Мойшу Димка нашёл принимающим бидоны с обедом от батальонных поваров. Война — войной, но обеды, случается, подносят в окопы вовремя. Находящиеся в наряде по кухне бойцы из второй роты притащили ёмкости с кашей, борщом и чаем, а Мойша по случаю учил незнакомых мужиков, притащивших еду, уму разуму и всяческим военным премудростям. Те внимательно слушали, так как воевали на передовой ещё не долгое время, а опытный ефрейтор им казался, чуть ли не генералом.
— Осознайте товарищи бойцы один из главных военных секретов науки побеждать. Как говорил товарищ Александр Васильевич Суворов: "Удивил противника — значит, победил", — Мойша поднял палец в небо, указав им на облака. Мужики заворожённо слушали. — Надо подловить немца, когда он на толчке сидит со спущенными штанами. Самое то. Тут ему, гниде заморской, и устраивай херосимент по всей его отвратной морде. Что означает — сделай гадость противнику, да побольше и пожирнее.
— Товарищ ефрейтор, — вдруг рядом с Мойшей нарисовался Димка. — Еды надо бы больше получить, а то может получиться казус с херосиментом, как вы говорите. Хотя, он уже получился.
— И в чём казус? — обратил на Димку внимание Мойша.
— Как же вы не досмотрели, что старшина и боец Юсупов всего лишь получили контузию, а вы их в покойники записали?
Мойша уставился на Димку. Тот на него.
— Ты чего мине сказки рассказываешь для португальских лошадей? — насупился ефрейтор: его лицо превратилось в остро-недовольное. — Я вот этими глазами видел, как бойцы погибли насмерть. И вот этими ушами слышал, что у них не бьётся их героическое сердце.
Мойша понял, что парнишку накрыл психический стресс из-за вида погибших бойцов, которых он хорошо знал. Такое случается сплошь и рядом. Увы, ефрейтор за время войны повидал столько смертей своих товарищей, что сбился со счёта. А для психического Димки это шок. Но, не скажешь же психическому парню, что он люто ошибается и говорит кощунственные вещи. Наоборот, этому психу надо всегда говорить, что он парень хороший, можно сказать, что он шикарное украшение своего родного жёлтого дома. Отставить...это не надо говорить. А вот сдавать этого пацана медикам надо и срочно. У нас медицина чудеса творит. Говорят, что пиявками и вытяжкой из лопухов на ноги уже многих поставили, даже тех, у кого совсем плохие анализы.
— Говорите, своими ушами слышали? — усомнился Димка. — Это которыми? Тем ухом, которое недавно оторвало взрывом, или тем которое у вас выросло, после того, как его оторвало?
— И тем слышал, которое заново выросло, — фальцетом заорал Мойша. — И тем, которое оторвали недавно подлые немцы, тоже слышал. И что в том такого, что у миня ухи отрастают? Ну, контузило миня немного, так с кем на войне не бывает. Чего причепился к мине?
Услышав про факт вырастания у ефрейтора оторванных ушей, мужики из наряда переглянулись между собой и засобирались уходить, не ожидая слышать из уст ефрейтора очередные откровения. На своего кумира они стали странно посматривать.
— Воооот, — протянул Димка. — Вас контузило. А это значит, что?
— Что?
— Выходит у вас случились некоторые зрительные галлюцинации на этой почве. По-научному это делириум тременс называется, ага. При контузии такое случается: то двоится, то троится, то всякие чудеса видятся — черти, русалки и прочие фольклорные выхухоли. Вот вы и не разобрались с этой философской подоплёкой, что товарищей немного помяло взрывной волной, но не убило. — Димка подробно объяснял ошибки Мойши. Тот оторопело слушал. — А слышать своим оторванным ухом вы никак тоже не могли, это медицинский факт. И вообще, с чего это вы рассказываете бойцам, что у вас, то отпадают, то вновь вырастают ушки? Думаете, кто-то поверит за такую хохму?
Мойша стоял и обтекал: сказывался тяжелый день. Действительно, что-то в последнее время с ним стали происходить странные вещи: и с ушами и с головой. Надо срочно в санаторий. Отдохнуть надо. Ломать голову над странностями откровенно не хотелось — он и так чувствовал, что интеллектуально перегрелся.
Димка смотрел на Мойшу, стараясь понять, что творится в этот момент у ефрейтора в голове. Смотрел вполне одобрительно, а ефрейтор смотрел на пацана неодобрительно. С чего это он так подвис? Ведь Димка сейчас у него не дорогу в ближайшую библиотеку узнавал и не денег занимал.
— Чтобы не поднимать лишнего шума на глобусе, — продолжил Димка, — предлагаю вам хорошо накормить старшину и Юсупова. Они очнулись и просят кушать. Говорят, что голодные, как...Кошкин с Нефёдовым. Советую накормить их плотнее, а то они вас съедят. Шутка.
Мойша поёжился, когда ему напомнили о бойцах Кошкине и Нефёдове: в последнее время этих бойцов, которых он окрестил Цицеронами за их шипения вместо внятного произношения слов, откровенно побаивался из-за их резкой смены поведения и нездорового гастрономического пристрастия. Но спускать пацану наглость тоже нельзя. Хоть Мойша и контуженный, но он точно помнит все обстоятельства гибели товарищей. Или не помнит? Нет, точно помнит, как помогал относить убитых в овражек. Или это у него галюны на нервной почве? Здравствуй, страна розовых слонов. Тьфу ты — сплошная мистика с фантастикой. Как здесь не потерять последние нервы. Теперь нервы у ефрейтора, как некоторые его зубы — совсем расшатаны.
Ефрейтор хотел сказать Димке пару матерных слов из своего богатого словаря обсценной лексики, но все слова у него застряли в глотке — к нему бодрой походкой подходил вполне живые старшина Дубинин и боец Юсупов.
— Ик...мля...ик! — произнёс ефрейтор, выпучив глаза, и добавил. — Товарищ старшина, вот обед доставили.
— Это хорошо Мойша, — одобрительно сказал Дубинин. — А знаешь, какая самая лучшая приправа к еде?
— Не, — Мойша энергично замотал головой. — Ничего не знаю! Болею я...у меня дилириум приключился...
— Голод — самая лучшая приправа! Надеюсь, ты мою порцию не сожрал? А то придётся тебя съесть. Шутка. Гы-гы.
Ефрейтору стало не до шуток. А ну как эти двое станут такими же, как Кошкин с Нефёдовым, и у них чувство прекрасного исказится от недостатка пищи? Вот же случится тогда геморрой на мою больную голову. Спрашивается, чем тех и этих кормить? Они же за десятерых бойцов каждый съедает и всё им мало. Учитывая физические параметры Кошкина и Нефёдова, любая порция еды в их зубах мгновенно превращается в снежинку из песенки: "...песня грустная такая слышится далеко где-то. На щеке снежинка тает, вот она была и нету". Двум громилам с некоторых пор всё кажется вкусным, что выглядит чуть аппетитней жёваной подмётки. Да и ту они съедят, если намазать её смальцем.
Теперь вон и боец Юсупов на Мойшу смотрит оценивающе, как кухарка на ломоть свиного мяса, прикидывая, сколько в нём мяса и сколько костей. А глаза у Юсупова голодные. Ещё и облизывается. "Азохен вэй, Господи, спаси и сохрани!" — пробормотал ефрейтор: я всегда ратовал за то, чтобы все жили долго и счастливо, но при этом, чтобы никто ко мне не лез, но мир полон разочарований.
Мысли ефрейтора начали толпой стремиться в правильное русло: он лихорадочно думал, как прокормить бойцов всего взвода, когда их невозможно прокормить. Одна мысль молнией метнулась до Сатурна и вернулась обратно, обогатившись идеей. От этой идеи немного забрезжил выход: надо топать к знакомым кашеварам и одарить их трофеями и спиртом, может, ребята придумают, как накормить наших проглотов. А то точно схарчат товарищи бедного Мойшу к чертям собачьим, а не человечьим. Курить, что ли начать, чтобы нервы унять и принять действительность в таком виде, как она есть. Теперь нужно больше крутиться, вертеться, да вообще надо во многом разобраться. А может, лучше не начинать разбираться? Какая мине до этих тайн разница? Как сказал мудрый папа: "Многие знания — многие печали". Хотя, это спорное утверждение. А раз оно спорное, то его надо обдумать со всех сторон, а думать ефрейтор Цак умел, и говорить много умел, за что не раз огребал. Его опыт подсказывал, что лишними знания никогда не бывают. Но, лишние знания часто призывают на себя неприятности, это факт. Нормальные люди от неприятностей страдают, а самыми довольными жизнью оказываются умственно отсталые личности, такие как Димка. Счастливого человека — говорили на нашей улице — легко узнать по рубашке, рукава которой всегда завязаны сзади.
Ближе к ночи, когда Солнце начало передавать свою смену Луне и ночному мраку, Димка заглянул в интерфейс на предмет узнать, одарила ли его Система плюшками и бонусами. Ведь он за этот день столько настрадался. Оказалось, Система проигнорировала страдания игрока, ибо он ещё недостаточно совершил подвигов. В книге задач Димка прочитал, что ему ещё надлежит уничтожить разведгруппу противника для окончания игрового эпизода. Вот тогда Система отвалит кучу бонусов, а сейчас игрок перетопчется. Что-то такое Димка и предполагал. Нет в мире справедливости! Ну, раз так, то надо готовиться к походу. Мне кажется, Система на меня смотрит и думает: "Этот герой может вести себя шустрее". Если только выберусь отсюда, выскажу Системе всё, что о ней думаю.
Кстати, а где сейчас ошивается группа врагов? Карта показывала, что немецкие разведчики находятся на расстоянии десяти километров от Димки и прекрасно себя чувствуют. Далеко забрались. Пока разведчики держались все вместе, изображая из себя советское подразделение. И у них это великолепно получалось: разведчики захватывали зазевавшихся красноармейцев, изучали расположение войск РККА, подключались к телефонным проводам и передавали полученные данные своим начальникам с помощью рации.
Теперь Димке предстояло превратиться в сайгака и поскакать навстречу врагам до окончания игровой сессии. Скакать придётся ночью по пересечённой местности, поэтому сайгак из игрока получится сугубо ночной. Теоретически, расстояние и ночь большой помехой на пути Димкиных боевых подвигов не должно стать. Лишь бы Система, свинина иномирная, не стала увлеченно вставлять рельсы в колеса нашего велосипеда, а то у неё чувство юмора специфическое.
В себя Димка пришёл на короткое время, прежде чем в очередной раз отправится в беспамятство. Обрывки воспоминаний в его мозгу кружились алмазными снежинками, возникающими из ниоткуда. Воспоминания складывались в отдельные фрагменты, но никак не желали складываться в цельную картину: мелькал дикий калейдоскоп из причудливой смеси реальности и фантазии. Его мозг, затуманенный химическими препаратами, не позволял сознанию понять, кто он такой и где находится. В голове творилась какая-то фантасмагория, состоящая из обрывков видений: то Димка воевал с кем-то, то блуждал по красивым садам, то гонял на своём велике по городу и попадал в неприятности. После проведённых операций и нахождения в реанимации, Димка пока плохо понимал настоящую реальность: зрение работало плохо, запахов он не различал, осязание тоже не работало. О вкусе и речи нет. Да и самой речи тоже нет. Первым к Димке вернулся слух. Ну, как вернулся: в виде каких-то шорохов, обрывков слов и шумов. Трудно и понять — это звуки, происходящие на самом деле, или слуховые галлюцинации.
Потом вернулись тактильные ощущения. И хорошо, что они вернулись и дали понять организму Димки, что он лежит на чём-то мягком. Это значит.... Да, чёрт его знает, что это значит! Может Димка попал в госпиталь и его скоро ждут допросы в НКВД? Или он в плен попал? Тогда его ждут допросы в гестапо. Это что получается: Система решила посмотреть, как игрок выдержит пытки? То-то всё тело болит. Значит, его уже пытали. Интересно, он выдал военные тайны или нет? Как он мог что-то кому-то выдать, если он говорить не может, да и тайн никаких не знает? А может, мог говорить, но его так запытали, что он теперь не говорит, да и видит плохо. Всё в каком-то жёлтом тумане. Короче говоря, превратился от пыток в овощ.
Паника привела к тому, что Димка опять отправился в бессознательное состояние. Он ещё не знал, что в таком состоянии провёл почти неделю, после того, как его перевели в больничную палату из реанимации. Не в обычную палату, а в, так называемую, ВИП палату. Это папка и мамка расстарались, пользуясь тем, что они довольно влиятельные в городе медики. Особенно папка. С ним все хотели дружить. Конечно, папке пришлось "зарядить" нужных людей для стимулирования процесса. Как же без этого? Шестерёнки надо смазывать.
Больничная палата, где обитал Димка, хоть и считалась ВИП-палатой, но предназначалась для обычных ВИПов, то есть для людей чем-то нужных, а не просто попавших в больницу с улицы. Олигарх бы в такую палату не лёг, ибо в трёхместную палату нувориши и большие чиновники не ложатся. А для Димки и такая палата нормально смотрится. Тем более, что пока он валялся в этой палате один без соседей. Наверное, а может и не один...
В очередной раз, придя в себя, игрок заметил рядом с собой свою мамку. Его мозг сразу стал строить логические построения, и эти построения говорили о том, что Димка находится в реале. Причём, он живой, хотя и не совсем здоровый, ибо тело чувствует боль, а его лёгкие, вместо воздуха, пронзает жидкий огонь. Глаза уже стали лучше видеть: вот мамка сидит рядом с его койкой; вот больничные стены; освещение не включено, значит, сейчас день. Чтобы не пугать мамку, больной еле подавил стон от мучительной боли. Димка порадовался, что начал мыслить логически, но его совсем не порадовало то, что на его левой руке имелась какая-то приблуда, от которой тянулась длинная трубка, ведущая к капельнице; а из Димкиного пуза выходили аж две трубки, но они тянулись от его пуза куда-то вниз под койку. Кроме того левая рука загипсована, как и правая нога. Расфасовали его тушку знатно.
Видя, что Димка очнулся, возбудилась и его мамка, да и врачи забегали около больного. Эскулапы осматривали Димкино тело, крутили его, мяли, изучали состояние послеоперационных швов, что-то бормотали. Кормила Димку мамка: ей, как медику разрешали находиться в палате рядом с больным сыном, поэтому мамка проводила в его палате по нескольку часов в день, ухаживая за сыночком. Приходил и папка, но долго он в палате не находился. Димка, выздоравливая, много спал, но, постепенно, промежутки его бодрствования увеличивались. Поэтому Димка стал больше думать над своей скорбной ситуацией. По всему выходило, что надо привыкать жить покалеченным инвалидом. А это разве жизнь! От таких приставучих мыслей хотелось утонуть в депрессивной слезливости и захныкать, как хнычет маленькая девчонка: страшно до ужаса, до помутнения сознания. Но лить слёзы, как барышня, Димка постеснялся. Как-то неудобно получится перед соседом по палате, которого сегодня привезли после операции и подселили в палату к пацану. Сосед — сухонький старичок, которому на вид точно стукнуло далеко за девяносто, вёл себя сдержано и не ныл после операции, хотя вид имел бледный. Да уж, время деда доедает нещадно. До знакомства с этим дедом Димка считал, что после пятидесяти лет жизни нет, а после шестидесяти лет практически все люди впадают в маразм, кто до этих преклонных годов, конечно, доживает. Его теорию о маразме на практике опровергал этот дедок совсем преклонных годов, но сохранивший бодрость духа и ясность мышления. Видно, что этому пенсионеру после операции очень больно и неприятно, но он терпел, рассуждал здраво и даже подбадривал Димку. Как перед таким стойким дедом распускать нюни? Особо дед не досаждал парню, даже когда спал, то здорово не храпел, да и спал он редко: что-то постоянно чиркал в своём большом блокноте и возился с каким-то допотопным ноутбуком. Продвинутый дед попался. Вот Димка о своём телефоне вообще не вспоминал, так как боялся, что ему позвонят друзья, а мамка сама каждый день приходит в больницу. Телефон, наверное, так и валяется где-то дома. О чём надо говорить с друзьями и подружками? Разговора с друзьями Димка боялся до усёра, ведь тогда придётся признаваться, что он конченый инвалид. А кому нужны инвалиды? Только самим себе и мамке с папкой. Нет, друзья пока подождут, а я лучше вздремну, а то слабость подкатила.
