Выжить

— Странно, — Джон почесал подбородок. — Я слышал почти каждую ночь, пока не пристрастился, — он вновь показал на листья и убрал их обратно. — Я уже заснуть без "дыма забытья" не могу. Но благодаря ему, хоть голоса перестаю слышать. Правда... Правда, у этого чёртова наркотика есть побочный эффект — по утрам очень тяжело проснуться. И от него становишься чересчур агрессивным и раздражительным.

— А тебе что голоса говорили?

— Много чего за 7 зим, — пожал он плечами. — Иногда одной фразой, иногда двумя. Иногда просто очень яркие образы во сне рисовали. Они гонят меня с насиженного места, Иван. Как и старейшина Элестин призывают раскрыть свою личину и что-то делать. Но что именно делать, не говорят.

— М-да, — философски изрёк я и почесал лоб. Погладил котёнка, который внимательно за мной смотрел, и вздохнул. — А на счёт детей я так и не понял. Почему именно они самый ходовой товар? Их покупают для удовольствий? Издеваются? Насилуют???

— Как раз совсем наоборот, — спокойно сказал Казинс. — Людям нужны деньги. Нужно золото, чтобы было чем заплатить за удовольствия. Работорговля процветает, так как это самый прибыльный бизнес. Подонки с острова Темиспар, как говорил Элестин, дают за детей самую высокую цену. И чем моложе ребёнок, тем дороже его оценивают. В Астризии работорговля запрещена законом и карается мгновенной смертью. Без суда и следствия. Но многие всё равно готовы идти на риск. Невероятные цены за самых маленьких детей — тех, кому повезло родиться незадолго до "карающего огня" — из каждого отца или счастливой матери могут сделать мерзавца. Рассказывали местные, — он коротко кивнул головой в сторону ужинающих людей. — Что в деревнях бывало даже родных детей продавали работорговцам. А на вырученные деньги безбедно жили целую зиму! Но затем опять приходили работорговцы и уже не церемонились: безжалостно убивали самых старых, забирали детей и сжигали деревню. Спасались только те, кому хоть немного повезло... Вон двоим ребятишкам повезло, что их дядя оказался бывшим сотником королевской армии. Он успел увести их в лес и теперь присматривает тщательней, чем мамаша-наседка. Он у нас главный начальник охраны, если можно так выразиться. Иногда муштрует, иногда обучает бою на мечах или на копьях. Но сам не особо разговорчивый. Насколько я понял, тогда он успел спасти лишь племянников. Своих детей, свою семью спасти не успел...

Я украдкой обернулся и тщательней рассмотрел бородатого мужика в кожаном доспехе и мечом в ножнах. Он действительно выглядел как суровый воин и изредка вполголоса что-то говорил троим ребятишкам.

— А третий чей?

— Сын Дагнара, — ответил Казинс. — Раньше Дагнар управлял целым хутором и распахивал земли. Преуспевающий пахарь был. Но... но случилось то, что случилось и ему лишь с одним сыном удалось ускользнуть. Я ж говорю — все охотятся на детей.

— А что с ними делают те, кто их покупает? — спросил я.

— Слухи разные ходят, — Джон пожал плечами. — Но никто их не ест и не насилует, поверь. Дети — ценный товар, потому что они — будущее. Когда мы состаримся, они станут теми, кто сможет за нами присматривать. Кто сможет трудиться и добывать пропитание. Они — гарантия того, что мы не умрём от жажды, даже когда некому будет подать воды.

— Три парня не смогут спасти ваш лагерь, Джон, — тихо сказал я, прекрасно понимая, что вся его непонятная коммуна вряд ли переживёт следующие 20 лет. Ну или 20 зим.

— Ты думаешь, я не знаю!? — слишком громко произнёс тот, чем привлёк к нашей тихой беседе внимание всех жителей. — Ты думаешь, я не понимаю? — чуть тише добавил он. — Демографическое старение неизбежно. Из-за высокой смертности убыль населения несётся стремительными темпами. А из-за отсутствия рождаемости нет будущего. Я понимаю это прекрасно. Но у нас... у меня ещё много зим впереди. Я пытаюсь что-то предпринять в меру своих возможностей. Но пока ничего не выходит. А что ещё я могу сделать, я не знаю. Но и не собираюсь узнавать, если для этого надо оставлять лагерь и пытаться добраться до города! До этой вонючей клоаки! Здесь я могу что-то сделать. Здесь я могу помочь. А теперь появился ты! И тебе тоже придётся чем-то помогать...

— На меня слишком много свалилось за один день, Джон, — тихо пробормотал я. — Я почти две недели бродил в одиночестве и уже не чаял кого-либо увидеть. Но сегодня мне повезло. Наверное... И пока я не готов рвать на груди тельняшку, обещая во всём разобраться.

— Извини, Иван, — Казинс нагнулся и похлопал меня по руке. — Я перегнул палку. Но всё равно я хотел бы у тебя поинтересоваться, чем ты собираешься заняться дальше? Останешься с нами? Или... или я не знаю, зачем тебе выбирать другой вариант.

— Конечно останусь, — торопливо ответил я, опасаясь, что он подумал, что я хочу уйти. — Я в лесу чуть с ума не сошёл от одиночества. Уилсон спас меня, но не имея возможности с кем-либо поговорить, я бы долго не продержался. К тому же я совсем не охотник. В дикой природе выживать слишком трудно. Я до сих пор удивлён, что справился.

— Прекрасно, — улыбнулся Джон. — Я рад, что ты не потерял возможность мыслить трезво. К нам уже две зимы никто не приходил. А твоё прибытие — послание небес! Вдвоём, я уверен, мы сможем что-нибудь придумать... Извини, сегодняшнюю ночь тебе придётся провести у общем доме. А завтра, возможно, мы что-нибудь придумаем. Сам понимаешь, со свободным местом у нас туго. Возвести избу — очень трудоёмкая работа. У нас и строителей-то толковых нет, не говоря уже про инженеров. Приходится учиться методом проб и ошибок.

— Я тоже не строитель, Джон, — печально сказал я, впервые в жизни пожалев о том, что выбрал стезю футболиста. Я всегда был доволен собой и тем, чем занимался по жизни. Быть профессиональным спортсменом мне нравилось. Я ни капельки не сомневался, когда выходил на многотысячный стадион, что мне завидуют. Все те, кто смотрел на меня с трибун или с экрана телевизора, хотели бы оказаться на моём месте. Но сейчас я впервые пожалел, что совсем не гончар, не каменщик, не плотник, не скорняк, не охотник и множество остальных "не", которые как воздух необходимы этому лагерю. Ведь простой футболист, пусть и выносливый, им вряд ли нужен. — Я не знаю даже каким образом вас отблагодарить за то, что приютили.

— Мы найдём тебе применение, не волнуйся, — засмеялся он, заметив моё волнение. — Лишние руки никогда не будут лишними. Тем более руки анирана... Ты поел? Бери матана и пойдём знакомиться со всеми. Они давно уже этого ждут. Уже, наверное, все кости тебе перемыли. Идём, представлю тебя.

Часть 2. Глава 3.

Пребывая в некотором волнении, я взял котёнка на руки и поднялся. Меня не смущали десятки глаз, смотревшие с изрядной долей восхищения. Такие взгляды я уже видел ранее. Меня волновало осознание того, что они от меня чего-то ждут. Ждут и надеются, что я помогу им что-то изменить.

Весь лагерь собрался вокруг огромного металлического котла и доскребал последние куски каши из деревянной посуды. Нам с Джоном надо было пройти лишь несколько шагов, но я успел рассмотреть почти всех жителей. Увидел, что женщин и мужчин здесь почти поровну, а самым пожилым выглядел старейшина Элестин. Кроме него седые волосы я заметил лишь в висках Казинса. Остальные находились в возрасте, приблизительно, от 20-ти до 45-ти. Детишек я не стал считать, как и трёх миловидных девушек, которые выглядели чересчур молодо. Больше смахивали на подростков, чем на юных дев.

— Мои друзья! — Джон выбрал самое удобное место, где его видели все и предложил мне стать рядом. — Вы все знаете, что произошло сегодня и, несомненно, рады этому. Несмотря на то, что мы, волею случая, потеряли одну жизнь, должны встретить нового анирана со всем гостеприимством. Ведь никто из нас не предполагал, что именно сегодня из чащи к нам выйдет ещё один "сошедший с небес". Имхад, Брион, позвольте мне принести вам извинения от лица анирана за то, что ему пришлось забрать жизнь вашего брата. Он не хотел этого, вы сами вынудили его. Так что сейчас я хочу от вас услышать слова прощения. Или дайте слово, что забудете про месть... или собирайте вещи и уходите.

Казинс произнёс это так уверенно, что я немного удивился. Не слыхал я до этого в его голосе стальных ноток. Видимо, в управлении лагерем он поднаторел. И знал, когда надо извиниться, а когда надо надавить.

Бородатые братцы хмуро смотрели на меня в заходящих лучах солнца, но один из них сообразил очень быстро, какой выход для них будет наилучшим.

— Я прощаю анирана и так же прошу его простить меня, — он поднялся на ноги, проговорил скороговоркой и сразу сел.

Второй повторил эти же слова через несколько секунд и Казинс удовлетворённо кивнул:

— Рад видеть, что вы прислушались к голосу разума. А теперь я хочу представить анирану, которого зовут Иван, вас всех. Знакомьтесь, привыкайте и запоминайте друг друга. Ведь с этого дня Иван останется жить с нами! — последнюю фразу он произнёс немного громче и все жители облегчённо вздохнули. Казалось, в едином порыве. Они, наверное, подумали, что с завтрашнего дня их жизнь круто изменится, пойдёт в гору.

Я неловко кашлянул и прижал к груди Уилсона, который с не меньшим интересом наблюдал за представлением.

— Иван, это — Руадар, — Джон Казинс указал рукой на мужика в кожаном доспехе, который сидел рядом с тремя ребятишками. — Он помогает мне управлять лагерем и заведует военным ремеслом.

— Рад видеть анирана в добром здравии, — бородач встал и поклонился.

— Спасибо.

— Это — Дагнар, Морванд и Кервин, — затем он представил одного за другим рыжеволосого пахаря с добродушным лицом, здоровенного кузнеца с такими же здоровенными ручищами и задумчивого кожевника, которого я видел ранее, когда разговаривал со старейшиной. Все трое так же поднялись со своих места и поклонились. — Мелею ты, возможно, уже видел, — продолжил Джон и показал на пухлую, слегка недовольную женщину. — В нашем лагере она единственная, кто хоть что-то понимает в медицине. Знахарка по-простому. Заговорить зуб может, или травами ослабить боль. Разбирается в отварах и рану заштопает, если будет необходимость.

— Такому-то молодцу и помогать-то ничем не надо, — прищурившись, сказала она. — Разве что подкормить малость. Отощал вона как бедолага. Кожа да кости.

— Нет, не надо подкармливать! — бесцеремонно вмешалась одна из тройки молодых девушек, которые держались вместе. — Уж больно аниран хорош собой. Не надо портить такую красоту.

Пока я стоял с выпученными от удивления глазами, девчонки прыснули со смеху и на них громко зашипели дамы постарше, изучая меня плотоядными взглядами. Совершенно не смущались и деловито обсуждали сухощавую фигуру.

— Дейдра, ты опять лезешь куда не надо? — слегка улыбнулся Джон и погрозил девушке пальцем. — Будь скромнее.

— Скромность — это не по мне, элотан, — лукаво усмехнулась она. — Кровь молодая, горячая...

— Дейдра! — гаркнула на неё знахарка. — Ну-ка помолчи!

— Извини, бабуля. Умолкаю, — продолжая улыбаться, сказала она и вновь бросила на меня озорной взгляд. Я его выдержал и тоже улыбнулся: какая боевая девчушка. Выглядит не старше выпускницы средней школы, но глазами стреляет не хуже.

— Только тебя, Мелея, и слушает, — картинно закручинился Джон. — Хворостиной её поучить не мешало бы.

Знахарка опять нахмурилась и прищурившись посмотрела на девушку. И только теперь с лица той исчезла улыбка.

— Иван, разреши теперь представить Феилина. Я тебе уже рассказывал о нём, — Джон Казинс вновь взял в свои руки инициативу и продолжил знакомить с жителями лагеря. Представил молодого охотника и тот тоже чинно поклонился. — Ему нет равных в выслеживании добычи и обнаружении следов... — добавил он и тут же раздался возмущённый писк. Все дружно перевели взгляды на котёнка в моих руках. В том числе и я.

— Де-ла-а-а, — протянул Джон.

— Матаны издавна почитались народом Астризии, — подал старческий голос старейшина Элестин. Он облизал потрескавшиеся губы и смотрел не на котёнка, как все остальные, а на меня. И глаза его светились неподдельным уважением. — Они не только могут выслеживать добычу лучше всех, но и посещать наши мысли. И если хоть в ком-нибудь разглядят зло, никогда не позволят к себе прикоснуться. А поскольку зло есть в каждом из нас, — глубокомысленно добавил он. — Никому не удавалось приручить матана... До сегодняшнего дня.

После этой фразы даже я сам посмотрел на себя другими глазами. Уилсон удобно устроился у меня на руках и в ус не дул, а я судорожно сглотнул. Неужели во мне нет зла? Неужели этот маленький клон рыси считает, что только я достоин быть его другом? Быть тем, кому он доверяет больше всех. И почему это вдруг? Неужели потому, что я в этом мире гость?

Пока я рассуждал сам с собой, произошло нечто странное. Местные жители смотрели на меня удивлённо и с восхищением, и только молчаливый Феилин двинулся навстречу. Он остановился на расстоянии вытянутой руки, как только услышал предупреждающий рык, откинул постоянно спадающий на лоб чуб и поднял руку. Затем уставился прямо в глаза Уилсону и замер. Как и замерли все остальные. Котёнок урчал и как будто гипнотизировал молодого охотника. Но глаза у того не закатывались и он не заснул моментально, как обычно происходило со мной. Он медленно тянул руку вперёд и осторожно прикоснулся к пушистой головке. Уилсон недовольно мяукнул и потряс головой, сбрасывая руку. Потом посмотрел на меня, как бы ища поддержки, и я его успокаивающе погладил.

— Спокойно, малыш. Это свои.

Уилсон понюхал протянутые грязные пальцы Феилина и опять встряхнул головой. И тот сразу же убрал руку.

— Я увидел, что он хотел мне показать, — спокойным голосом сказал он. — Благодарю тебя, аниран. Благодарю тебя, матан, — затем поклонился и, не прощаясь, отправился в сторону своего шалаша.

— Он его признал? — кто-то тихо спросил у старейшины Элестина.

— А я почём знаю? Если не вцепился в палец, то возможно. Но Феилин всегда был не таким как все — он к природе куда ближе, чем мы. Может быть, матан почувствовал это.

— Я бы точно не стал подставлять ему пальцы, — сказал всё тот же голос.

— Это было интересное представление, — произнёс Джон, сжимая пальцы в кулаке, как бы пытаясь решиться проделать тоже самое, что и молодой охотник. Но затем, видимо, принял решение воздержаться и указал этими же пальцами на ещё одного крепкого мужика. — Иван, это — Омрис. Единственный плотник, который хоть что-то понимает в том, как построить избу из дерева...

— Я и из камня тоже собирал, бывало, — глубоким голосом сказал тот. — В Равенфире постоялый двор возводил. И там весь первый этаж был выложен из белого камня. Всё в лучшем виде сделал для богатых господ.

— Вы... ты мастер? — спросил я.

— А то как же! Это моих рук дело, — он важно кивнул себе за спину, где возвышался высокий деревянный дом. — Вернее — наших, — добавил затем и с опаской посмотрел на Джона. — Вместе отстроили.

— Молодцы. Отличная работа, — похвалил я, а затем ещё несколько минут кивал головой и пытался запомнить имена всех, кого мне представлял Джон.