— В круг задач разведывательных эскадрилий, помимо ведения воздушной разведки, входит контроль за перемещением своих войск. Вот им и приказали проконтролировать, как идет сосредоточение танковой дивизии.

— Какая дивизия производит сосредоточение?

— Четырнадцатая танковая, количество танков в дивизии примерно сто тридцать — сто сорок, в составе двух танковых батальонов, успело переправиться чуть более ста. Съемку они провели приблизительно час ноль пять, час десять назад.

— Получается вот— вот должны ударить... — Задумчиво произнес Абросимов.

— Николай Макарович, я думаю необходимо эти данные срочно передать Лакееву, пусть он поднимает в воздух все что есть и наносит бомбо-штурмовой удар, иначе... Васильев прихлопнул карандашом по карте.

— Да, если опоздаем, натворят они делов. Давай связь с Лакеевым. Суховей, что у тебя еще?

— Опросом пленных установлено: состав, дислокация, номера частей и фамилии командиров воздушной группировки противника. Это пятый авиакорпус Люфтваффе, в составе...( не знаю давать здесь перечень данных о четвертом авиакорпусе или нет?)

Я уже подходил к концу, как соединили с генералом Лакеевым. Абросимов взял трубку и начал доклад.

— Здравия желаю! У меня есть важная информация. По данным, полученным в ходе опроса пленных летчиков, установлено, что в районе Черникува завершается сосредоточение четырнадцатой танковой дивизии немцев в количестве ста тридцати — ста сорока танков. В течение часа, максимум полутора часов они нанесут удар южнее Владимира-Волынского, с целью выхода на дорогу Луцк-Владимир-Волынский, и дальше на Бердичев. Закончив фразу, он стал внимательно слушать ответ Лакеева. Через несколько секунд ответил — "Есть!" и положил трубку.

— В этот район, с утра еще было направлено несколько самолетов, с целью выяснения обстановки. Ни один не вернулся.

— Ясный пень. Немцы там наверняка держат сильное истребительное прикрытие, чтобы не была вскрыта их перегруппировка. — Подхватил мысль начштаба.

— Насчет большого истребительного прикрытия я сомневаюсь. По данным пленных летчиков, в пятом корпусе одна истребительная эскадра, это приблизительно сто самолетов. Из них треть действует под Львовом, базируясь на аэродром Медоровка. Остальные две трети здесь, базируются в районе села Дуб и местечка Хостыне. Хочу заметить, штаб истребительной эскадры расположен в Хостыне, а не в Медоровке, значит основное направление для немцев здесь, а не в районе Львова.

— Логично, капитан, дальше.

— Шестьдесят — семьдесят, а с учетом сегодняшних потерь меньше минимум на десять-пятнадцать машин, значит в сухом остатке пятьдесят — пятьдесят пять истребителей. Вот чем реально немцы располагают на нашем направлении, плюс все машины одновременно они не будут держать в воздухе, отсюда вывод — где-то половина, а это двадцать пять — двадцать восемь машин. Предпологаю, что противник, поставит одну группу истребителей, скорее всего неполного состава на прикрытие района сосредоточения танковой дивизии, а другая группа разойдется на остальные нужды. Плюс надо учесть зенитное прикрытие этого района. Данных по зенитному прикрытию не имею. У меня все.

— Вроде все правильно, капитан, давай-ка твои соображения доложим Лакееву, и фотоснимок отошлем ему в штаб с майором Архиппенко, тут лету десять минут с перекуром. У тебя все?

— Так точно.

— Продолжай опрашивать остальных, если что вызову. Иди.

Вскинув руку к пилотке, я вышел из штаба.

Вернувшись к себе, застал Юрченко за едой. Увидев его набитый рот и глаза с блюдце, махнул рукой:

— Ладно уж, корми чем бог послал...

Молча перекусив, и дождавшись пока он приберет остатки пищи, приказал:

— Идем в медвзвод, попробуем допросить последнего летуна, а там и диверсанта примимся.

— Как скажите товарищ капитан...

В медвзводе мы увидели уже разбитые палатки. Возле одной стоял боец. Подойдя к нем спросил:

— Летуна охраняешь?

— Так точно, товарищ капитан.

— Как он, что доктор говорит?

— Побился малость, нога сломана, ушибов много, а так ни чего серьезного, жить сможет.

— Понятно. И обернувшись сказал: — Младший сержант за мной!

Войдя во внутрь, удивился как нашим медикам удалось создать, я бы даже сказал уют. Внутри палатка была обтянута белым чехлом, стояли панцерные кровати, и даже что-то в виде тумбочки. В такой палате, да на свежем воздухе, да... вобщем, я бы сам поболел пару-тройку суток. Наш клиент лежал на кровати в нижнем белье, рядом на ящике из-под снарядов была сложена его форма. Мундир его был сверху. на накладном кармане был приколот какой-то значок. Он имел вид бронзового венка из дубовых листьев, внутри которого помещалось изображение стилизованной головы орла или сокола. Не разбираюсь я в птицах. Влево и вправо от венка шли по три пучка дубовых листьев, по 3 листа в каждом. Внизу венка крепилась прямая свастика. Подвеска крепилась снизу к венку и имела вид восьмиконечной звезды с пучками лавровых листьев по бокам.

— Спроси у него, что это?

Немец коротко ответил, а младший сержант перевел:

— Нагрудный знак, вручается летчикам разведывательных частей за совершение определенного числа боевых вылетов, имеет пять степеней, высшая первая, триста и более вылетов.

Вспомнив один известный анекдот, чуть не сказал: "Столько не летают", но понятное дело, в интересах этого самого дела промолчал.

— Спроси, какая степень у него?

— Третья.

— Это за сколько вылетов дают?

— Сто десять и более, следующая степень не менее двухсот.

Смотри Юрченко, матер-р-ый разведчик перед нами лежит, более ста десяти разведвылетов. У наших в войну за это давали Героя Советского Союза давали, а у фрицев только средняя ступень, какого-то нагрудного знака на булавке.

Тут заговорил немец, Юрченко переводил:

— Он говорит, что знак учредили в начале этого года, и всем кто имеет двадцать и более боевых вылетов наградили этим знаком.

— Пусть представится, все как положено: фамилия, имя, звание.

— Андреас Бенке, лейтенант, летчик-наблюдатель.

— Назовите часть, где вы служите?

— Четвертый разведывательный отряд, тринадцатой эскадры, состою в экипаже обер-лейтенанта Курта Краузе.

— Кому подчиняется ваш отряд?

— Штабу Колюфт при первой танковой группе.

— Какое у вас было задание?

— Сегодня, двадцать второго июня, мы вылетели на задание с приказом провести разведку в районе города Луцка, железнодорожной станции Киверцы, а также проконтролировать движение ваших войск на шоссе Луцк-Владимир-Волынск.

— Вас сбили, когда вы уже возвращались на аэродром?

— После того, как приказ был выполнен, мы ещё раз облетели вдоль дороги и легли на курс в сторону дома. Мы летели на высоте примерно 1000 метров. Вдруг нас атаковали два И-16. Они атаковали нас снизу, сзади. Я передавал обер-лейтенанту Краузе данные о необходимом положении в воздухе, чтобы суметь вести огонь по нападавшим. На расстоянии примерно триста метров я выпустил две довольно прицельные очереди. Однако ващи самолеты продолжали преследование. После этого я выпустил всё, что осталось в улитке по ним, но ваши пилоту, словно чувствовали, что я нажимаю на гашетку и в последний момент уходили из-под огня.

После этого он подошел в плотную к нам, и с первой попытки повредил наш самолет. Всё это произошло в 12:45.

— Где находится ваш аэродром?

С ответом на этот вопрос Андреас замялся.

— Что, Андреас, думаете как лучше поступить? Что ответить?

Подняв на меня глаза, он видимо хотел найти ответ, и наконец сглотнув слюну, тихо сказал:

— Замость.

— По нашим данным, это не аэродром, а аэродромный узел, состоящий из семи аэродромов и двух посадочных площадок. Уточните на каком именно аэродроме узла базируется ваш отряд? Это аэродром в Мокрее, Лабуне, Водачев или Дуб? Может это Жданов? Или Комарув? Отвечайте Бенке!

— Господин офицер отлично ориентируется в наших аэродромах...

— Бенке, не принуждайте меня использовать иные методы убеждения...

— Вы не имеете права! Я военнопленный, и подпадаю под действие Женевской конвенции! Существуют же цивилизованные методы и обычаи ведения войны!

— А вот этого не надо Бенке! Ваша страна сегодня напала без объявления войны, это тоже согласно, как вы утверждаете, цивилизованные методы и обычаи ведения войны? А? Как вы назовете воздушные бомбардировки городов, где проживает гражданское население? Отвечайте немедленно!

— Атхенс

— Где это?

— Это взлетная полоса недалеко от штаба первой танковой группы. Там же находится штаб Колюфт, которому мы подчиняемся и части обеспечения от люфтваффе.

— Что это за части?

— Авиакомендатура, батальон связи люфтваффе, части снабжения и несколько передвижных фотолабораторий.

— Что вы можете добавить о сосредоточении четырнадцатой танковой дивизии на плацдарме в районе Черникува?

— Она должна нанести удар в обход Владимир-Волынска, с дальнейшем выходом на панцерштрассе.

— Что такое панцерштрассе?

— Это как правило магистральная дорога, вдоль которой развивается наступление наших танковых и моторизованных частей.

— Ось наступления?

— Да,да! Панцерштассе!

— Почему вы думаете, что панцерштассе это дорога Владимир-Волынский — Луцк?

— Это единственная дорога с твердым покрытием, которая проходит с запада на восток в этом районе, во вторых, наш отряд придан непосредственно четырнадцатой танковой дивизии, и приказ на проведение разведки, наш командир получает непосредственно от командира этой дивизии.

Услышав это, я заспешил к Абросимову, приказав младшему сержанту:

— Остальное ты сам, а я на доклад...

Часть 18

Подполковник Абросимов.

Когда все разведгруппы ушли на задание, я очень четко для себя понял, какая непомерно тяжелая задача свалилась на меня. Особенно на меня повлиял разговор с генералом Лакеевым. Из него я узнал о положении в ВВС этого времени, и меня это положение вещей и дел совершенно не радовало. Командуя по меркам 41-го года, элитным подразделением, обладающего огромной разрушительной силой, я трезво отдавал себе отчет, что при совершении даже одной, хоть и не большой ошибки, мы все можем сгореть как маленькая соломенка во время огромного лесного пожара — мгновенно!

Подойдя к штабу, обратил внимание, что майор Васильев, о чем то крепко задумался, он даже не услышал, как я приблизился.

— О чём думаешь, Александр свет Сергеевич?

— Честно? Не о войне! Своих вот вспомнил, аж сердце защемило, увижу ли еще? Совсем как то, не по военному ответил он.

— Если будем живы — обязательно! А будем живы, если немца побьем, одолеем!

— Ты думаешь, сможем назад вернуться? Что-то не вериться мне!

— Ты веришь, что мы сюда попали? Вот и верь, что назад вернемся! Ладно, давай о делах наших насущных.

И рассказал я ему о том, что услышал от Лакеева: — Участие в двух войнах: в Испании и в Монголии твердо убедили его в том, что авиация, причем именно истребительная должна играть первостепенную роль и иметь огромное значение в сражениях и войнах. Боевые действия ещё в Монголии однозначно и убедительно показали, что активной фазе наземных боевых действий предшествует фаза завоевания господства в воздухе. Обе противоборствующие стороны смогли достигнуть успехов в наземном сражении, только тогда, когда имели полное господство в воздухе своих ВВС. Сначала это продемонстрировали японцы, а затем наши войска.

— Ты представляешь, дальше он обоснованно предположил, что первым, кто попадет под удар при внезапном нападении противника, будут аэродромы ВВС, которые попадут в зону действия самолетов противника, и в первую очередь это будут аэродромы истребительной авиации. Неплохо зная историю Великой Отечественной Войны, я с ним полностью согласен, ты наверное тоже?

— Да! В этом вопросе с ним трудно не согласиться.

— И еще один фактор крепко играет на руку немцев — наши аэродромы не прикрыты зенитными частями. И хотя в полосе нашей 5-й армии развернут целый батальон ВНОС, но он использует проводные линии связи, которые проложены по столбам, и с началом войны регулярно выводятся из строя. Этот генерал — наш предок, мне аргументировано доказал, что для ведения успешных боевых действий необходимо обязательно превратить собственные аэродромы в непреступные цитадели для авиации противника. И соответственно приложить все усилия для завоевания господства в воздухе. И получается, что нам с тобой, надо придумать, как завоевать это самое господство в воздухе!

— Это точно! Поддержал мой вывод Васильев. — Слушайте, товарищ подполковник? А не покушать ли нам борщика? А? Может на сытый желудок и что-то умное в голову вступит?

— А, может и правда? Давай!

Через несколько минут перед нами стояли котелки с дымящимся борщем и свежим, еще теплым хлебом. С чувством, проглотив несколько ложек наваристого борща, майор, глядя в котелок, задумчиво сказал:

— Противник должен лишиться господства в воздухе. Так?

— Так! Ответил я.

— Как думаешь, почему это важно?

— Ну... Собираясь с мыслями, замялсял я.

— Я готовясь в академию, прочитал много умных книжек, и в одной, один немецкий генерал писал, что по теории блицкрига, без господства в воздухе вообще наступательные операции невозможны.

— Почему?

— Он писал, что господство в воздухе это не столько бомбардировки, сколько информация. И я с ним согласен, при всём уважении к агентам и разведчикам, основную тактическую информацию во время Отечественной войны, наиболее полно и своевременно приносила именно авиаразведка! Вспомни, прорыв немецких танков к Москве обнаружила авиация, ни агенты, ни войсковые разведчики не сработали.

— Ты знаешь, по моему ты прав! Но! Обнаружить авиаразведку мы допустим можем, а как сбить этого разведчика? Не обязательно же, он будет в зоне поражения 'Шилок' или ПЗРК! Если мы еще придумаем, как гарантированно их сбивать!

— Я думаю, без летчиков Лакеева нам не обойтись, а для этого нужна постоянная и качественная связь с ним. Ответил майор. — Я думаю, что мы нащупали ахиллесову пяту немцев, и это дело нам вполне по силам! Лишим их глаз, уже легче будет.

— А за связь, мне не надо объяснять, то что это основа основ современной армии, я знаю! Запаздывание в получении и обработке информации было основной причиной поражений 41-го. Получается, без решения этих двух вопросов, решение всех остальных просто бессмысленно.

— Ну вот, теперь можно и за второе спокойно приниматься! Пошутил начальник штаба.

— Заварил ты кашу, и сразу на покой! В ответ пошутил я. — Интересно, что немцы думают по поводу потери целой группы бомбардировщиков? Думаю, минимум свои репы чешут! Шутка ли, за двадцать минут потерять считай авиаполк! Ты знаешь, мне даже понравилось так воевать!

— Пока ты беседовал с генералом, 'Овод' доложил, что над местом падения самолетов, постоянно барражируют несколько немецких истребителей и один разведчик. Ответил майор.

— Как у нас дела с маскировкой? Разведчик сейчас, наши места со всех ракурсов фоткает!