Порубежье

— Хорошую ты вещь придумал Алёша, тесть, пока шла торговля, мне не мешал, но его незримое присутствие удерживало народ от споров, склок и скандалов.— Раньше, пока наст не окрепнет, далеко в лес не ходили, а сейчас хоть к морю идти можно. Там белая лиса живет, и можно добыть морского зверя. Мясо так себе, рыбой пахнет, а шкура красивая и крепкая.

— Надо вам лошадок сюда завезти, Сделаем лёгкие сани, запряжёте коняшку и по льду реки, до моря и обратно. Но для лошади тоже сарай нужен. И кормить её зимой надо, овсом да сеном, А, это косы, поле, орало, зерно. Менять надо жизнь. Вылезать из землянок на свет. Поехали весной ко мне. Увидишь внуков, обрадуешь Любаву, посмотришь, что я построил за год, увидишь, как живут твои родичи. Может понравится, и у себя такое заведёшь. Я помогу инструментом, людьми, которые научат твой род строить дома. Мне нужно "Речное зерно", меха белой лисицы, морского зверя, волчьи, бобровые, ну и медвежьи шкуры. За это у меня сможете купить лодьи, инструмент, оружие, наконечники. Вот смотри, это называется самовар, вот так его разжигают, вот сюда заливают воду, вот так он закипает, Слышишь? Засвистел. Наливаешь в кружку отвар листьев малины и других полезных трав, пьёшь и наслаждаешься жизнью.

— Подаришь?

— Тебе подарю, если хочешь, этот. А если поедешь со мной, то получишь новый. У меня в Алёшино, их кузнец на продажу делает.

— И сколько речным зерном ты за него берёшь?

— Много, столько же, сколько стоит большая лодка.

— А что ты с зерном делаешь?

— Пока не знаю, я случайно его нашёл, и оно мне понравилось. Буду думать, что с ним делать дальше. Его, для начала надо перебрать, по цвету, по величине. Придумаю. Вот смотри, — я показал ему связку раковин, — Это деньги, за эти бусы тоже можно купить товар, чем наше зерно хуже?

— Наше зерно мельче, отвечал вождь, его больше уйдёт на бусы. А что можно купить за эти бусы? Вождь исподволь выпытывал у меня курс валют и цены на товары.

— Нуу, может чашку, миску, и кубок из дерева.

— Хорошая цена, одобрил тесть. У тебя ещё такие бусы есть?

— Тебе— то зачем, вроде я подарил твоей жене, посуду.

— Э, это старая жена, у меня есть молодая, ей бы бусы понравились.

— Так бы сразу и сказал, что для дела. Есть у меня бусы. Сколько у тебя жён?

— Молодых?

— Ну да.

-Три, на пальцах показал вождь.

— По три нитки бус на каждую хватит?

— Хватит и по две, а на три остальные я ещё себе жену возьму. Девок в племени много, просто беда, воинов не рожают бабы. Поможешь нам?

— В чём?

— От тебя должны получиться великие воины, Род тебе будет благодарен.

— Эх, гулять так гулять! Но у меня три условия.

— Какие?

— Дети, родившиеся от меня, должны будут взять в жёны дев из других племён. Это обязательно, иначе кровь перемешается внутри племени и испортится.

— Это мы знаем. Жрец, проследит.

— Мне нужна отдельная чистая землянка, еда, пиво, и что бы девки перед встречей со мной хорошо мылись.

— Будет и это.

Как там пела Пугачёва, про режим с гигиеной? Так вот, я вёл себя как "настоящий полковник". Дым из очага под потолком, широкое ложе устланное шкурами, сок перебродившей голубики с мёдом отлично заменили мне пиво, девушки и молодые женщины, меняли друг друга незаметно, да я особо и не следил за этим. К концу второго месяца работы по улучшению генофонда племени я сильно похудел, одежда болталась на мне как на вешалке, к тому же порвались струны у гитары. Я понял, это как знак судьбы и прекратил этот "разврат".

— Молодец! Одобрил мой труд вождь,— пять десятков баб понесло от тебя. Как ты? Не сточил корешок? Лебеди, что то осталось?

— Смеёшься? Нет чтобы помочь мне.

— Чем я тебе мог помочь? От меня тоже, только девок, бабы рожают. Теперь вот подожду сыновей от жен. Все три были с тобой, даст бог, все три родят мне сыновей. В оставшееся до ледохода время мы сходили на охоту, потом я, прорубив в довольно толстом льду лунку порыбачил, чем снова удивил племя, моему примеру последовали старики и дети, свежая рыба появилась на столе племени.

— Одна польза от тебя, — сказал тесть, — давай на следующую зиму опять приплывай.

— Ну, на следующую вряд ли, дома работы много. Это я в этот раз уплыл, у меня терем не готов был, Любава меня из дому выгнала, чтобы я сыновей своим топотом не пугал. Кстати не исключено, что и ваших дев двойни родятся. У Кожемяк в роду во всех поколеньях двойни.

— Это был бы дар небес! У нас двойни приравнивают к божьим детям, в смысле им покровительствует бог. А если их родится много в племени, то значит и всему племени. В этом году ранний ледоход, а значит, и паводок будет большим. Переждём его и поплывём с богом, я возьму с собой людей, сколько ты сможешь взять с собой в лодью?

— Человек пятнадцать, как раз хватит тебе пригнать её обратно.

Как и задумывал, удалось выменять довольно много отличного меха, за оставшуюся металлическую мелочёвку. Подождав ещё пару дней после схода паводка, мы спустили шитик на воду, ещё пару дней он простоял в воде, а мы осматривали дно и борта на предмет течи. Наконец дерево разбухло, течи законопатили, увязали меха, погрузились и отплыли. Двойной экипаж позволял чаще менять гребцов, при попутном ветре, мы учили их ставить паруса, поэтому до Алёшино, мы добрались дней за двадцать.

Едва шитик, показался из-за последнего поворота, как до нас донёсся звон колокола. Караул, знал своё дело туго. Я представил себе, как посыльной уже бежит к дядьке с докладом, а тот отдаёт команды к сбору полусотни лучников и занятия обороны. Тем не менее ещё около часа мы боролись с течением и наконец оказались в затоне, ещё сотня гребков вёслами и форштевень мягко ткнулся в песчаный берег.

— Надо причал сделать и сходить с корабля как белому человеку, не замочив ноги,— подумал я. Нас, узнали, из-за близстоящих деревьев показались воины, затем подбежал дядька весь в броне, холопы, челядь, и наконец, Любава. Бросилась мне на грудь с разбегу, визжа от радости. Девчонка девчонкой, несмотря на двух детей. Я тоже по ней соскучился, хотя и улучшая генофонд племени не часто о ней вспоминал. Наконец все перездоровались, и я, подхватив Любаву и тестя прошел, к себе на подворье. Терем мой был готов, но не обжит. На вопрос, — Почему? Мне ответили,— как же без хозяина, без хозяина нельзя. Подворье наконец было очищено от лишних деревьев и кустарника. Ещё уезжая, я приказал оставить только самые старые и красивые деревья, остальные пустить на доски или дрова, приказ выполнили и даже перевыполнили, между постройками были настелены тротуары.

— Что ж, хозяин приехал. Заселяемся. Проходи, тестюшка. Взошли на крыльцо, прошли небольшие сени, открыли двери и оказались в каминном зале. Что сказать? Шикарно! Камин, лосинные рога на стенах, длинный и широкий стол, на столе самовар. Мой стул во главе стола и стулья чуть проще вокруг него. Тесть обалдел. После, тёмной дымной землянки, увидеть такую "роскошь" это практически побывать в приёмной у бога.

— Это ещё что? Пойдём на второй этаж, там должно быть ещё лучше. Поднялись по лестнице, точёные балясины, шлифованные перила, строганные ступени, всё это удивляло немолодого главу племени всю жизнь прожившего в крытой ветками яме. Снова дверь и вот мы входим в ещё одну комнату. Кровать, стол, пара стульев, кресло. На полу медвежья шкура, на стене оружие. Окно и рядом ещё одна дверь — выход на балкон. Вышли на него, опёрлись руками на перила и поглядели с высоты на открывающуюся панораму. Ля-По-Та! Справа и слева стояло ещё по одному крылу терема.

— Справа Любавин, слева гостевой, там ты будешь жить, когда будешь наезжать в гости. Пошли вниз, надо отдать пару распоряжений. Спустились, и я, поймав кого— то из мельтешившей челяди велел позвать Любаву. Та не замедлила явиться, да не одна, а с тёткой и двумя няньками, которые несли моих сыновей. Близнецы весело гугукали пускали пузыри слюней и смешно дёргали ножками. На тестя, они особого впечатления не произвели, я понимал его, внуков или внучек у него, при той вольности нравов, что царили в племени не один десяток.

— Любава, организуй ка нам баню, ужин и пиво с копчёной рыбкой. Баню сейчас, ужин , пиво, старейшины, вечером. Дет сад, вместе с няньками тихо испарился, а мы спустились в каминный зал. Там я подошёл к камину и так как, на улице ещё было прилично свежо, а в доме, откровенно холодно, то поджог дрова, сложенные в нём. Труба высокая, тяга отличная, и вскоре тепло начало распространятся по залу. А я повёл тестя в баню. попарил, отхлестал вениками, снова попарил, заставил прыгнуть в реку, и сова согрел горячим сухим паром. Сидя в "комнате для утех" он подмигнул мне и сказал,

-Так ты и дома помогаешь девкам сыновей рожать.

— Ну не с таким размахом как у тебя, но бывает, скромно ответил я. Отдохнув, мы потихоньку пошли в терем, где стол стал заполняться едой, а зал людьми. Все подходили ко мне, кланялись, и желали по — русскому обычаю здоровья и долгих лет жизни, потом проходили к столу и рассаживались в уже привычном, им порядке. Тестя я посадил рядом с собой, оказав ему ответную честь гостеприимства оказанного мне в его становище.

— Сначала, давайте поужинаем, дела после,— обозначил я регламент. Мы то, с тестем практически месяц питались подножным кормом и поэтому мели со стола наперегонки. Наконец отвалившись от стола, я подождал, пока с него соберут остатки пиршества, сказал,

— Слушаю доклады, коротко, самую суть. Устал с дороги, поэтому, завтра каждый отчитается мне отдельно, готовьтесь.

Встала Надежда, как самая авторитетная,

— Вождь! В Алёшино всё хорошо. Голодных, заболевших и умерших нет. Всё и все работают, со дня на день ждём купцов за товаром. Отдыхай. И все, тихо попрощавшись, ушли. Тестя увели в гостевой домик, приставив к нему челядинца, чтобы тот указал что где и куда, а я поднялся к себе в кабинет, добрёл до кровати, с трудом разделся, заполз под тёплое одеяло, и уснул, как в бездну провалился.

Бомм! Утро.

Началось как обычно, так как я завёл с первых дней в Алёшино. Короткая разминка, отжимания, приседания, махи руками и ногами, подъём тяжестей. За штангу у меня было бревно, развилку которого пришлось слегка обтесать для хвата двумя руками. Затем пробежка до берега и прыжок в воду, да холодная, но я не собирался там плавать. Топориком туда и винтом оттуда. Растёр тело докрасна куском полотна, оделся и за стол, где меня ждала кружка молока. Первым вошёл дядька, поздоровались, обнялись.

— Восемь месяцев тебя не было Боярич, а как будто восемь лет прошло. Начал свой доклад мой сотник. Вроде и всё поставлено и ясно, ан, нет хозяйского пригляду, и дела делаются вкривь и вкось, на доскопилке, Добродеевы люди заправляют, доску сразу в крепость везут, железные поделки тоже. У нас остались только станки да верёвки. Хотел Добродей в тереме твоём новом поселиться, да я ему напомнил, што ты за шесть сотен шагов маху не дашь. Он и мне угрожал, да не воеводиным именем, а княжьим словом. Нельзя тебе Алёша, хозяйство без догляду своего оставлять. Утром его доглядчик уже в крепость уплыл. К обеду жди гостей.

— Как твои лучники ? Готовы ли?

— За две сотни шагов, в личину попадут, далее хуже пока.

— Ну, пока нам и этого хватит. Мы с тобой в случае чего начнём издали, они подумают, что нас двое, подбегут поближе, вот тут то мы их и покрошим.

— А кто они?

— Да без разницы, тати ли, Добродеевы ли наёмники, все, кому халявы захотелось. Сей час выходишь и пробуешь собрать своих стрелков.

— А чего там собирать, у нас уговорено, набатный бой колокола, сбор с оружием на твоём подворьё.

— Тогда, бей тревогу дядька. Минут через десять, колокол ударил набат, и на подворье стали появились молодые воины. Все вооружены луками, за поясом топорик и боевой нож. Ещё через полчаса племя стояло передо мной, ожидая приказаний.

— Женщины и дети! На дальние хутора! Надежда, отвечаешь головой, собрать с собой еду и одежду. Уходите!

Воины! Я узнал, что плодами наших усилий захотели воспользоваться, те, кто посчитал нас слабыми. Но они просчитались! Я установлю здесь порядок ! Раз и навсегда! Три десятка воинов отправятся на доскопилку, и повяжут всех, кто там есть под угрозой смерти. Вязать, но не убивать. — Дядька скомандовал, и три десятка убежало в сторону доскопилки. В это время прибежал дозорный с вышки с докладом о том, что со стороны крепости плывет десяток челнов с воинами.

— Началось дядька. Что-то тут не так, не стал бы дед меня имущества лишать.

— Так сейчас и узнаем Боярич, чай не в гости к нам оружно и в броне плывут.

— Как встречать будем?

— А пусть к берегу пристанут, когда высаживаться начнут, вот тут мы их и ущучим, самый поганый случай, когда в воду глядишь куды ногу ставить, штоб значить не замочится или меж камнями её не сломать.

— Давай дядька, ты их поспрашивай, чего они оружно у нас ищут, если мне ответы ихни не понравятся, я супротивного тебе говоруна, в глаз стрельну. Скажи им, что сотня лучников за твоей спиной, что ежели не бросят оружие, то все лягут тут на берегу. Я то, с воеводой родич, не мог он со мной так поступить, значит в крепости бунт, если с моих родственников хоть волос упал, виновные сядут на кол, независимо от возраста, заслуг, и чина. Воеводство в княжьей грамоте отписано воеводе Палею и его потомкам, навечно. И не бойся, я слежу за ними, но сторожись подлости, и к себе близко не подпускай. Давай дядька! Мы их уделаем! Все за мной! На берег не выходить! Прячемся в зарослях тальника. В случае чего, по моему кличу, разом, три стрелы, одну за другой по врагам бей! Да не в грудь стреляйте, там броня, цельтесь либо в лицо, либо в ноги. Ко мне подошёл тесть и его люди.

— Кто твой враг молодой вождь?

— А вот скоро узнаем, но кажется мне, что дед мой либо захворал, либо умер, и кто — то хочет занять его место. Я даже догадываюсь кто это. Зря это он затеял, я не отдам просто так, первому попавшемуся проходимцу свои труды. Смотри, как мы воюем. Тем временем, челны подошли вплотную к берегу, на котором одиноко стоял дядька, чуть сбоку и сзади, метрах в десяти, стоял я, а правее и левее мои лучники.

— Чего надоть соседи? С какого перепугу оружно?

— Тебя не спросили! Воевода преставился, теперь за воеводу Добродей, требует головой Алёшку Кожемякина сына, на суд и спрос. Коли доброй волею не пойдёт, повяжем как пса! И поведём его и евонную су.. Стрела торчащая из глаза говоруна не позволила ему договорить.

— Ишо, кто чего скажет про боярича Алёшу Кожемяку? Вы же знаете, што воеводство на Кожемяку отписано и его потомков. Што рази Добродей потомок, да он как бы, не старше Палея был.

— Да што мы его слушаем робяты! Он бояричев пёс нам зубы заговаривает, пока щенок... стрела опять прервала речь и жизнь очередного сквернослова.

— Да их двое! Айда робя! В жилу, в кровь, всех на меч! Толпа воинов, видя перед собой одинокого защитника, прикрыла головы и грудь щитами шагнула из челнов на берег.

— Разом! Бей! Бей! Бей! Три сотни стрел в упор, это вам не фу фу! Получив по стреле в ногу, толпа приоткрылась, следующий залп, выкосил половину, третий добил бежавших к челнам подранков и уцелевших от первых двух.