— Цыц! — Проорал уже бурчащий животом Талик: демон традиционно объединился с оборотнем и давил мага. — Пока едем через лес! Я сказал!
И сказал вслух, чем опять некстати взбодрил остроухого конвоира.
На самом деле, лес и комары Талику порядком надоели. Орки... Орки могли бы и не быть такой уж страшной проблемой. Что у него красть? Меч уполовиненный, косуху и штаны графа Толстого? Да он сам отдал бы, а потом еще и сказочку им предложил послушать... на ночь. Но Наль с Баськой пока никуда не делись. Эльф с него глаз не спускал, и этот взгляд Талик чувствовал и лопатками и всеми магическими перепонками на крыльях.
Пешие хоббиты, которых писатель Золотов к середине дня перекрестил в пешехоббитов, страшно тормозили продвижение. Вместо бодрой рыси по хорошей дороге приходилось тащиться со средней "пешехоббитской" скоростью. Да еще к полудню зарядил дождь, мелкий и противный, и продлился до вечера. Дорога почти сразу превратилась в непролазную грязь, из которой и лошади-то выволакивали ноги с трудом. А уж хоббиты и вовсе вязли, облепленные по ногам комьями глины.
Ощущать, как по крыльям текут холодные ручейки, пробираясь, — ну, кто бы мог подумать! — в штаны, как с поникшего ирокеза капает на нос, а струйки по рогам затекают прямо в уши, оказалось более отвратительно, чем оказаться простым человеком под дождём и без зонтика. Попытки расправить крылья и сомкнуть их над головой привели к двум самопроизвольным вылетам из седла. Один раз Талик просто приземлился в грязь, второй раз чуть не пришиб ногой правого хоббита. Еще оказалось, что овёс на исходе, лошадь — не велосипед, её надо кормить. Талик вздрогнул. Его конь точно нуждался в усиленном питании. А то или хоббита схрумкает или седока за ногу куснёт...
Перспектива ночёвки в очень мокром и очень неприветливом лесу Виталия не прельщала, а безобразное средневековье стало возмущать. Неужели это он, писатель Золотов, жаловался на дороги со щербатым асфальтом и поминал нецензурным словом каждую колдобину? Это он обзывал родную девятку ведром с гайками и проклинал российский автопром!? И соглашался, что есть две беды: дураки и дороги? Да не может быть! Дороги могут быть бедой, когда они есть. А здесь, в этом проклятом Мутном месте, они исчезали из-за какого-то дождя! Дураки... О дураках как-то несерьезно рассуждать тем, кто не видел повторно-реализованных попаданцев-хоббитов. А кто не жил под надзором и не гулял под конвоем, тот ничего не смыслил в третьей беде... Но даже грядущие "особые распоряжения" насчёт его судьбы отошли на второй план — так хотелось оказаться в сухом и тёплом месте.
Поинтересовавшись у Силя, где тут ближайшее селение, Талик внёс предложение:
— А давайте на повороте остановимся и посадим хоббитов на лошадей? Я могу взять одного. А кто-нибудь возьмёт в седло второго. Тогда мы успеем до ночи найти какой-нибудь сельский трактир, отмыться и высушиться...
Оказалось, что ни эльф, ни гном, ни даже Силь, не желали брать в седло мокрого и грязного хоббита. Упоминать такое простое объяснение как "грязный и мокрый", все трое избегали и изобретали аргументы так же бойко, как сущности Талика во время внутренних разборок. Силь боялся полоумных: "А вдруг он ко мне приставать начнёт? Слабоумные умеют только есть и размножаться!" Эльф занудно напомнил: "Не по инструкции". Сердобольный Баська полагал, что по отношению к пострадавшим попаданам инструкцию нарушить можно и даже нужно, но его "Боливар не вынесет двоих". Жертвой их бессердечия пала кобыла Силь.
Запихнуть двух полнорослых хоббитов в одно седло оказалось делом не менее трудным, чем реализовать их обратно "по щучьему велению, по моему хотению".
— Двое из ларца, полоумные с лица! — Комментировал Бутончик, пока Талик пытался обвязать хоббиту ногу веревкой. Хоббит хихикал и дрыгал конечностью.
— А пусть наш магуй энергуйский приклеит его к кобыле, чтобы не сползал. — Поддерживал вампира Витольд. — Он что-там заявлял про ледяные стрелы. Вот и приморозил бы. Давай, Бормотун! Есть мокрое седло и мокрая хоббитячья задница. Плюсуй по-быстрому!
— Да замолкните, вы, наконец! — Мысленно стонал Талик, завязывая веревку под брюхом кобылы.
Кобыла рвалась и дёргалась, несмотря на то, что с двух сторон её держали под уздцы Силь и Баська. И Талик кобылку очень даже понимал: вампиро-демон, царапающий брюхо крыльями, это — страшно. Даже оборотень, который прекрасно чувствовал настроение животного, подтвердил, что на привязке второго хоббита кобылка упадет в обморок. Прямо на их многострадальное тело и упадет. Но непривязанные хоббиты из седла или вываливались или самовольно сползали на горячо любимую землю.
— Силь! — Взмолился Талик вслух. — Привяжи второго, будь другом, а? Лошадь сейчас сбесится!
Кавайный всё-таки сжалился. Поморщился, но под кобылу полез. Вылез весь в глине и стал выглядеть несчастнее хоббитов.
— Сказка о попе и работнике его Балде. — Мысленно буркнул Витольд и процитировал: — "Что ж ты бес под кобылу полез?"
Длинноухий Силь и впрямь мог сойти за бесенка. Талик взял произведение на заметку. Пушкина, конечно, не очень пересочинишь, но из "Балды" и "Царя Салтана" он еще с младших классов помнил предостаточно:
— Ест за четверых,
Работает за семерых;
До светла все у него пляшет,
Лошадь запряжет, полосу вспашет... Дельное сочинение. А любовь и приключения возьмём из "Салтана". — Сообщил Талик план следующего выступления. — Но сочинять придётся заранее. А то реализуем непонятно что, и мучайся потом как с этими хоббитами!
— Три эльфийки под окном пряли поздно вечерком! — тут же начал Витольд.
Демон поддержал его, оставив право разбираться с диалогом остроухих девиц писателю Золотову:
— Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрипела,
И в светлицу входит к ним
Грозный Тёмный Властелин.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора... М-да... Несолидно как-то. Властелин, а шастает по задворкам.
— Замечательно! — Встрял маг. — Очень подходящее произведение! Вот, послушайте, как дальше удачно складывается:
В те поры война была.
Властелин с женой простяся,
На добра коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь его любя.
Между тем как он далеко
Бьётся мощно и жестоко,
Подступает срок родин.
Сына Бог им дал в аршин!
— Какой Бог может дать сына Тёмному Властелину? — Логично возразил писатель Золотов.
— Ха! — Раздухарился маг. — Понятно какой! Вы чем слушаете? В аршин! Это ж треть сажени! Больше метра!
— Точно больше метра?! — Удивился Талик.
— Конечно! — Гордился своими познаниями маг.* — Вы представляете себе эти "родины"? Бог Тьмы и дал! Другой бы пожалел несчастную.
Талик взобрался на коня, примотал чембур к своему седлу, и отряд под его предводительством двинулся месить грязь по узкой лесной дороге, ведущей к ближайшему поселку. Привязанные хоббиты притихли и, кажется, решили поспать.
Голова гудела. Сущности наперебой "ваяли" сюжет для второго выступления, нисколько не заботясь о том, кто будет слушать сказку, и к чему в итоге приведут аршинные дети... Детишек среди попаданцев не было. Прирост населения обеспечивался исключительно за счёт притока реализованных граждан... Талик пока не встречал в Мутном Месте следов размножения естественным способом. И это его не огорчало: вопящую ребятню и сюсюкающих мамаш писатель Золотов тоже не любил. Можно было спросить у Силя, чем объясняется такой феномен, но надеяться на точные знания кавайного не стоило. Зато сам феномен был на лицо вкупе с уже учтенным неограниченным сроком жизни местных жителей. Или молодости. Выяснять, не умирает ли попадан вместе со смертью той сущности, что осталась дома, Талик не спешил. Зачем себя расстраивать? Но и кладбищ он нигде не видел...
То, что попаданца все-таки можно убить, сомнений не вызывало. Однако, заводить разговор о том, куда потом отправляются останки — исчезают или их по традиции закапывают в землю, тоже не хотелось. Как ни крути, а его герой был очень даже вечным. Напрямую писатель Золотов никогда такого не писал. Но подразумевал. А каким еще может быть демон или всемогущий маг? Вампир — тем более. Так что над сюжетом "родин" следовало сто раз подумать. Где рождение, там и смертность. И хотя к нему это напрямую не относилось, но становиться катализатором оплодотворения Талик не мечтал. Демон и маг тоже не мечтали. Им было некогда. Они затеяли литературный конкурс. Виталий, было дело, принимал участие в конкурсах по молодости лет. Куда же без этого? Но ни один из них не проходил у него в голове.
— Как услышал Властелин,
Что родился паладин... — Закручивал сюжет маг. Паладины встречались в произведениях конкурентов, поэтому гнев Властелина Талик разделял. Ничего себе подарочек! —
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить,
Но смягчившись... — Хитро замолк маг, поставив демона в затруднительно положение. Ха-ха! Как может смягчиться Тёмный Властелин?
— Но смягчившись... — Подхватил Витольд. — Так и быть,
Велел голову рубить!
— В принципе, по сравнению с повешением, смягчение приговора налицо. — Бутончик, как самый впечатлительный, судил соревнование.
— Едет с грамотой мертвец,
И приехал, наконец. — Продолжал демон.
"Всадника без головы" Талик оценил. Вполне узнаваемый образ. Пришлось присоединяться к судейской коллегии. Писатель он или кто?
Писатель Золотов сдержанно похвалил обоих конкурсантов за консенсус по объединению невнятных "ткачихи, поварихи и сватьи "бабы Бобарихи" (фи, какое отвратительное имя) в Ллос: "ткачиху-паучиху, проживавшую в Барвихе". Барвиха, как место обитания правительственных пауков, вполне вписывалась в сюжет, как и знаменитая мерзкая богиня забугорных ельфей. Ободренный похвалами Витольд загнул нечто неимоверное:
— А ткачиха-паучиха,
Заскучавшая в Барвихе,
Опоить его велит... — Демон коварно усмехнулся.
Даже маститому писателю Золотову стало интересно, как Бормотун будет поить безголового гонца. Да еще и в рифму...
— Опоить его велит:
В клизму самогон налит! — Кое-как сдюжил маг, чем вызвал у впечатлительного Бутончика приступ икоты. Талика от воображаемой вампиром картины "опаивания" тоже передернуло.
— И в суму его пустую
Суёт грамоту другую.
И привёз гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
И эльфийку и приплод
Тайно бросить в бездну. Вот! — Маг прямо-таки обрубил демону дальнейшее повествование.
Писателю Золотову сюжет с "водами" и островом Буяном и самому не слишком нравился — как-то пророчески он выглядел, а с учётом дождя, еще и противно. Но поворот событий на сухопутный лад ликвидировал и всех богатырей в чешуе "как жар горя", и Черномора, и заодно весь набор попаданских бонусов, полагавшийся попаданцу-Гвидону. Вот, чтобы там не говорили критики, а гении тоже писали о попаданцах, и никто их за эти сюжеты не осуждал! А Гвидон был самым натуральным первым попаданцем в литературе. Попал младенцем в бочку, реализовался на острове уже взрослым, сразу же прикончил чародея, разбогател "на раз" и женился на победительнице конкурса красоты "мисс Чудо". Со звездой во лбу, жуть-то какая! Зато всё строго по канону — никаких робинзоньих сложностей, сплошная магия: тридцать три бойца-водолаза-диверсанта в отряде, изумруды в золотой скорлупе растущие на елках, и говорящие белки. Необоснованный примитив. Любой критик сразу же спросил бы: "Ну, допустим, что в некоем мире белки умеют и грызть и петь одновременно, но откуда появился город "с златоглавыми церквами", а так же толпа радостных подданных? Они были невидимы, заколдованы, перенесены из другого места по воздуху? Тема не раскрыта!" Но от развенчания образов Пушкина пришлось отвлечься.
Витольд сопел, оборотень, явно державший сторону демона, поскуливал от нетерпения, а Бутончик равномерно отсчитывал положенные тридцать секунд. Если рогатая сущность не успеет досочинить, Бормотун будет объявлен победителем. И лопнет от гордости. Но демон успел на двадцать пятой секунде:
— И эльфийку в тот же час
С сыном в бочку посадили,
Засмолили, покатили
И с крутой горы спустили.
И решили посмотреть,
Долго ль будет им лететь?... — Любезно оскалился демон, предлагая магу спасать основных героев, летящих в бездну. Сам виноват!
И тут в соревнование некстати влез оборотень:
— ... И решили посмотреть,
Долго ль будет им лететь?
Только к бездне им лохам не успеть!
Ведь ковёрный самолёт
Сдан в музей в запрошлый год,
Вот и как теперь учесть недолёт?
И знатный демон Черномор,
В тёмном царстве первый вор,
На излёте бочку спёр,
Ох, хитёр!
Демон беззлобно рыкнул. Оборотень, конечно, дурень. А чего еще ждать от оборотня, кроме медвежьей услуги, хоть он и волк? Но "знатный демон" Витольду понравился.
— "Лохам" — вульгаризм! — Возмутился маг, не оценив нежданной помощи.
— Пусть будет: "Только к бездне им никак не успеть". — Подредактировал Талик.
Бутончик опять принялся считать. Маг поднатужился:
— Только был он — старый хрыч,
Нет здоровья, хнычь не хнычь.
И разбил его в пути паралич!
Тучка по небу спешит,
Бочка вниз к земле летит!
Похоже, оба соавтора решили вдоволь поиздеваться над сидящими в бочке героями. Второй раз уже роняют!
— Так нечестно! — Зарычал Витольд. — Ты, Блохастый, помог магую, теперь мне давай! Чтобы поровну!
Польщенный оборотень (блохастость он воспринимал как данность) тут же опять съехал с Пушкина на Высоцкого:
-Тридцать три богатыря
Порешили, что зазря
Берегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел,
Кур завёл и в нём сидел,
А тут демон Черномор прилетел!
Высоко он пролетал,
Груз какой-то потерял,
Богатырь один решил, что попал:
"Весь курятник разнесет
Этот демон-бочкомёт!
От чего ж по жизни мне так не прёт!?"
— "Отчего же в жизни мне не везёт". — Внёс правку Талик, не дожидаясь пока Бормотун влезет с критикой.
— Пробивает крышу бочка,
Погибает под ней квочка.
Мать с ребёнком спасена!
Не убилася она! — Благополучно завершил падение героев Витольд.
— Всё! — Внезапно прервал соревнование остроухий конвоир. Талик опять чуть не вылетел из седла от неожиданности. — Дальше домов нет. Едем до следующей деревни?!
Оказывается, они так увлеклись, что не заметили, как проехали насквозь довольно крупное село.
— А другая деревня далеко? — Талик склонил голову набок в деланной задумчивости. — А то эта какая-то грязная.
— Да-да-далеко... — Прозаикалась окоченевшая попаданка.
— Примерно... завтра! — Слегка нарушил инструкции Баська.
— Ну, ладно. Тогда заночуем здесь. Мы, кажется, проезжали что-то вроде трактира, или я ошибаюсь?
Да куда уж тут ошибиться? В такой большой деревне трактир, кабак, постоялый двор или нечто подобное, должно было быть. И это нечто ярко выделялось в сумерках освещенными окнами.
— Не ошибаешься! — Эльф развернул коня, и Талик с хоббитами на привязи оказался в арьергарде. Мохноногие и впрямь спали.
