| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Колумб укрыл свои каравеллы в ночь на 30 июня в одной из бухт южного побережья Эспаньолы, но у трех судов из четырех оборвало якорные канаты, и "Сантьяго-де-Палос" выбросило далеко в бушующее море. Только через три дня флотилия собралась в бухте Аоуа, которая была предусмотрена как место встречи после урагана. Все корабли отделались легкими или средними повреждениями.
Защищенную сушей стоянку матросы используют для ремонтных работ, а также для рыбной ловли. Им удалось загарпунить гигантского ската, который долго таскал лодку за собой, пока не умер от ран. Потом, опять во власти свирепых стихий, каравеллы, как строптивые кони, поворачивают на Ямайку, где их поджидает другая, не менее опасная погодная крайность — штиль.
Неманевроспособную флотилию, предоставленную на произвол североэкваториального течения, выносит к Хардинес-де-ла-Рейна — "Садам Королевы" у южного побережья Кубы. Здешние мели вызывают у моряков страх, хуже чумы: здесь легко можно разбиться о рифы или сесть на мель. Но все-таки самое худшее для испанцев миновало — в конце месяца поднимается северо-восточный ветер, и через несколько дней флотилия уже находится у северного побережья Гондураса.
Через некоторое время моряки встретили управляемое двадцатью пятью гребцами каноэ, которое было загружено изделиями неизвестной испанцам культуры. Испанцы увидели металлические топоры, деревянные мечи с лезвиями из обсидиана, прекрасно вытканные пончо и покрывала. С удивлением наблюдали европейцы, какое большое значение индейцы придавали зернам какао. Испанцы, конечно же, не знали, что все эти товары принадлежали индейцам майя. В середине лодки под куполообразным навесом из пальмовых листьев восседал человек, который, можно сказать, неосознанно изменил ход истории. На вопрос, откуда золото, он указал на восток и тем самым оградил на некоторое время империю майя от виселиц, которые последовали в 1517 году во время первого торгово-грабительского похода Фернандеса де Кордовы на Юкатан.
Значит, на восток! В середине августа Адмирал, окруженный сотнями почти обнаженных индейцев чичаица, вступает во владение неизвестным материком. Местные жители имеют более темную кожу, чем встреченные ранее, раскрашивают тело и лицо черной и красной красками; они имеют дыры в мочках ушей, растянутых почти до размеров яйца, — обычай, увековеченный кажущимся сегодня непонятным названием "Costa de los Orejos" — "Побережье Ушей".
Во время дальнейшего пути каждую милю приходится преодолевать упорным лавированием против ветра и течения. Мокрые днем и ночью, лишенные сна из-за постоянных укусов москитов, совсем без горячей еды, проделывают испанцы путь до мыса Грасьянс-а-Дьос — "Благодарение Богу" и достигают его после полуторамесячной одиссеи 12 сентября. С каким рвением высказывается эта благодарность, доказывают полные отчаяния слова Колумба:
"Я боролся 60 дней... и в конце концов выиграл не более 70 лиг. В течение всего времени я не зашел ни в одну гавань. Я и не хотел и не мог этого сделать из-за шторма с его беспрестанными смерчами, ливнями и молниями, такими, что казалось, наступил конец света. Так я достиг мыса Грасьянс-а-Дьос, и здесь бог послал мне хорошие ветры и благоприятные течения. Это случилось 12 сентября, а до этого страшная буря продолжалась двадцать восемь дней, и мы не видели ни солнца, ни звезд. Корабли дали течь, паруса были порваны, якоря, канаты, лодки и большая часть припасов пропали. Команды были удручены и подавлены, многие обратились к богу, и не оставалось никого, кто не дал бы обета или не обязался совершить паломничество... Многие, часто те, кого мы считали наиболее сильными духом, впали в уныние... Боль за сына, который сопровождал меня, терзала мою душу, тем более что в нежном тринадцатилетнем возрасте ему пришлось претерпеть большие страдания и им не видно было конца. Но господь наделил его таким мужеством, что он находил в себе силы подбадривать других и вел себя, мне на радость и утешение, так, как будто он уже лет восемьдесят плавает по морю. Я был болен и близок к смерти.
Из небольшой надстройки, которую соорудили на палубе, я направлял ход корабля. Брат мой находился на самой плохой и ненадежной каравелле. Это доставляло мне неизмеримые страдания, ибо я уговорил его ехать со мной против его воли. Обо мне самом я вынужден заметить, что мало пользы принесли мне двадцать лет службы, проведенные в трудах и опасностях, так как в Кастилии у меня нет в собственности даже кирпича. Если я захочу есть или спать, мне придется искать убежище в корчме или таверне и зачастую у меня нет денег, чтобы уплатить по счету. К одной печали присоединилась другая, низвергла меня в пучину и определенно хотела разорвать мне сердце — меня лишили чести и состояния. Сейчас я больше всего печалюсь о Диего, моем сыне, которого я безнаследным сиротой оставил в Испании".
Было бы неразумно принимать строки, написанные на грани отчаяния и смерти, за чистую монету. Тот, кто их пишет, — человек состоятельный, который непременно имеет при себе деньги для оплаты счетов. И дон Диего остался не "безнаследным сиротой", а процветающим пажем при дворе Изабеллы.
Наконец, от мыса Грасьянс-а-Дьос можно плыть с попутным ветром, но невезение, кажется, следует по пятам. В середине месяца заметили широкое устье реки. Адмирал стал там на якорь и послал матросов за дровами и питьевой водой. На обратном пути внезапно поднялся свежий ветер, и одну из лодок перевернуло на баре. Два человека погибли. Место происшествия, случившегося где-то между Уа-Уа и Рио-Гранде, он назвал "Rio de los Oleastres" — "река Злосчастий".
Приплыв к побережью страны, названной сегодня Коста-Рика, Адмирал решил наладить более близкие контакты с индейцами. Люди здесь, так он считал, были "злыми колдунами. Они отдали бы весь мир только за то, чтобы я через час уже убрался оттуда". Когда ему на борт доставляют двух девочек в возрасте приблизительно семи и одиннадцати лет, чтобы таким способом расположить к себе бледнолицых незнакомцев, Колумб велит их одеть, увешать безделушками и вернуть на берег. И все-таки нельзя сказать, что ему удалось заручиться в полной мере доверием своих хозяев поневоле, так как в то же самое время он велит изловить двух индейцев, один из которых будет ему служить лоцманом, а другой — толмачом. Туземцы приносят выкуп — молодых поросят пекари, Колумб охотно их принимает, но никаких ответных действий за этим не последовало.
Один из поросят спустя некоторое время стал "героем" отталкивающего инцидента, метко характеризующего жестокость испанцев. Колумб счел его достаточно примечательным, чтобы описать Фердинанду и Изабелле: "Стрелок из арбалета уложил зверя, который был похож на кошку, но очень-очень большую и имел лицо как у человека. Стрела пронзила его насквозь от груди до хвоста, но он был настолько живуч и свиреп, что ему пришлось отрубить руку и ногу. Когда поросенок его увидел, вся щетина у него стала дыбом и он умчался прочь". По приказу Колумба поросенка-пекари поймали и подтащили поближе к изуродованной обезьяне. "Несмотря на то что крупный зверь был смертельно ранен и стрела торчала в его теле, он тут же схватил поросенка, обмотал его пасть хвостом и крепко-накрепко сжал. Рукой, которая, у него еще оставалась, он стал душить поросенка, вцепившись в его шею, как в злейшего врага. Эпизод показался мне новой, весьма занимательной сценой охоты, поэтому я описал его". Справедливости ради нельзя умолчать о том, что Колумб сейчас, как и раньше, проявляет большой талант наблюдателя. Он описывает неизвестных животных и птиц: "гигантские куры с перьями, как шерсть" — индюки; олени, дикие свиньи — пекари; неудачно названные морскими свинками грызуны — капибары; ягуары и встреченные уже в районе перешейка аллигаторы, "которые выбирались на берег для сна и распространяли запах, будто они поглотили весь мускус мира". Растительность здесь пышнее и разнообразнее, чем на Антилах. Пальмы самых причудливых форм и не известных до сих пор видов, сейбы с толстыми стволами, могучие деревья ценных пород с корнями, как присоски, и все переплетено лианами, между ними — белые, лиловые, пурпурно-красные орхидеи.
Великолепие природы глубоко трогает, поэтому не удивительно, что Адмирал приходит к выводу о близости Золотого Херсонеса (полуостров Малакка). Тем более, что 7 октября он и его спутники ступили на берег лагуны Чирики, где доверчивые индейцы предложили им не только дары природы, но и много золотых украшений. Здесь Адмирал получил сведения о империи Сигуаре — указание на процветающую на территории Гватемалы, Гондураса и Юкатана культуру майя:
"Они говорят, что там золота без счета и жители носят в тех местах золотые короны как украшение на голову и тяжелые золотые браслеты на руках и ногах, они инкрустируют золотой мозаикой стулья, сундуки и столы... Все здешние жители утверждают в один голос одно и то же, и я был бы счастлив, если бы это было хотя бы на десятую долю правдой. Также там всем известен перец. В Сигуаре торговлю ведут на рынках и ярмарках. Об этом мне рассказали во всех подробностях и показали, как там ведется меновой торг".
Кроме того, в империи Сигуаре есть будто бы конники в латах и снабженные пушками корабли. В который раз Колумб неправильно истолковывает жестикуляцию собеседников:
"Они передавали, что море омывает другую сторону Сигуаре и оттуда десять дней пути до реки Ганг. Мне кажется, те земли [Сигуаре] находятся по отношению к Верагуа [северо-запад сегодняшней Панамы] в таком же положении, как Тортоса к Фуэнтарабии или Пиза к Венеции".
Сведения о Тихом океане, по миропредставлению Адмирала, о Бенгальском заливе, возродили его планы, которые нам поведал Андрее Бернальдес. Колумб принял решение
"обогнуть Золотой Херсонес по уже известному старому морю [Индийский океан], проплыть мимо Тапробане [Шри Ланка] и следовать в Европу или морским путем, обогнув южный мыс Африки, или вернуться назад сухопутным путем, причем продвигаться через Эфиопию, Иерусалим и гавань Яффа".
Однако с большим сожалением следует заметить, что жажда золота одержала верх. Проблема поиска пролива на запад исчезает из записей, и Адмирал преследует только одну-единственную цель — установить, откуда взялось золото, из которого сделаны индейские украшения. Согласно указаниям о золотых рудниках, испанцы следуют на восток. В заливе Москитос их застает сезон дождей, сопровождаемый штормовыми северными ветрами. Побережье — узкая полоска песчаного пляжа, переходящая в поросшую непроходимыми лесами местность, а дальше — в лесистые, испещренные расщелинами горные цепи, — порой оказывается угрожающе близко. Убежище находят в Пуэрто-Бельо — "Прекрасной гавани", названной так в честь ее очень плодородного берега. Потом огибают Пунту-Мансалину и сразу вынуждены искать укрытие в "Puerto de los bastimentos" — "бухте Провизии". Спустя несколько лет она станет известна как Номбре-де-Дьос (гавань Господня) — место начала испанских сухопутных походов через Панамский перешеек.
Наступило напряженное время для плотников. Все четыре каравеллы носят такие отчетливые следы работы червей-древоточцев, что и в этом отношении стремление Колумба к открытиям встречает препятствие — уже не может быть и речи о кругосветном плавании. Пока ремонтируют каравеллы, спутники Колумба, как сообщает Фернандо, предаются весьма приятному времяпрепровождению. Всегда, когда появляется каноэ, а его седоки при приближении испанцев от страха прыгают в воду, те начинают часами преследовать тонущих индейцев, до тех пор пока игра не надоедает. Несмотря на запрет Адмирала, многие пробуют силу своих арбалетов на местных жителях, вымогают у безоружных индейцев золото, совершают "тысячу других выходок", так что Колумбу приходится "утешить" выведенных из себя туземцев корабельными пушками.
Преодолевая частые штормы и смерчи, корабли с трудом крейсируют из бухты в бухту почти до Пунты-Сан-Блас. Здесь разверзся ад, который может убедительно описать только тот, кто его пережил:
"Девять дней я плыл как потерянный без надежды на жизнь. Ни разу я не видел такого жутко вспученного моря, таких высоких волн, такой сплошной пены на гребнях. Ветер препятствовал любому приближению к берегу, и не было ни малейшей возможности укрыться за каким-нибудь спасительным мысом. Так плыл я по свирепому морю, которое походило на расплавленную кровь и кипело, как в котле над большим огнем. Никогда небо не выглядело столь грозным, день и ночь пылало оно, как горн, и молнии извергали пламя с такой силой, что я каждый раз всматривался, на месте ли мачты и паруса. Мы все считали, что корабли пойдут ко дну. Вода лилась с небес не переставая, казалось, начался второй потоп. Люди были так истомлены, что грезили о смерти, чтобы мучениям настал конец".
Бушующее море соединялось крутящимися столбами с черными, низко нависшими тучами и неистово обрушивалось на каравеллы. Люди сгрудились на палубах и молятся: они на волосок от гибели. Раскаты грома раздаются так часто и так громко, что Адмирал принимает их за сигналы бедствия, которые подают из пушек корабли флотилии, находящиеся рядом.
Вслед за бурей наступают два дня полного безветрия. Матросы ловят рыбу. Им удалось выудить лишь двух акул, которых сразу же съели, несмотря на отвращение, так как "корабельные сухари от жары и влажности так кишели червями, что, бог тому свидетель, я видел многих, которые дожидались темноты, чтобы съесть сухарное крошево, не видя червей. Другие настолько притерпелись к червям, что не выбрасывали их. Если бы они были до такой степени брезгливы, то, похоже, им вообще нечего было бы есть" (Фернандо Колон).
Вновь разразился шторм, и Колумб, отчаявшись, ищет защищенную стоянку. Он находит ее 6 января 1503 года в устье реки Белен (Вифлеем) на берегу Верагуа.
На сей раз случай привел испанцев в нужное место: Белен и соседняя ниспадающая с плоскогорья параллельная ей Верагуа протекали через галечные породы, богатые золотом, и в их руслах было много сверкающих фетишей.
Верагуа
В течение ближайших дней постоянно низвергавшиеся с неба смерчи не давали покоя экспедиции. Река вышла из берегов, всевозможный наносный материал и песок размытых мелей начали забивать и без того узкий Проход устья реки. Это обстоятельство пока никого не беспокоит. Колумб и его спутники рассчитывают снискать благосклонность местного индейского касика Кибиана и уверены, что тот окажет им любую необходимую помощь. Испанцы здесь пробудут долго, — ведь у индейцев этих мест есть не только различные золотые статуэтки и украшения, но и маленькие слитки золота.
Только 6 февраля погодные условия позволяют предпринять экспедицию в глубь страны. Шестьдесят восемь испанцев под предводительством Бартоломе Колумба, сопровождаемые местными проводниками, отправились на первую разведку золотых месторождений. Они попали в настоящее чистилище. Весь день и всю ночь Бартоломе и его спутники пробираются через зелено-сумеречные, мрачные и знойные дебри, то и дело цепенея от душераздирающих криков неизвестных хищников. С крон деревьев на них падают пиявки и улитки, их слизь оставляет теле кровоточащие, ноющие рубцы; муравьи вгрызаются своими твердыми челюстями в политые потом спины. Через одну и ту же реку пришлось переправляться сорок два раза; вязкая трясина грозит поглотить закованных в латы испанцев. Люди совершенно измучены, но в этом зеленом обиталище погибели и безумия можно спастись от миллионов крохотных мучителей только непрестанным движением. Наконец в первой половине следующего дня достигли местности, покрытой галькой, куда река, текущая с гор, выносила золото. Ножами и голыми руками извлекли искатели приключений из болотистого грунта буквально в считанные часы многообещающее количество золотых крупинок. Как скоро выяснилось, это было даже не самое богатое месторождение. Хитроумный Кибиан велел вывести пришельцев на территорию другого племени, чтобы они там набивали свои сумы, а может быть, он рассчитывал, что европейцы впутаются в желанное для него столкновение с его врагами.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
