не добились. Нет, какие-то результаты были, Парижское графство занять они смогли, но именно занять. Без боя и до нитки ограбленное. Смогли и изгнать Бодуэна Фландрского из графства Шампань, но тот ушёл с богатой добычей и полностью сохранив своё войско. Признать такой результат удачным не могли даже сами графы, а тем более их окружение.

— Слушаю вас, милорды. — на этот раз Ричард квартировал в новой Папской резиденции в Ватикане, где ему выделили западный флигель нового палаццо.

— Мы хотели бы увидеться с принцем Людовиком, Сир. — ответил за обоих граф де Куси, обозначая своё старшинство.

— Тогда вы зря прибыли в Рим. Людовик служит в свите графа Лестера и сейчас отбивает у арабов и мавров Испанию.

— Но он же слишком юн для этого, Сир.

— Годами юн, но телом крепок и разумом превзошёл многих зрелых мужей. — не упустил возможности вставить шпильку Ричард — Таково было его желание — поучаствовать в крестовом походе. Роберт де Бомон им очень доволен и предрекает Людовику славное будущее. Что-нибудь ещё милорды?

— Парижское графство, Сир. Это наследие принца, но он пока не достиг возраста вступления в права сюзерена. Вы теперь его отец и опекун...

— Договаривайте, граф. Не мнитесь, как юная девица на смотринах.

— Вам следует принять Парижское графство под свою руку, Сир.

— Очень интересно, из чего же это следует? Я усыновил Людовика, постараюсь дать ему соответствующее образование и воспитать должным образом, но для чего мне полностью разорённое графство? Там хоть люди то живые остались?

— Остались, Сир, хоть и не так много. Но это ведь наследие принца.

— Это старая телега с отвалившимся колесом, а не наследие. Людовик достоин большего.

— В аббатстве Сен-Дени захоронены все его предки.

— Ну, допустим, далеко не все, если принять на веру, что свой род мы ведём от Адама и Евы. К тому-же, по моим сведениям, аббатство не разорили. Даже у тевтонских варваров хватило ума этого не делать, а теперь ему тем более ничего не грозит. Разорённый Париж мне отстраивать некем. Я не беден, но только деньгами города не строятся, нужны люди, а их нет.

— Если вы примете графство под свою руку, они появятся, Сир.

— Вот как? Очень интересно. И откуда же они появятся?

— Из империи, Сир. Из Испании. Везде война. К тому-же, все сохранившие верность вассалы Филиппа-Августа готовы выделить на благое дело часть своих сервов.

— И много ли сохранивших верность?

— Почти шесть сотен сеньоров и рыцарей, Сир. С оруженосцами получится почти две тысячи.

— И все они готовы принести мне оммаж?

— Все, Сир.

— Они в курсе, что я не принимаю щитовых от своих вассалов? Все присягнувшие пойдут в бой, там и тогда, где мне это понадобится.

— Все в курсе, Сир. К тому-же, на выплату щитовых сейчас ни у кого нет средств. Мы все пойдём в бой под вашим знаменем.

— Не под моим. Думаю, граф Лестер согласится признать Людовика баннеретом*, так что в бой вы пойдёте под привычными лилиями, хоть и под командованием Роберта де Бомона. В войну христиан между собой я вмешиваться не собираюсь, а в Испании и Африке две тысячи панцирной кавалерии нам явно не помешает. Кто согласится — пусть готовится к оммажу и принятию креста. Парижское графство я и без вас оборонить сумею, но обещанных сервов вы всё равно мне предоставите. Кто знает, побегут ли туда из Испании и империи, сейчас хватает и более спокойных мест, а смерды ненамного глупее нас с вами. Вас это устраивает, милорды?

* Рыцарь-баннерет, или просто баннерет — в феодальную эпоху рыцарь, имевший право вести в бой группу людей (часто также рыцарей) под собственным знаменем (баннер) с изображением его собственных геральдических символов.

— Устраивает, Сир. — почти хором ответили оба графа и преклонили колено.

— Тогда собирайтесь в Париже через три недели. Бог в помощь, милорды.

Известие о том, что Спящий Леопард и Принц-Бастард женились на сосватанных друг другу сиротах, Ричарда изрядно позабавило. Конечно, сиротки были не из холопок, и, к тому-же, имели статус дочерей городов — жена Филиппа де Фальконбридж была дочерью Великого Новгорода, а Кеннета Маккинли Кракова, ход всё равно был очень изящный и буквально взорвал общественное мнение. Половина, в основном старички, считали эту выходку попранием традиций, разрушением вековых устоев и прочее 'раньше было лучше', зато молодёжь отреагировала почти с восторгом. Несмотря на то, что на приданное не претендовали ни король Русов, ни король Богемии и Польши, получили они немало. Стыдно было таким богатым и крупным городам выдавать своих дочерей замуж нищенками, поэтому вскладчину, добровольно, собрали даже больше, чем мог выделить какой-нибудь далеко не самый захудалый герцог. При этом, никакой жадной родни у обоих не появилось. Ричарда немного задело то, что с ним не посоветовались, но ни Спящий Леопард, ни Принц-Бастард его вассалами уже не являлись, передав свои сеньории в Святой земле Ги де Дампьеру, они были полностью в своём праве, чем и не замедлили воспользоваться.

'Дурной' пример заразителен. Генрих Вельф-младший, тоже не являвшийся ничьим вассалом (если не считать Дамиетту, но её можно было не считать, ради такого он от неё откажется, без сомнений), уже заявил, что жениться намерен именно на сироте, которую сосватает ему один их городов. А учитывая, что он уже взял Вену и сейчас осаждал Зальцбург, выйдя на границу с Баварией, желающих городов найдётся немало. Его младший брат Оттон, в качестве маркграфа Бургундии, то есть вассала своего отца, взял паузу, заявив, что жениться сейчас не время, и до полного окончания войны, он об этом задумываться даже не собирается.

Взбешённая железная герцогиня Алиенора Аквитанская, которая уже полтора года строила на своих внуков матримониальные планы, примчалась в Ватикан и наговорила Ричарду гадостей, но тот в ответ лишь пожал плечами. Молодёжь не уважает стариков, которые по полтора года жуют сопли, и с этим он, к большому сожалению, ничего поделать не может. 'O tempora! O mores!'* Ничего святого эти псы войны уже не признают и посоветовал, пока не поздно, пока ещё хоть один её внук Луи де Блуа занимается геноцидом в Индии, и ещё ничего не слышал о новой моде, постараться подыскать невесту хотя-бы ему. Но если это опять затянется на год, или больше, то сам Ричард не может ничего гарантировать. Людовик, конечно, вассал, как герцог Йемена и Омана, его можно послать в бой и даже на верную смерть, но заставить его жениться не в состоянии даже сам король. Так что торопитесь, Маман. Мода — это жуткое явление, разрушающая всё хорошее старое, в угоду новому и непотребному. Когда Геноцид вернётся из Индии, его уже должна ждать невеста. Геноцид? Это ваш внук Людовик. Почему Геноцид? Господь его знает. Нравится ему вырезать целые народы, ни одного араба, или бедуина в Аравии не оставил, всех убил. Конечно неверные, я и не говорю, что это плохо. Вы спросили — почему Геноцид, я вам ответил. Конечно, я помню, что вы считаете меня Дьяволом, но ведь именно вы меня породили, поэтому не нужно тут прикидываться святее Девы Марии. У меня дела, Маман, извините. Навещу вас через неделю.

*О времена! О нравы!

Девятого августа 1196 года в Рим наконец-то вернулся герцог Антиохии, адмирал-фараон Гуго де Лузиньян, с эскадрой из трёх каракк: 'Генриха Шампанского', 'Крестоносца' и 'Госпитальера'. К сожалению, 'Фридрих Барбаросса' сгинул в морской пучине, исследуя Карибское море где-то в районе Ямайки, а 'Тамплиера' Ле Брюн оставил поселенцам. Для связи между основанными колониями и на всякий случай. Колоний он основал целых три. Как и договаривались изначально, он выкупил у аборигенов остров Манхеттен, где заложил крепость Нью-Йорк, Вторая колония расположилась в районе восточного побережья Панамы. Там было всего шестнадцать европейцев и почти четыре сотни индейских воинов Лузиньянии, которые приняли европейцев как Богов, и. вооружённые старыми доспехами легионеров, с удовольствием вырезали местных папуасов, которые не желали становиться рабами белых богов. А третью где-то на побережье бывшей в той истории Южной Америки. Не то в Бразилии, не то в Суринаме. Там был всего один европеец, но зато целая терция индейцев-легионеров, которая несла своими мечами добро и процветание, прогресс и просвещение местным дикарям. Прогресс для местных дикарей состоял пока в собирании сока каучуконосов, заготовке бальсы и какао-плодов. Сам Ле Брюн, разумеется, стал Верховным Богом в местной божественной иерархии. К сожалению, подробно всё обсудить не получилось, Ричард торопился в Париж, но он успел придать Фараону пять галеонов, с приказом покончить с демократией в Греции, а если будет на то необходимость, то и в Венеции. Не дело это, целому Белому Богу быть всего лишь герцогом. Вот оно, королевство, приходи и бери. Тем более, что граф Лестер вернул норманнский десантный корпус, разросшийся уже до трёх тысяч мечей. Вернее, секир, но сути дела это не меняет. Использовать норманнов как простых пехотинцев, Роберт де Бомон посчитал расточительством, а когда они понадобятся для десанта в Северо-Западной Африке, уже успеют вернуться назад.