Хроники Обетованного. Тени и зеркала

— Атури?

— Только не ври, что не знаешь! — существо назидательно подняло пухлый прозрачный палец. — Ни за что не поверю. Раньше все майтэ знали о нас. Ваши птенцы слышали о нас раньше, чем учились летать и копать червей.

— Мы не едим червей, — в свою очередь, возмутилась Тааль. — Только жуков и личинок...

— Да какое мне дело. Я выше вашего чревоугодия... Погоди, так ты правда не слышала о нас?

— Прости, но нет, — с искренним сожалением ответила Тааль. Что уж там, она действительно удручающе мало знает. — Кто вы такие?

— Мы истинные хозяева этой земли, — гордо, но всё ещё с нотками сварливости заявило существо. — Её духи. Вы живёте на ней, только потому что мы позволяем. Да и не только вы.

Мысленно Тааль усомнилась в этом — существо совсем не выглядело грозным и могущественным духом, — но вслух не стала возражать.

— И вас много?

— О, нас тысячи, мириады... Мы в ручьях, камнях и деревьях, цветах и воздухе, — с энтузиазмом поведало существо и вдруг весело перекувыркнулось через голову, обдав Тааль фонтаном брызг. — Но мы редко показываемся смертным — так что я не удивляюсь, что ты не встречала нас... Мало кто из ваших, думаю, нас видел — с тех пор, как вас сюда выгнали.

— Выгнали? — Тааль с замиранием сердца вспомнила легенды об Обетованном на востоке. — Откуда выгнали? Пожалуйста, расскажи мне.

— Ну да, тратить на тебя время, — фыркнуло существо. — Даже твой прапрапра... Ох, в общем, не одну тысячу раз солнце описало большой круг с тех пор, как всё это случилось. Кентавры лучше расскажут тебе обо всём — они-то хранят древние знания, не то что некоторые безмозглые пернатые... Вы только и знаете, что горланить песни да строить из себя вселенскую доброту.

Тааль решила не обижаться — её слишком взволновали все эти намёки.

— Прошу тебя, дух... Ведь, если ты никогда не умрёшь, у тебя сколько угодно времени. Расскажи мне, откуда мы пришли. Расскажи мне о тэверли.

— О тэверли?.. — атури помолчал, задумавшись. — Точно, вы же зовёте их так... Но и здесь тебе лучше обратиться к кентаврам — сейчас они в союзе, насколько мне известно. Атури не вмешиваются в эти бесконечные глупые войны, так что я почти ничего не знаю... У моих водопадов просто бойню устроили. Отвратительно... Кентавры как с ума посходили. Наверное, тэверли вконец очаровали их — это они умеют...

— Но зачем? — перебила Тааль, надеясь выцепить хоть какой-то смысл из этих сумбурных речей. — Чего хотят тэверли? Зачем они направили кентавров против майтэ? Мы никому никогда не причиняли вреда...

— Вернуть свою власть и свой дом, конечно, — раздражённо пояснило существо. — Это и так ясно, по-моему. Они долгие тысячелетия царили на востоке, за морем; потом, когда их вышвырнули другие, лишённые магии, царили здесь... А потом переборщили со своим колдовством, и царить им больше не довелось. Уж не знаю, к лучшему ли это — ума в них побольше, чем в тебе подобных... Они ослабли — стали ещё слабее, чем те ничтожества, что их выставили (они, кстати, так и не смогли избавиться кое от кого из наших — но это долгая история, да и довольно скучная). Тэверли оказались надолго заперты в собственных чарах, в выжженных землях за Пустыней Смерти. То ещё местечко, доложу я тебе. Вот уж куда я, пожалуй, никогда не сунусь — высохну, и поминай как звали...

— Но что изменилось сейчас? Почему они смогли преодолеть чары?

Атури одобрительно присвистнул и швырнул в Тааль горстью воды — судя по всему, это у него считалось знаком особого расположения.

— А ты не такая дурочка, как я было подумал! Задаёшь верные вопросы... Причин много, и почти все их корни — на востоке, на другой земле. Тэверли ждут знаков оттуда, ждут помощи. Там готовится почва для их возвращения. Это всё, что я могу тебе сказать.

— Как этому помешать? — быстро и почти не задумываясь, спросила Тааль. Она уже кое-что видела и могла предположить, к чему приведёт господство тэверли — здесь или на востоке, среди непонятных "других", когда-то изгнавших почти всё волшебство со своих земель. И уверена она была только в одном: этого нельзя допустить.

Нельзя допустить, чтобы пламя прорвалось через белые врата из её сна.

— Для начала побеседуй с кентаврами и выясни подробности, — деловито велел дух — так, точно это могло принести лично ему какую-то пользу. — В конвое есть один, что говорит на вашем чириканье — ты легко узнаешь его... И помни, что болезнь не истребить, просто сведя с кожи язвы. Надо искать внутри место, где она выросла... Это я о твоей матери, Тааль. Моя вода не поможет ей. Торопись, пока Хаос не пожрал её душу.

Тааль выслушала молча, поражённая. На языке у неё вертелась дюжина вопросов о матери, и она даже не сразу сообразила, что атури назвал её, не представлявшуюся, по имени...

— Погоди! — воскликнула она, заметив, что несносное создание начинает терять очертания, растворяясь в потоке. — Как мне найти конвой? Что с местными майтэ? Как твоё имя?..

— О, у меня много имён, — еле слышно прошуршало в водяной пелене. — Запомни Эоле, Эоле с Алмазных Водопадов... Я помогу тебе, если понадоблюсь. И если буду в настроении, разумеется.

ГЛАВА XVIII

Дорелия. Замок Заэру

Дрогнула рука, и большая капля чернил плюхнулась на бумагу в самом неподходящем месте. Это была сводка налогов с крестьян Заэру за прошлый год, а сумму, которую Ривэн долго и мучительно высчитывал, теперь было совсем не разобрать. Он шёпотом, от души выругался и отложил перо, разминая пальцы: они всё ещё немели с непривычки. Никогда Ривэну не приходилось так много писать и считать, как здесь, в огромном замке лорда Дагала — угрюмой и холодной пещере с башнями (именно так он мысленно величал это место с самого дня приезда).

— Придётся переписывать, — со вздохом сказал он сам себе и, взглянув в окно, где сползал в вечер пасмурный осенний день, не сдержал зевка.

Спать хотелось ужасно: в последний раз он по-человечески выспался... Да нет, наверное, всё-таки до знакомства с лордом. Видимо, быть Когтём и высыпаться — вещи несовместимые. Тем более, если ты при этом ещё и личный секретарь лорда Заэру, кто-то вроде слуги и мальчик на побегушках в одном лице...

Не так давно Ривэн мечтал о доверии и благосклонности лорда, которого как-то незаметно для себя стал обожать (как, собственно, очень многие люди, хотя бы отдалённо лорда знавшие). И это доверие он очень внезапно получил — даже больше, чем мог рассчитывать. Ривэн до сих пор не понимал, почему из всех столичных Когтей лорд привёз к себе в замок только его и Линтьеля, не считая пары здоровяков из личной охраны. А ещё — с какой стати свалил на него, полуграмотного, неуклюжего бывшего воришку без особых мозгов или манер, кучу дел, поручений и документов, которые следовало разобрать, или переписать, или закончить, или привести в порядок... Лорд теперь даже письма иногда писал не сам, а надиктовывал ему, чтобы сберечь время для чего-нибудь более срочного — и несчастный Ривэн потел, пытаясь придать своим каракулям хоть какое-то подобие ясности.

Впрочем, Вилтор ведь ещё в Энторе предупредил его, что всё может так получиться. Сам он остался в городе — по просьбам родителей, которым из-за крыс требовалась помощь в пекарне (а теперь хватало не только крыс, но и тех уродливых чёрных паразитов, будто пришедших из страшных сказок). "Вот увидишь, он захочет тебя испытать, — сказал Вилтор, с размаху хлопнув Ривэна по плечу красной ладонью, когда тот зашёл попрощаться. — Он всегда так делает — тем более ты ему нравишься. Зато, если всё выдержишь, такая жизнь пойдёт — только держись... Вино с тобой у камелька будет пить, как с Линтьелем".

И Ривэн честно старался "всё выдержать". Правда, пока что у камелька с ним никто не пил; погребённый под бумагами и какими-нибудь хозяйственными мелочами, он теперь и видел-то лорда ещё реже, чем раньше. Тот пропадал на замковых укреплениях, которыми занималась команда наёмных строителей, или разъезжал по соседям — обновлял вассальные договоры, следил за наборами рекрутов, продавал, закупал... Частенько принимал послов из Энтора, где ни дня, кажется, не могли без него обойтись, а иногда запирался в кабинете с Линтьелем для долгих таинственных совещаний. Встречались они в основном по вечерам — для отчётов и новых поручений, — да ещё за столом. В первый день в замке Ривэн скромно рвался обедать со слугами (к тому же кое с кем из горничных он был бы не прочь познакомиться поближе), но лорд твёрдо усадил его рядом с собой за длинный стол чёрного дерева. Ривэн сидел как на иголках, каждую секунду ощущая нелепую громадность столовой и мрачность стен, обитых тёмно-зелёной тканью; украдкой он всё время поглядывал на Линтьеля, чтобы не опозориться, но не сумел скрыть постыдного неумения пользоваться ножом и вилкой одновременно. В итоге это был не триумф, а один из худших ужинов в его жизни.

Так что Ривэн только острее чувствовал свою ущербность: получая тревожные донесения из Ти'арга, лорд явно ждал войны с Альсунгом, готовил замок к осаде, а страну — к нападению. Ривэна же заставлял возиться с какой-то повседневной ерундой, скучной и на первый взгляд совершенно бесполезной. Ривэн завидовал пятерым безземельным рыцарям, которые съехались в Заэру по приглашению лорда: они, по крайней мере, могли героически погибнуть в случае чего... Не то чтобы Ривэн мечтал погибнуть, пусть даже героически — совсем наоборот, — но ему хотелось приносить хоть какую-то заметную пользу. Иногда он вспоминал капли крови на щеке Линтьеля, замеченные тогда, ночью — и мрачно размышлял о том, что менестрель явно больше заслуживает всех тех "почестей", что теперь достались ему. Кто знает — может, и ему удалось бы убивать для лорда. Воровать уж точно...

Ривэн вылез из-за стола и, потягиваясь, подошёл к окну. Хрустнули кости, и он с досадой поморщился: так недолго превратиться в ворчливого старикашку с испорченным зрением, гниющего в книжной пыли... Он тосковал по ветру, городским улочкам и просёлочным дорогам, по весёлой и беззаботной жизни, полной опасностей. Он завидовал даже крестьянам, что гнули спины в полях — всё лучше, чем торчать здесь, в тесной гостевой спальне на самой верхушке башни, где каждая мелочь осточертела...

Как и во всём замке, в предоставленной ему комнате не было ничего лишнего, а каждая вещь прямо кричала о своей дороговизне — но всё было старым, чудовищно старым, пыльным, скрипучим, рассыхающимся или ржавеющим. Лорд Заэру определённо гордился этим, как свидетельством древности своего рода, но Ривэну не нравилось в этом каменном мешке, совсем не похожем не дворец в Энторе. А неудобные узкие лестницы со сквозняками, воющими в коридорах по ночам, и вовсе нагоняли на него тоску.

Но Ривэн привык во всём искать плюсы, тоску же считал прибежищем девушек да женоподобных придворных щёголей. Например, ему нравился вид из окна — окрестные поля, ров с подъёмным мостом, три кольца стен, с высоты похожих на позвоночник убитого чудища... Рассеянно постукивая пальцами по подоконнику (он недавно перенял этот жест, неосознанно подражая лорду), Ривэн смотрел, как копошатся строители — подвозят тачки камней, разводят раствор, подновляют кладку... Несколько раз за эти дни он видел, как Линтьель уходил к стенам в одиночестве и проводил там по несколько часов, ворожа над камнями. Возвращался менестрель бледным и каким-то выпитым — взглянуть жалко. Точнее, было бы жалко, если бы он чуть меньше злил Ривэна.

Лорд готовится основательно, что и говорить. Ривэн знал, что по всему королевству происходит примерно то же самое — а первые отряды северян, судя по письмам лорду, только на днях переступили ти'аргскую границу.

Ривэн никогда не видел войны — и, представляя стрелы из вот этих бойниц и потоки кипящего масла с вот этих стен, чувствовал лишь приятную горячку, как бывало раньше при виде чужого кошелька. Он нисколько не сомневался, что ни один враг не страшен Заэру, как и Дорелии. По крайней мере, пока жив лорд...

Но тут Ривэна посетила другая мысль: кое-кому опасность всё-таки грозит. Леди Синне. Он поёжился от пробравшего холодка и отошёл от окна — так, словно она могла видеть, что он таращит глаза на окрестности вместо того, чтобы заниматься делом.

— Прекрати, — зло приказал себе Ривэн, возвращаясь к счетам. — Прекрати думать о ней, самонадеянный ты идиот.

Леди Синна — вовсе не такая красавица, как утверждал тот портрет. Похожая на лукавую лисичку — острые локти, острые черты лица, отцовская линия скул и высокий лоб, отцовские чёрные глаза, до дрожи чёрные... И копна рыжих, как пламя, волос, рушивших своей густотой любые замысловатые причёски. С первого дня в Заэру Ривэн утратил покой, поймав её насмешливый, прищуренный взгляд. Он повторял себе, что дочь лорда для него не может быть никем, кроме существа из другого мира — мира людей благородной крови, которым пристала бездельная и почётная жизнь. Но какой-то вкрадчивый голосок в голове днём и ночью нашёптывал: "Неправда, неправда, приглядись повнимательнее — разве она похожа на тех придворных кукол из Энтора? Она такая же, как ты; что для неё и тебя значат эти глупые правила?" Действительно, в леди Синне чуялось что-то совсем не замковое, не аристократическое — что-то от Когтей и воров, от ночных погонь, от блеска старого золота.

И Ривэн избегал её, приходя в отчаяние от каждой колючей фразы — а таких фраз уже немало досталось на его долю... Синна эи Заэру, со своим не женским умом, вообще любила критиковать и высмеивать — а отец только поддерживал этот талант, души не чая в своей строптивой дочурке. Разговоров в привычном смысле у них, собственно, ни разу и не было: Ривэн просто не мог отвечать ей — впервые в жизни не мог отвечать особе женского пола. О чём бы ни шла речь — о планах нового короля Альсунга (в которые лорд Заэру преспокойно посвящал дочь, чем сначала поражал Ривэна) или о вкусовых качествах гуся на ужин, — Ривэн краснел, бледнел, скрёб затылок и скрывался за первым поворотом, пробормотав что-то невразумительное. А потом запирался в комнате и тихо себя презирал.

Ривэн припомнил, как Вилтор уверял его, что лорд везёт его в Заэру для пополнения личной охраны леди Синны. Невесело усмехнувшись, он покачал головой — вот что ему точно не светит... И, наверное, это к лучшему. Он даже вообразить боялся, каким ничтожеством выглядит в её глазах.

Особенно по сравнению с Линтьелем. Будь проклят этот кезоррианец с его холёными ногтями и сладким голосом... Вот с кем она рада поворковать, причём с полного одобрения батюшки.

Ривэн сердито затряс головой. Нет, так не годится. Он может что угодно думать о капризной рыжей девчонке, но это не повод сомневаться в милорде. Милорд знает, что делает. Скорее всего, он давно обручил её с каким-нибудь придворным аристократом или рыцарем — а как же может быть иначе?.. Не выдаст же он её за менестреля, в самом деле. Да и вообще — какое ему дело, за кого выдадут замуж Синну эи Заэру?! Он бы отказался от такого подарочка, даже если бы предлагали...

Уверившись в своих мужестве и независимости, Ривэн снова погрузился в расчёты.