Рейтар

— Это верно, для каждого и грех самый смертный — свой, и кара за него своя, — согласился я с ним. — Мой грех — глупость, а кара за него... был бы умнее, семью бы спас. Были бы все мы умнее — народ бы спасли. А так... сам видишь, что так вышло.

— Ты про Орден реки знаешь? — снова отпив из фляги, спросил он вдруг неожиданно.

— А как не знать? — удивился я вопросу. — Не его ли мы монастырь осквернили?

— Вот-вот, про них и говорю, — кивнул он. — Знаешь ведь, почему Реки?

— Река Времен?

— Верно, она самая. Верят они в бесконечную череду жизней в бесконечной цепи миров. И еще верят в то, что люди становятся привязаны друг к другу в каждом из миров. И не может быть так, чтобы жена ушла в один мир, а муж в другой, если они друг друга любят. Тот, кто отошел, ждет другого где-то в лугах между мирами, вот на берегу той самой Реки времен. Если они действительно те, кто друг без друга не может.

— И что? В новом месте они снова встретятся?

— Говорят что так. Родятся и как-то сойдутся, если тот, кто жил дольше, другого не предал. Как-то так. Я все точно не знаю, мне рассказывали больше, но рассказывали таким вот манером.

Странно, не ожидал вообще, что Злой способен на такую тему заговорить. А с другой стороны я о нем и не знаю ничего толком. Как он таким стал, как к такой жизни пришел — ни единого намека он не делал. Вроде и болтает все время, да не проговаривается.

— Может и так, — вспомнил я свои сны. — А может эти луга и есть конец пути? Никто же из других миров не возвращался, чтобы рассказать.

— Может и так, — сказал Злой, расправляя плед и заваливаясь на спину. — А может и лугов никаких нет, просто помер ты — да и все. И жрут тебя черви.

— Нет, луга-то как раз есть, я их видел, — сказал я, не слишком задумываясь про то, как собеседник на это среагирует.

Но Злой ничуть не удивился, лишь пробормотал, зевая:

— Может и есть, раз ты видел. Ладно, спать давай, что ли, а то завтра день трудный и дорога дальняя. Свои луга мы так или иначе встретим, у кого какие.

— Это верно, спокойной ночи.

* * *

Угроза окружения отогнала валашские войска от берега Сильной, отогнала далеко. Оказавшись зажатыми между границей Свирре и наступающей северней рисской армией, разрозненные отряды валашского войска, не принимая боя, начали быстро отступать на запад, стремясь избежать возможного окружения и соединиться с остальными частями, построить заслоны против дальнейшего продвижения риссцев. Все прибрежные города оказались под рукой князя Вайма, который быстро расставлял в них свои гарнизоны, принуждая к покорности виселицами, указами и одновременным дарованием каких-то новых свобод. Под Орбелем Вторым свобод вообще никаких не было, так что, может быть, местным и вправду какое-то послабление от этого выходило — мне того не ведомо.

При всем было видно, что Приречью повезло — не дымили пожары, не валялись трупы на дорогах, не разграблялись города. Власть просто сменилась, да так быстро и просто, что забитые валашские крестьяне этого, наверное, и не заметили. Исчезли лишь солдаты в серых мундирах и вместо них появились мундиры серо-зеленые, почти того же покроя. Кроме того, народ здесь был не чужой, когда-то давно Приречье к Рисскому княжеству относилось, лет двести назад, и память об этом еще сохранна была.

Наша колонна походным маршем двигалась от города к городу, от деревни к деревне, устраиваясь на постой в домах тамошних обитателей, испуганных и подобострастных. Ночевали, ели, седлали коней и шли дальше, больше шагом, но иногда и рысью. Ближе к границе Свирре равнина сменилась предгорьями, а потом и вовсе горами, каждым следующим хребтом нависающими над предыдущим. Дорога зажалась ущельем, затем начали появляться следы недавних боев. Через этот проход валашское войско пыталось пройти в пределы баронства, но первые попытки разбились о бастионы у перевалов, были накрыты огнем скрытых за высотами пушек и бомбометов, а продолжить штурм уже не получилось, началась большая война. Воинство Дикого Барона восстанавливало пограничные заставы, перекрывая дороги шлагбаумами и начиная собирать дорожную пошлину с проезжих.

Перевал, через который мы шли, выглядел непроходимым — скалы с двух сторон, стиснувшие дорогу так, что даже для обочины места не осталось. Размещенные на скалах укрепления прикрывали друг друга, а пушки из них простреливали подступы до самого горизонта. Наш отряд шел среди кое-как расчищенных завалов, а телега здесь и сейчас бы не прошла. Рабы в ошейниках возились у груд тяжелых камней под присмотром крикливых надсмотрщиков с карабинами и плетьми — барон Верген торопился начать торговлю с валашским Приречьем, которое стало Приречьем рисским, и открывал для этого все, не только речные, пути.

Только сейчас стало окончательно понятно почему валашские князья, вообще до чужого добра повадливые, смогли захватить это не такое уж большое, но богатое баронство лишь с помощью наследственных интриг — вломиться военной силой отсюда никак не получилось бы. Здесь один боец мог десяток держать без большого труда.

Заметил форму солдат на плацу у бастионов, там как раз десятники строили молодое пополнение. Их форма была совсем как у "Могильных воронов", но на кепи с назатыльниками вместо знаменитой эмблемы с птицей, сидящей на могильном камне, виднелась простая цифра "3" под баронской короной. Выходит, что Верген уже и среди местных мобилизацию провел, потому как у него регулярный пехотный полк всего один был, плюс отряды наемников, набранные совсем недавно, а судя по кокарде, это иначе как "Третьим пехотным полком" не назовешь. То есть, как минимум два новых полка он уже набрал. Серьезный подход и, похоже, большие планы у Дикого Барона. А если еще и в Ирбенской марке мобилизацию провели, то для Валаша это может стать совсем неприятным сюрпризом. Одно дело, когда от них на перевалах оборонялись, и совсем другое, если со стороны этих перевалов новая армия пойдет в валашские земли.

Похоже, что я не ошибся, войск за границей было видно много, военные лагеря встречались часто и явно жались к границе. Однако ставка самого Дикого Барона пока размещалась в Леймаре.

В остальном же свиррские дороги выглядели мирно. Так и не скажешь даже, что земля эта перешла от одного правителя к другому, причем была отобрана силой. Цвели сады вдоль тракта, работали люди в виноградниках, катили груженые телеги, одуряюще пахло летом — цветами, зеленью и горячей дорожной пылью. Мучительно вспомнилась жизнь в Степи, с семьей, в своем доме, среди высокой травы, на берегу прозрачного ручья. Ничего от этого не осталось, ничего, пепелище пустое в душе.

В Леймаре наш отряд разместили в бывшей казарме драгунского полка валашской армии, старой постройке, каменной и прохладной внутри в такой зной. Никто никаких новых приказов не отдавал, разве что Злой с Тесаком уехали в город, а мой взвод просто размещался. Была и радость — трое из моих Вольных, раненых в бою за форт у реки встретили нас в казарме, где уже жили несколько дней, поджидая нашего прибытия.

Пошла привычная суета службы на новом месте, выделялись наряды, бойцы занимались лошадьми, чистили оружие, точили клинки, в общем — все как обычно, по идее и приказов никаких не надо, люди здесь опытные, порядок давно в самые кости въелся и ничем его оттуда не выбьешь.

Когда я уже подумывал завалиться спать до утра, прибежал посыльный от Сухорукого, позвал меня зайти к нему, в отгороженный угол в дальнем конце казармы. Сидящий за столом над картой Хорг кивнул и сразу сказал:

— Кабак помнишь, в котором сидели тогда? Туда и езжай, Круглый тебя зовет.

— Одного? — удивился я.

— Ага, один ты ему понадобился зачем-то, — подтвердил он. — Кто за тебя пока?

— Ниган, разумеется.

— Понял, иди тогда, только без формы, об этом особо сказали, — кивнул Хорг и вернулся к прерванному занятию.

Переоделся в казарме. Идти решил пешком, дать Кузнецу отдохнуть после марша длинною в целый день. День уже клонился к закату, дневной зной сменился легкой вечерней прохладой и по улицам городка прогуляться было даже приятно. Леймар уже не выглядел таким испуганным, как в первые дни после захвата, военные патрули с улиц тоже исчезли, а изредка попадавшиеся на глаза городские стражи явно были из прежних, судя по упитанности и хозяйскому виду. Как, полагаю, и задумывал Дикий Барон, ничего в жизни горожан особо не изменилось.

В общем, люди гуляли, где-то играла музыка, из открытых окон двухэтажных домов, стиснувших узкие улицы, доносились голоса, смех, тянуло запахами еды — семьи садились за ужин. В дверях стояли хозяйки, просто болтая с тем, кто поближе и перекрикиваясь с теми, кто подальше. На протянутых меж окон веревках сушилось белье, бегали уличные собаки, за ними гонялись дети, на подоконниках вальяжно развалились кошки, чье время, ночь, еще не наступило, а только подкрадывалось.

Ближе к центру города появилось больше кабаков, двери которых были открыты нараспашку, и в которых можно было разглядеть целые толпы посетителей — рабочий день почти у всех закончился, а по домам выпивохам идти было пока рано. В "Пьяном откровении" — той самой харчевне, хозяин которой, нечистый на руку Вайт, погиб страшной смертью прямо на обеденном столе, тоже было людно, а на хозяйском месте стояла та самая тучная дева, что была при Вайте подавальщицей. Теперь она наливала вино за длинной стойкой, а по залу бегали две ее копии, разве что еще моложе. И она ими командовала, не жалеючи.

В зале было шумно, запах разлитого вина смешивался с ароматами кухни, причем довольно аппетитными — рот наполнился слюной сразу же, как я перешагнул через порог.

Арио сидел в "господском углу", отгороженном от остального зала низкой деревянной загородкой. Стол был уставлен едой и кувшинами с вином и водой, и все сидевшие выглядели сытыми, довольными и слегка хмельными. Похоже, что никаких приказов о том, что надо немедленно куда-то бежать, вламываться в чей-то дом и там резать всех подряд, не последует, слишком расслаблены все.

Арио мне заметно обрадовался, сидящий рядом с ним Голодный показал свободное место перед пустой тарелкой, а затем указал на наполовину опустевшее блюдо с кусками мяса и жареной птицы.

— Давай, мастер взводный, наворачивай, — сказал он и, приподняв со стола оловянный кувшинчик, спросил: — Вина?

— Не откажусь, — кивнул я и добавил: — С водой.

Голодный налил в пустую высокую кружку вина, затем показал мне на второй кувшин, глиняный, предложив разбавить вино самому, что я и сделал. Мясо уже остыло, но все равно было хоть куда, готовить здесь умели.

— Ну что, мастер Арвин, — сказал Арио, откинувшись на спинку грубо сколоченного стула. — Война честная пока для тебя закончилась, хоть только и началась. А мы опять к делам торговым возвращаемся.

Я только кивнул, глядя на него и ожидая продолжения.

— Пока война по плану идет и там от твоего взвода пользы будет немного, — продолжил он, сложив короткие пухлые руки на животе. — У князя Вайма штыков хватает, у него толковых людей всегда маловато, таких, которые малыми силами могут большие дела делать.

— Что сделать следует?

— Следует пока оставить взвод на надежного человека, — ответил он. — И выбрать человек шесть, которым ты особо доверяешь. Таких, которые хорошими бойцами будут не только в поле, в атаке, но и..., — он чуть задумался, затем обвел рукой зал "Пьяного откровения", — ...да хоть вот здесь, на ножах, случись такая оказия. Кто может револьвер быстро выхватить и точно выстрелить, лезвием точно ткнуть. Ты — умеешь, это я еще по той драке в борделе помню.

— Есть такие, — подтвердил я.

— Вот с ними ты и наймешься мне в охрану, — сказал Арио. — Сегодня уже нужных людей возьмешь и на постоялый двор у пристани переедешь. Про знаки различия напоминать не буду, сам понимаешь, что соответствовать надо. Хорг уже знает все, ему ничего объяснять не надо, а из казармы вас мой человек проводит. Коней не бери, рекой пойдем.

— Понимаю.

— В Улле направимся, задачи уже по пути поставлю, — он переложил к себе на тарелку индюшачью ногу и взялся наваливать жареную картошку. — Время будет, а задачи точные я пока и сформулировать не могу. Будем по-купечески действовать, на месте прицениваться и по ходу дела думать. Так что отдыхай сейчас, угощайся.

* * *

Вернувшись в казарму, поднял уже спавших Нигана, Барата и самого здоровенного бойца из взвода — Гора, от которого ко всему прочему было ни слова не добиться без нужды, настолько молчалив. Во время боя в форте был он ранен в плечо, а вот теперь подлечился, во взвод вернулся. Потом позвал Болло, средних лет бойца, который раньше на бомбометной батарее служил и во взрывах и взрывчатке хорошо разбирался. Поднял Вилана, бойца молодого и на редкость расторопного, попавшего на примету во время штурма Речного форта. И в завершение разбудил Рифа Белого, тоже после ранения вернувшегося, потому как том и стрелком был хорошим, и на удивление ловок в обращении с ножами.

Приказал им одежду сменить да вещи собрать. Подумав, еще приказал оставить и длинные рейтарские револьверы — очень уж деталь заметная, подозрения могут вызвать, особенно если у всех есть. Да и не будет в них нужды. А вот обычных револьверов чтобы не меньше двух у каждого было, но у нас меньше двух никто и не носил уже. Потом перепоручил все дела Бролту, зашел с ним к Сухорукому, после чего махнул рукой тем, кто уходил со мной, и скомандовал им "за мной", напомнив напоследок, чтобы от уставных команд теперь отвыкали. Это тоже лишним будет.

Проводником и "человеком Арио" оказался, к моему удивлению, Бире Хорек, семнадцатилетний парнишка, отличавшийся редким умением пролезть куда угодно и уйти незамеченным. А и верно, что-то давно я его не видел, с самой Альмары. Оценил Арио таланты, похоже, забрал к себе, "в купцы".

Постоялый двор был как все — на огромном подворье собрались в кучу несколько сараев, конюшня, трактир и гостиница с тесными комнатками на одного и большими комнатами сразу на несколько человек. Вся середина двора была уставлена телегами и фургонами, на которых и под которыми спали обозники, храпя на все окрестности.

Разбудив сонного приказчика, я взял клетушку размерами чуть больше деревянной койки с соломенным матрасом, где и уснул, накрывшись дорожным пледом.

С утра меня никто не будил, так что проснулся поздно, от шума и пробивавшихся сквозь щели в ставнях ярких и острых как спицы лучей солнца. Давно такого не было, чтобы выспаться получалось. Выбежал во двор, умылся возле колодца, причем какой-то мальчишка за медную денежку сливал мне воду из большого жестяного кувшина. Потом, прихватив с кухни миску кипятку, поднялся в комнатку, кое-как пристроился за крошечной тумбочкой у окна и, направив бритву на ремне, тщательно побрился перед маленьким зеркальцем, которое всегда таскал с собой в ранце.

В трактире, куда зашел позавтракать, встретил одного лишь Тесака, задумчиво поглощавшего яичницу с салом. Он мне сказал, что дел все равно никаких нет, и все остальные пошли на базар, так что и мне никто не мешает тем же самым заняться. А Арио с Голодным сейчас на пристани, следят за погрузкой. А вот на ночь надо будет уже на баржу перебраться — товар охранять, да отхода ждать, на рассвете отвалят.