— Этот трибунал считает, что отчеты, переданные нам королем Жэймсом, действительно были написаны священниками, погибшими в Фирейде. Мы, конечно, не можем знать, являются ли эти копии файлов полными, или могут ли быть какие-то смягчающие или оправдывающие доказательства, которые также содержались в файлах инквизиции и которые не были переданы королю Жэймсу чарисийцами. Несмотря на это, трибунал не считает, что какое-либо количество смягчающих или оправдательных доказательств может оправдать действия инквизиторов Фирейда.
— Ни один слуга Матери-Церкви не может получить никакого удовольствия от вынесения такого вердикта, но у этого трибунала нет выбора. Торжественный долг трибунала — провозглашать правду, какой бы болезненной она ни была, как бы сильно мы ни хотели избежать этой обязанности или чтобы правда была иной, чем она есть на самом деле. Трибунал считает, что отец Стивин Грейвир и его коллеги-инквизиторы совершили эти... эксцессы — нет, эти преступления — не из-за какой-либо личной вражды или какой-либо надежды на личную выгоду. Трибунал считает, что их противоправные действия были вызваны их собственной глубокой и искренней озабоченностью серьезностью и опасностью раскола, навязанного Матери-Церкви еретическим руководством так называемой "Церкви Чариса". В своем рвении подчиниться указаниям великого инквизитора они позволили себе поддаться темной стороне их собственной подверженной ошибкам, смертной природы. Люди, которых Шан-вей не может совратить в грех в своих собственных интересах, иногда могут быть втянуты в грех даже во имя своих самых святых убеждений, и, по мнению этого трибунала, именно это и произошло в данном случае.
Он снова сделал паузу, затем заметно расправил плечи и глубоко вздохнул.
— Также этот трибунал пришел к выводу, что, по крайней мере, часть ответственности за эти действия лежит не на священниках, которые фактически их совершили, а на инструкциях, которые были даны этим священникам. То, как были сформулированы эти директивы, строгое предписание любой ценой овладеть чарисийскими галеонами в Фирейде, которое содержалось в этих инструкциях, поддавалось неправильному толкованию, которое отец Стивин и его товарищи придали им. Нет никаких сомнений в том, что отец Стивин и другие инквизиторы в Фирейде грубо превысили намерение и букву этих инструкций, однако у этого трибунала нет другого выбора, кроме как отметить, что собственные указания великого инквизитора отцу Стивину сыграли немалую роль в последующих противоправных действиях отца Стивина. Соответственно, мы должны возложить, по крайней мере, часть вины за то, что так называемая "Церковь Чариса" назвала "резней в Фирейде", на самого великого инквизитора.
Если при объявлении о виновности священников и пронесся шепот ужаса, то это было ничто по сравнению с реакцией, вызванной последней фразой Рейно. Послышались вздохи, удивленное шипение, даже одно или два негромких проклятия. Рейно позволил им почти замереть, затем снова прочистил горло. Звук был не особенно громким, но он мгновенно вызвал тишину, и он продолжил.
— Выводы трибунала относительно действий отца Стивина и его коллег-инквизиторов, а также относительно того, в какой степени инструкции великого инквизитора могли повлиять на них, будут официально переданы как в офис великого инквизитора, так и, по его собственному конкретному указанию, также непосредственно канцлеру и великому викарию,.
— Однако, в дополнение к установлению фактов об этих действиях, этому трибуналу также было поручено расследование смертей инквизиторов, о которых идет речь. Чарисийский адмирал, уничтоживший Фирейд, подтвердил своими собственными словами, что он лично отдал приказ о казнях и, более того, что он сделал это по прямому указанию отлученных от церкви Кэйлеба и Шарлиэн из Чариса. Трибунал не намерен в настоящее время выносить какие-либо официальные заключения по поводу разрушений, гибели и страданий гражданского населения, которым подверглись ни в чем не повинные граждане Фирейда в результате действий того же адмирала. Эти вопросы выходят за рамки устава этого трибунала, и, насколько понимает трибунал, король Жэймс проводит свое собственное расследование и поделится своими выводами с Матерью-Церковью, когда оно будет завершено.
— Тем не менее, этому трибуналу поручено расследовать и сообщать о фактических обстоятельствах смерти инквизиторов Фирейда. И неизбежным выводом трибунала является то, что, несмотря на вину инквизиторов, о которых идет речь, их "казни" на самом деле представляют собой акты хладнокровного и самого нечестивого убийства. Само Священное Писание, как в Книге Лэнгхорна, так и в Книге Шулера, навсегда устанавливает, что Мать-Церковь, и в частности управление инквизиции, несет ответственность за оценку действий Божьих священников, за определение вины или невиновности, когда эти священники обвиняются в преступлениях, и за исполнение смертных приговоров суда над ними, если они будут признаны виновными. Эта торжественная ответственность и долг возложены исключительно на Мать-Церковь и управление инквизиции. Любой человек, который проливает кровь рукоположенного священника по своей собственной воле или по воле любого смертного существа, виновен перед Шулером, Лэнгхорном и Самим Богом в убийстве. Не просто в убийстве, а в богохульстве. Это акт неповиновения не смертному, подверженному ошибкам человечеству, а Богу и Его святым архангелам. Не может быть никаких сомнений, никаких сомнений в кровавой вине, которую так называемая "Церковь Чариса" должна нести в глазах Матери-Церкви, всех благочестивых людей и Самого Бога.
Его голос был резким, как кованое железо, и он обвел зал холодным, жестким взглядом.
— Возможно, что Шан-вей соблазнила отца Стивина и его товарищей на грех, апеллируя к их решимости исполнять волю Бога так, как они ее понимали, на основе инструкций великого инквизитора. Без сомнения, их бессмертные души заплатят высокую цену из-за их печальной неудачи, и ни один священник Матери-Церкви не может оправдать их действия. Не тогда, когда эти действия привели не просто к гибели самопровозглашенных еретиков, но и к гибели детей, у которых не было выбора, не было права голоса в действиях своих родителей. Кровь таких невинных жертв должна запятнать даже самые набожные души.
— Но даже если все это правда, люди, убившие тех священников, были виновны в еще более темном и отвратительном преступлении. Они повесили отца Стивина и его товарищей — повесили рукоположенных священников Бога — в раскаленной добела ярости мести. В порыве собственной богохульной жажды крови они переступили границы, установленные Самим Богом для смертных людей. Таким действиям не может быть прощения, и обязательно должен наступить день, когда они ответят и перед Матерью-Церковью, и перед инквизицией, и перед Богом за свои непростительные грехи.
.VII.
Плантация хлопчатого шелка, баронство Дейруин, Лига Корисанды
— Итак, они наконец-то двинулись, — пробормотал сэр Корин Гарвей. Он стоял на тенистой веранде дома выращивавшего хлопчатый шелк плантатора, который его сотрудники реквизировали для его штаб-квартиры. Дом — очевидно, принадлежавший богатому человеку — был прекрасно обставлен, хотя и маловат для штаба целой армии. С другой стороны, в глубине души он размышлял, что его "армия" была слишком мала для ее описания этим конкретным существительным в одном из великих материковых государств, таких как Харчонг или Сиддармарк.
И, по крайней мере, армия Кэйлеба, кажется, еще меньше, чем моя. Во всяком случае, это уже кое-что.
— Насколько достоверны эти сообщения, Эйлик? — спросил он более громким голосом, глядя на красивого, великолепно одетого мужчину, стоящего рядом с ним.
Гарвей знал сэра Эйлика Артира, графа Уиндшера, с детства. Они были хорошими друзьями много лет, и не было никого, кого Гарвей предпочел бы иметь на своей стороне в бою. К сожалению, несмотря на всю свою драчливость и бесспорную храбрость, Уиндшер был не самым блестящим человеком, которого когда-либо встречал Гарвей. Он серьезно относился к своим обязанностям, у него был, казалось бы, безграничный запас физической энергии, и он был самым превосходным наездником, которого когда-либо видел Гарвей. Дайте ему врага в открытом поле, саблю в руке и отряд кавалерии за спиной, и он будет непобедим. Однако он был немного неуверен в том, что касалось разведывательных и маскировочных аспектов профессии кавалериста, и его естественным предпочтением, когда он оказывался у вражеской позиции, было атаковать первым и выяснить, каковы были шансы для его отчета после боя. С другой стороны, он получил достаточно сильных ударов, чтобы осознавать свои собственные слабости.
— Думаю, что они очень надежны, — сказал он сейчас. — Мой передовой полк держит их под наблюдением с тех пор, как они покинули Дейрос. Мы не смогли поддерживать разведывательные группы, действующие вдоль их флангов с тех пор, как они направились в лес, но мы все еще медленно продвигаемся к контакту с их авангардом. Судя по маршруту, которого они до сих пор придерживались, они определенно направляются к перевалу Тэлбор. И ты был прав, у них, похоже, не так уж много собственной кавалерии. — Уиндшер фыркнул. — Если бы дело дошло до прямой драки между моими и их солдатами, мы бы закончили еще до обеда.
— Но этого не случится, не так ли, Эйлик? — спросил Гарвей, и Уиндшер мрачно покачал головой.
— Вероятно, нет. Хотя, — граф заметно оживился, — если вам с Чарлзом удастся прорвать их строй, мы с моими парнями будем рады прикончить их для вас.
Гарвей улыбнулся, но улыбка сменилась хмурым взглядом, когда он обдумал одно из донесений, отправленных ему кавалерийскими заслонами Уиндшера.
— Что вы об этом думаете, Чарлз? — спросил он мужчину, откинувшегося на спинку стула по другую сторону импровизированного стола с картами. Гарвей постучал указательным пальцем по оскорбительной депеше, и другой мужчина пожал плечами.
— Полагаю, почти то же самое, что и вы, — сказал сэр Чарлз Дойл.
Он был на несколько лет старше Гарвея или Уиндшера, и своим нынешним положением обязан тому факту, что был одним из фаворитов князя Гектора. С другой стороны, он стал одним из фаворитов князя из-за своей склонности к выполнению сложных задач. Высокий, поджарый, темноволосый Дойл больше отличался ленью, чем физической выносливостью, но у него была вся та интеллектуальная острота, которой, казалось, часто не хватало Уиндшеру. Его роль старшего артиллерийского офицера Гарвея хорошо подходила ему, и вдвоем они с Уиндшером обычно составляли удивительно эффективную аудиторию для стратегических упражнений Гарвея.
Однако, к сожалению, он также любил время от времени отпускать загадочные комментарии, и Гарвей сделал грубый жест в его сторону.
— Может быть, вы хотели бы быть немного более конкретным? — предложил он.
— Это именно то, что ваш отец обсуждал с нами, — сказал Дойл, пожимая плечами. — Мы выбрали короткоствольные пушки; судя по тому, что сообщают нам разведчики Эйлика, чарисийцы выбрали более длинные стволы. Не похоже, что их полевые орудия построены точно по тому же образцу, что и морские орудия; длина ствола слишком мала для этого, если предположить, что оценки разведчиков точны. Но они длиннее наших, а это значит, что они точно выиграют у нас по дальности. Однако, сможет ли это преимущество в дальности компенсировать то, насколько легче будут их ядра, — это больше, чем я мог бы сказать на данный момент. К сожалению, просто нет способа узнать это до того, как мы начнем стрелять друг в друга.
— Вы правы, именно об этом я и думал, — признал Гарвей.
— Корин, я знаю, что всегда предпочитаю идти прямо вперед и плевать на последствия, — сказал Уиндшер. — И знаю, что не раз мне удавалось попасть по самую задницу к ящеру-резаку, делая именно это. Но я должен сказать, что они подходят к нам на наших условиях. Думаю, мы должны ударить по ним, и ударить сильно.
Гарвей кивнул. Осознание Уиндшером своих собственных слабостей, а также своих сильных сторон было одной из его лучших черт. И он был прав — его склонность бросаться напролом не раз приводила его на грань катастрофы. И не только на полях сражений, и губы Гарвея попытались изогнуться в улыбке, несмотря на серьезность текущего момента, когда он вспомнил некоторые другие злоключения лихого графа. Распутная привлекательная внешность Уиндшера, добавленная к его... импульсивности и вкусу к дамам, привела по крайней мере к одной дуэли (к счастью, без смертельных исходов с обеих сторон) и, как правило, держала его в постоянном напряжении столько, сколько кто-либо мог вспомнить. Действительно, в их совместной юности были случаи, когда он тоже чуть не втянул Гарвея в любовную катастрофу.
Но на этот раз Эйлик был прав, — подумал Гарвей. — Вся причина, по которой он продвинулся так далеко от Дарк-Хиллз, заключалась в том, чтобы как можно быстрее и энергичнее атаковать чарисийских захватчиков и, если возможно, отбросить их обратно в море.
Конечно, еще одна причина для нападения на них — выяснить, насколько сильно мы недооценили те новые возможности, которые они разработали для своих морских пехотинцев, а также для своего флота, — размышлял он.
Он снова посмотрел на карту. Он выдвинулся вперед, имея не более трети своих сил, и опять задался вопросом, мудро ли он сделал, поступив так. Проблема заключалась в том, что дороги через Дарк-Хиллз были не очень хорошими. Это было особенно верно в отношении небольших боковых дорог, и хотя сама главная дорога была не так уж плоха, существовало четкое ограничение на количество войск, которые можно было быстро перемещать по ней, не используя эти фланговые дороги. Хуже того, это узкое скопление дорог было его единственной по-настоящему надежной линией снабжения, особенно теперь, когда Дейрос был прочно в руках чарисийцев. Вероятно, он мог бы направить вперед больший процент своих сил, но только за счет чрезвычайных затруднений в обеспечении их питанием и снабжением боеприпасами и оружием после их развертывания.
Не говоря уже о том, насколько некрасиво все могло бы обернуться, если бы такое количество людей внезапно обнаружило, что пытается отступить одновременно. Он мысленно содрогнулся, представив себе сцены хаоса, скопления людей и паники, которые были слишком вероятны при таких обстоятельствах.
Но означает ли беспокойство о том, что произойдет, если мне придется отступить, что я иду в бой уже наполовину побежденным в своем собственном сознании? Является ли размышление об этом благоразумием или трусостью?
Было удивительно, сколько способов человек может найти, чтобы передумывать и сомневаться в себе. И какими бы ни были ограничения на дорогах в его собственном тылу, дорога, по которой в настоящее время продвигались чарисийцы, во многих отношениях была еще хуже. Так что, если бы удалось вынудить их отступить...
— Думаю, ты прав, Эйлик, — услышал он свой голос. — И если они будут достаточно любезны, чтобы продолжать идти нам навстречу, особенно без адекватного кавалерийского прикрытия, тогда, думаю, мы должны планировать встретить их прямо здесь.
