Ветер и крылья - 5

А к королеве бегом побежал.

Гвардейцы только переглянулись. Ну... что поделаешь? Любовь...

* * *

— Мне надо срочно поговорить с Мией, — не стала тянуть кота за хвост Адриенна.

— Я спрошу сестру.

— Пожалуйста. И сообщи мне...

— Завтра же.

— Да, моя королева.

Только эти слова.

Только взгляд.

А так все очень и очень прилично. И на расстоянии. А взгляды что? Взгляды — это воздух. Даже меньше, чем воздух.

Но кто бы мог подумать, что кардинал Санторо... да... это не просто проблема. Это решительно жуть! И что теперь с ним делать — непонятно.

Мия (Лоренцо)

Лоренцо намеревался зайти к сестре в тот же день.

Но... человек предполагает, а Бог располагает. У Динч начались роды.

В чем-то был виноват Лоренцо. Все же переход через горы, для беременной женщины, да и само путешествие — это тяжело. И сама Динч добавила полешек в костер. Ей бы лежать, успокаиваться, думать о хорошем. А она переживала, нервничала, строила планы, злилась, металась... и вот, как результат...

Серену и Джулию отправили в дом к Джакомо Феретти. Лаццо решили его не продавать, недвижимость в столице лишней не бывает, и пока там жили несколько слуг, приглядывали, ухаживали за домом и садом. Вот, сейчас туда отправили девочек. Пригласили повитуху, пригласили ньора Рефелли, который озабоченно прослушивал сердцебиение ребенка, через деревянную трубку...

И все закружились рядом с Динч.

Мужчин отправили в библиотеку.

Лоренцо честно переживал. Это его первый ребенок. И... кровь. Надо будет посмотреть, наследует ли он кровь Лоренцо. Его... особенности.

Вот ребенок Мии обязательно что-то да унаследует. Потому что будет от Демарко. От мужчины древней крови. А его ребенок — неизвестно.

Надо будет проверять и смотреть. Нет, жениться Лоренцо все равно не собирался. Но если кровь спит — там проще. Там можно ограничиться обычным воспитанием. А вот если проснется...

Лоренцо осознавал, что Джакомо и Лаццо, и даже Зеки-фрай... его просто спасли! Ему невероятно повезло! Останься он в деревне, воспитывай их отец... сейчас Лоренцо мог бы уже умереть. И никто не понял бы, почему. А Мия...

Мия ушла бы из дома. Или еще что похуже... Эванджелина, их прабабка, все же была неправа. О своих корнях надо знать, тем более, о таких. Но что ее судить? Она была старА, она устала, она похоронила многих и многих, она уже ни во что не верила, вот и унесла секреты с собой в могилу.

Лоренцо не допустит такой ошибки.

Шесть часов.

Мужчины сидели в библиотеке. Пили, разговаривали, старались не слышать и не слушать крики, доносящиеся со второго этажа. Сначала просто вопли. Потом проклятия и ругательства. Потом длинные стоны, словно наверху страдало и металось смертельно раненное животное.

Восемь. Двенадцать. Сутки... уже и стонов не слышно. И эта тишина пугает больше, чем самые страшные вопли.

Ньор Рефелли, который вошел в библиотеку.

— Дан Феретти, положение очень серьезное.

— Насколько? — в животе у Лоренцо возник и начал смерзаться ледяной ком.

— Именно. Нам придется выбирать — мать или ребенок.

Лоренцо окаменел. Страшный выбор. Жуткий даже...

— А сама Динч?

— Она в беспамятстве. Если не выбрать сейчас, умрут оба...

Лоренцо прикусил губу. Как тут выбрать? Вот как!? Если бы Динч могла... но решение придется принимать ему. Здесь и сейчас...

Решение... разговор с Мией...

— Ты беременна, а этот подонок...

Мия улыбнулась и погладила живот.

— Энцо... это же мой ребенок! Мое дитя... я его уже люблю.

— Даже несмотря на то, что сделал этот урод?

— Мой малыш не виноват. Малышка, как мне кажется... и я ее люблю. Я умру за нее, Энцо, если понадобится. Я уже люблю ее так, что самой страшно...

Мия не колебалась бы, выбирая между собой и ребенком. Энцо был в этом уверен. А значит, и Динч.

— Ньор Рефеллли, спасите ребенка. Умоляю. Динч мне никогда не простит, если она выживет, а малыш умрет.

Марио медленно кивнул. Он ожидал такого ответа. Но... это был не первый случай в его практике. И лекарь поспешил наверх.

Минута, две.... Почему-то иногда минуты становятся длиннее часов. И вот — детский крик...

Энцо переглянулся с остальными мужчинами. Фредо вздохнул, налил вина себе, подвинул второй кубок племяннику.

— Залпом.

— Спасибо.

— Ты правильно выбрал, мальчик. Это страшно, но... ты поверь, если б я выбирал... я бы то же самое сделал. Иначе меня жена растерзала бы потом на кусочки.

Паскуале кивнул. Зеки-фрай сделал сложный жест рукой.

— Судьба. Кисмет...

Лоренцо вылил в себя вино, не ощутив ни вкуса, ни крепости — и отправился наверх.

Динч лежала под покрывалом. Бледная, черты лица заострились, волосы слиплись от испарины, но именно сейчас, в смерти, она обрела красоту и тихое достоинство.

В руках у ньора Рефелли копошился, попискивал маленький комочек.

— Дан Феретти...

Судя по лицу, ньор Рефелли ожидал худшего. Но чего?

— Что случилось, ньор?

Неужели ребенок родился... с клыками? Или когтями? Или еще что-то?

Ньор Рефелли выдохнул — и протянул Лоренцо ребенка. Тот взял маленький сверток. Такой хрупкий... страшно даже представить... и из свертка на него взглянули угольно-черные глаза. И орлиный нос, и черные, словно смоль волосы...

Если это его ребенок... нет, вряд ли!

— Значит, она все же это сделала, — Зеки-фрай вздохнул рядом. Когда он только успел подняться наверх.

— Что успела?

— Динч не могла забеременеть от тебя, как ни старалась. И решила попробовать один раз, с кем-то другим... ну и видимо — вот.

Лоренцо посмотрел на мертвую женщину. На малыша. Снова на Динч.

— Ньор Рефелли, вы же подтвердите в магистрате, что это мой ребенок? Дженнаро Феретти. Дан Дженнаро Феретти.

Марио молча поклонился. Такого благородства он не ожидал. Не ожидала его и Мария, которая вытирала слезы за ширмой. Останься Динч жива — за обман Мария сама свернула бы ей тощую шею. Но... она умерла, ребенок жив, и Лоренцо мог сделать с ним что угодно. Выкинуть в канаву. Сдать в приют, отдать монахам, нищим, на усыновление или просто убить... он не обязан был давать свое имя чужой крови. Но все же...

Он это сделал. И не просто дал имя — усыновил.

Мальчик не просто вырос. Не просто стал мужчиной. Он — настоящий человек.

К Мие Лоренцо смог попасть только спустя сутки. До магистрата — и то едва добрался...

Сил просто не было. Упасть — и уснуть.

Даже похороны состоялись без него. Их взял на себя Паскуале, решив, что так будет проще и лучше. Племянник молодец и умница, но ему и так тяжело пришлось. А потому...

Кормилица, нянька, достойное погребение, письмо Маньяни...

Пусть Лоренцо хоть немного отдохнет.

Глава 7

Адриенна

— Милый, родной, любимый...

— Обожаемая моя, любимая... Ческа...

Два тела сплетались на кровати в любовной игре. Франческа старалась, как могла, извивалась, имитировала страсть, сыпала признаниями...

Пока был жив Филиппо Третий, шансов у нее не было. Но сейчас....

— Как я мечтаю родить от тебя ребенка!

— Ческа, милая... может быть, потом...

— Впрочем, скоро у тебя будет ребенок. Это так чудесно, милый! Дети... они такие милые...

Как-то сложно было описывать малышей. Эданна Вилецци искренне считала, что от них одни проблемы. Они орут, гадят, они вообще... что такое ребенок? Радость и счастье?

Вот и неправда ваша! Ческа точно знала, что ребенок — это гадкая и мерзкая личинка человека. Сначала она растет внутри, высасывая все хорошее из матери... достаточно на королеву посмотреть — жуть жуткая...

Потом его надо кормить... хорошо, есть кормилицы, и знатной даме не надо портить грудь, но все равно — гадость, гадость, ГАДОСТЬ!!! И жди, пока оно созреет, поумнеет... и когда еще это произойдет?*

*— все претензии к эданне Франческе. Такое вот у нее мнение о детях, прим. авт.

Отвратительно... еще и что там вырастет? Вдруг вот такой Филиппо? Дурак дураком, только и того, что король?

— Да, — расплылся в улыбке Филиппо

— Обещаю, я буду любить его! Это будет твой сыночек... твоя кровиночка... ты же разрешишь мне с ним играть?

Филиппо нахмурился.

— Полагаю, Адриенна будет против.

— Но ты же король! Ты можешь приказать!

Приказать Филиппо мог. Но... предсказать — тоже. Особенно реакцию Адриенны. И жить как-то хотелось... чувство самосохранения прямо-таки орало в голос.

— Ческа, любимая...

— Я... Филиппо, я ТАК несчастна! Я не могу родить от тебя, а ты мне отказываешь даже в праве нянчить твоего сына!

Слезы полились потоком... надо бы сказать — горохом посыпались, но это так простонародно, а потому — жемчугом посыпались на простыню, оставляя на ней мокрые пятна, и Филиппо не выдержал.

— Хорошо, любимая. Я разрешу тебе... обещаю...

— О, Филиппо!

И Ческа кинулась ему на шею.

Так-то! Хоть королеве насолить! А потом... потом и будет видно! И чья возьмет, и что с ребенком делать... она умная, она разберется.

Мия

Вот уж чего не ожидала Мия, так это найти у себя на пороге старую ведьму.

— Ты!?

— Не выгонишь?

Мия едва не фыркнула старухе в лицо.

— Заходи. Куда ж я тебя выгоню?

Виолетта Дзанелла кивнула, и зашла в домик на Приречной.

— Не переживай, я ненадолго. День-два, больше нельзя.

— Почему? — насторожилась Мия. Ей скоро рожать, а тут... что случилось?

— Доминиканцы. За мной следят. Я их стряхнула, но чую — ненадолго.

Мия нахмурилась. Вот еще доминиканцев ей не хватало. Ей-то.... С ее кровью... тут еще неизвестно, как она рожать будет, одна, без помощи... даже ньора Рефелли не позовешь... да никого вообще не позовешь! Мало ли что во время родов с ней будет?

Хотя... какая ей разница? Трупом больше, трупом меньше... надо только поговорить с Лоренцо. Но это потом, потом...

— Ты пришла сюда, чтобы я тебя спрятала? Или помогла выбраться из столицы?

Они уже переместились в спальню Мии, и разговаривали там. Тихо-тихо, чтобы никто и ничего не услышал. Хотя Виолетта сейчас, кстати, совсем не походила на ведьму. Скорее, на торговку пирожками или еще чем таким... даже пахла она не травами, а сдобой. Ванилью, корицей...

Простое платье, белый чепчик, белый передник...

— Я не хочу маскироваться. Я хочу увидеть королеву. Вы обещали меня отпустить.

Мия покусала губы.

— Как ты себе это представляешь? Адриенна беременна, у нее вообще роды со дня на день начнутся!

— Не знаю. Но это надо сделать сейчас.

Мия сжала руками виски.

— Безумие!

— Нет. Мне так чутье говорит... ты уж поверь. Если б я ему не следовала, давно б мои кости песком занесло.

— И что сейчас говорит твое чутье?

— Что надо спешить.

Мия вздохнула. Ее чутье как раз ничего не говорило. Но за ней и доминиканцы не следили.... С другой стороны... если Виолетта явилась к ней в дом, значит... значит, и те скоро ее найдут. Даже здесь. И что будет дальше?

Вестимо, ничего хорошего.

Выход один. Сообщить Адриенне.

— Хорошо. Я свяжусь с королевой сегодня же, — решила Мия.

Записку-то брату она отправила. Но Лоренцо спал, будить его никто не стал, и записка пролежала до утра.

Адриенна

— Что скажете, дан Виталис?

— Ваше величество, ребенок должен появиться на свет со дня на день.

Филиппо горделиво кивнул. У него хватило ума, чтобы не приводить в спальню к супруге эданну Франческу, но та ждала за дверью. Вместе с фрейлинами.

Последнее время они с королем всегда ходили вместе.

— Вы постараетесь ради державы, ваше величество?

— Безусловно, — ваше величество, — в тон супругу ответила Адриенна.

Дан Виталис чутьем придворного понял, что сейчас разразится гроза, и быстренько откланялся. И она-таки грянула.

— Адриенна, мне бы хотелось, чтобы вы мягче относились к эданне Франческе.

— Насколько мягче? — Адриенна оперлась локтем о подушку, натянула на себя одеяло... потом она оденется. А пока надо объясниться с мужем.

— Мне бы хотелось, чтобы она вошла в число ваших фрейлин.

— Это невозможно, ваше величество. Фрейлинами могут быть только незамужние девушки. В крайнем случае, замужние дамы... или эданна решила выйти замуж? Кто сей счастливец?

Филиппо перекосило.

— Адриенна, тогда... тогда я хочу, чтобы она была смотрительницей спальни его высочества.

— Что?

Адриенна сначала подумала, что ослышалась. А потом... потом ее захлестнул неудержимый гнев.

— Смотрительницей спальни моего сына. Или дочери, — повторил Филиппо, думая, что супруга не расслышала.

Зря.

Матео Кальци точно мог бы сказать, что зря. Потому что розарий стремительно разрастался, вытесняя к чертовой матери алые и желтые розы. Кусты черных роз буквально захватывали сад...

Адриенна откинула одеяло, уже не думая, что она в одной ночной рубашке. И Филиппо сделал шаг назад. Показалось ему? Или...

В углах спальни сгустился мрак. Адриенна сделала шаг вперед — и в следующую секунду словно тенью окуталась. Стала выше, мелькнули за спиной черные тени — крылья? Засверкали ледяной безжалостной синевой глаза... еще шаг... Филиппо отступил еще и еще... уперся спиной в дверь, зашарил по ней нащупывая ручку...

— Я, Адриенна Сибеллин, — негромко зашептал в спальне голос. — Кровью клянусь. Если твоя шлюха подойдет к моему ребенку — она умрет. Если дотронется — умрет. Я долго терпела, но всему приходит конец. Опомнись, пока не поздно...

Филиппо нашарил ручку двери — и спиной вперед, с воплем ужаса, полетел под ноги фрейлинам.

— Ааааааа!

По счастью, на его пути оказалась как раз эданна Франческа, а той было не привыкать. Только и успела, что вскрикнуть, когда ее примяло королевским тылом.

— Вон из моих покоев!

Адриенна, в одной ночной рубашке стояла в дверях. И вовсе не казалась беременной, слабой, беззащитной. Моргана никогда такой не была, а Адриенна — ее потомок, копия, кровь...

И что это за ее спиной? Черные тени, синяя молния...

— Вон из моих покоев, Эрвлин! И забери с собой свою шлюху!

Филиппо подскочил, словно ужаленный. Только вот... какое там достоинство? Какое сопротивление? Перед ним стояло жуткое, голодное чудовище. И он сам его пробудил!

Куда уж тут отстаивать честь эданны? Бежать надо! И побыстрее, и подальше... ой, мамочки...

Ческа зашевелилась на полу. Перевела взгляд на Адриенну.

И — завизжала. Да так, что фрейлины шарахнулись. Перевернулась на четвереньки, и не переставая визжать, кинулась из спальни. Прямо так, на четырех костях.

Филиппо сглотнул — и молча последовал за ней. Для разнообразия — на двух ногах. Негнущихся.

Адриенна хлопнула дверью.

Фрейлины остались стоять, дуры дурами. Первой опомнилась Челия Санти.

— Ваше величество... — поскреблась в дверь. Ответа не было. Ну, если не считать ответом звон чего-то стеклянного, разбившегося о дверь.

Девушки переглянулись...

И что тут делать? А?

Ничего не ясно. Но и лезть в это — страшно. А кого не страшно... точно! Где у нас дан Пинна?