Мир Деревьев

Минут через двадцать Феллад начал приходить в себя. Приступ клаустрофобии отступил, зато здорово болел пострадавший во время падения затылок. Юноша поднес руку к ушибленному месту и едва не заорал — на теменной части черепа ощутимо выделялась здоровенная шишка. Всякое, даже самое незначительное прикосновение к ней сопровождалось вспышкой невыносимой боли. Впрочем, появление гематомы на голове имело для узника подземелья также и положительное значение — неутихающая боль в голове отвлекала юношу от всяких пораженческих мыслей и здорово притупляла патологическую боязнь замкнутого пространства.

Стараясь не вызвать неверным движением очередной приступ острой боли, Феллад вернулся на свое ложе и со всеми предосторожностями лег вниз животом. Отлично — в его положении это самая приемлемая поза. Теперь можно и пораскинуть мозгами над сложившейся ситуацией.

То, что положение, в котором он оказался, можно охарактеризовать как весьма неприятное, юноша не сомневался. Вообще-то лучше всего в данном случае подходил термин "безвыходное", но по причине врожденной мнительности, он не хотел даже мысленно произнести это слово. Всякая безвыходность, безнадежность, безысходность должна означать верную гибель. Не таков был наш герой, чтобы сложить руки и не приложить всех своих сил для того, чтобы с честью выпутаться из сложившейся ситуации.

Что мы имеем? Рассуждал, Феллад, лежа на животе и опершись лбом на сложенные друг на друга запястья. Весьма ограниченное пространство пещеры, отделенное от прочего мира пятнадцатиметровой преградой, состоящей из рухнувших во время землетрясения обломков скалы, в недрах которой он так неосмотрительно обосновался на ночь. Также небольшой запас еды, воды и воздуха. В принципе, он может на какое-то время затормозить свои жизненные процессы, чтобы дождаться помощи. Однако вряд ли кому-то придет в голову искать его под обломками рухнувшей скальной стены, поскольку в Диком Лесу вполне хватает различных факторов, способных расправиться с многочисленным отрядом самых опытных волкодавов. Он сильно сомневался в том, что по его следу пошлют спасательную экспедицию — не в правилах КОТО отправлять группы на поиски пропавших без вести одиночных рейдеров. Навечно сгинувших в экваториальной сельве пластунов со всеми почестями заносят в списки павших. Вот и его — Феллада еще до того, как он умрет, в торжественной обстановке зачислят в ряды погибших, осыплют живыми цветами условное место захоронения. Спустя год даже родная мать не вспомнит его имени (тем более своей мамочке он никогда особенно не был нужен), лишь надгробный камень будет немым свидетелем тому, что когда-то на земле жил славный парень Феллад сын Дрока Рыжего.

От подобных мыслей юноше стало жалко себя до слез. Дело даже не в том, что он умрет безвременной смертью — каждый пластун в душе готов принять самую мученическую гибель, лишь бы она пошла на благо общему делу очищения планеты от различной вредоносной мерзости. Хуже всего сгинуть вот так бездарно, запертым в каменном мешке от недостатка воздуха, воды или пищи.

И все-таки Феллад категорически отказывался признать как неизбежную реальность факт своей грядущей смерти. Мозг его метался под черепной коробкой подобно какому-нибудь маленькому зверьку, очутившемуся по воле обстоятельств в точно таком же замкнутом пространстве, в каком оказался юноша. Через некоторое время "зверек" перестал метаться в поисках выхода, успокоился — это Фелладу ценой неимоверного усилия воли все-таки удалось абстрагироваться от всех явных и потенциальных страхов и сконцентрировать все свои мысли на поисках выхода из явно тупиковой ситуации.

"Итак, — думал юноша, — выбраться отсюда прежним путем мне не удастся, ибо для того, чтобы разобрать завал мне понадобится года два, если не больше. Мои способности к телепортации в данном случае совершенно бесполезны, поскольку я не могу совершить прыжок, не видя глазами финишной точки. Прорубить проход в монолитной стене пещеры мне также вряд ли удастся, ибо острый лист является все-таки мечом, а не специальным инструментом для прокладывания подземных тоннелей. Как назло поблизости нет ни одного прирученного скального червя, с помощью которых специалисты-геоморфологи выравнивают критические неровности планетарного рельефа, прежде чем посадить на том месте семена братьев-Деревьев. Впрочем, дикие черви здесь также вряд ли найдутся".

Феллад зажмурил глаза и явственно представил, как во время одной из производственных практик учился мастерству управления скальным червем. Тогда на западе Северной Америнди с помощью этих животных его курс всего-то за неделю превратил в пыль скальный останец довольно приличных размеров.

— Эх, — произнес он с тяжелым вздохом, — сейчас бы сюда самого маленького червячка, и всего-то через полчасика я оказался бы на поверхности.

Но мечты остаются мечтами, а реалии — реалиями. До сих пор никакого разумного решения возникшей проблемы Фелладу так и не удалось найти. Утомившись от теоретических изысканий, он поднялся на ноги, подошел к стене и начал сантиметр за сантиметром изучать ее на предмет обнаружения вероятных пустот, до которых можно было бы добраться с помощью единственного инструмента, имевшегося в его распоряжении — острого листа и через которые можно было бы проникнуть в разветвленную сеть тоннелей, пронизывающих гору. О существовании подобной системы подземных ходов Фелладу ничего не было известно, но подстегиваемое желанием жить воображение очень быстро сформировало в его голове приблизительный план сети. Чтобы попасть туда, необходимо всего лишь знать, в каком месте прорубить твердую каменную стену, а далее дело техники — уж он-то обязательно отыщет выход на поверхность.

Тщательнейшим образом прозондировав в ментальном диапазоне стены и потолок, Феллад сильно удивился, тому факту, что ему не удалось обнаружить в горном массиве никаких пустот, ведущих к поверхности земли. Многочисленные трещины не в счет, поскольку по ним из пещеры не выбрался бы даже муравей. И все-таки молодой человек отказывался смириться с тем фактом, что он в данный момент обреченный на долгую и мучительную смерть жалкий заложник обстоятельств, сложившихся не в его пользу.

"Не может быть! — хотелось ему что есть мочи закричать. — Так не бывает! Ведь обязательно должен быть какой-то выход. Выхода просто не может не существовать, поскольку умирать в столь юном возрасте — очевидный нонсенс".

Убедившись в абсолютной неприступности монолитных стен пещеры, Феллад вновь приблизился к закупоренному огромным осколком скалы выходу. После продолжительного осмотра он окончательно понял, что основательно застрял в каменном склепе, поскольку вытолкнуть или втянуть в пещеру многотонную глыбу, чтобы начать разбирать завал, он не в состоянии. Он прекрасно понимал, что если бы не было этого камня, во время землетрясения его бы попросту завалило, но это не мешало ему самыми грязными ругательствами осыпать "проклятую затычку".

Через какое-то время Фелладу удалось немного успокоиться. К тому же он почувствовал, что здорово проголодался, да и горло не мешало промочить. Поудобнее усевшись на ворох листьев, он сделал пару скромных глотков из фляги, с аппетитом съел небольшой кусок вяленого мяса. Еду и воду, несмотря на полное отсутствие всякой надежды на спасение, он все-таки решил экономить. А вдруг, его все же хватятся и начнут искать, или землетрясение повторится, и каким-нибудь чудесным образом гора расколется, освободив проход. Да мало ли чего может произойти чудесного и необъяснимого с рациональной точки зрения.

Теша себя подобными мыслями и от всей души надеясь на чудо, молодой человек прекрасно осознавал, что чудес не бывает. Никто его не спохватится еще как минимум две недели, и землетрясение, если даже и повторится, скорее всего, еще надежнее похоронит пещеру под более толстым слоем скальных обломков. Имеющийся запас воды даже при самом скромном потреблении он растянет максимум на неделю, затем организм начнет активно обезвоживаться. Сколько времени получится протянуть без воды, Фелладу не было известно. Дней пять? Неделю? Выходит, помощи ему не дождаться даже в том случае, если его поисками все-таки займутся сразу же после того, как товарищи поймут, что с ним что-то не так.

Размышления о том, что помощи ждать по большому счету не приходится, вовсе не прибавили оптимизма узнику каменного склепа. Сознание юноши как бы разделилось на две части. Одна продолжала надеяться на чудо, другая посредством хитроумных логических доводов пыталась всячески развеять эти и без того иллюзорные надежды.

* * *

В конце концов, Феллад не заметил, как заснул. Сон его был сумбурным, абсолютно лишенным смысла и более всего напоминал горячечный бред больного лихорадкой. Он то парил высоко над землей, нырял в облачную муть или взмывал над ослепительно-белой пеленой туч. Затем он погружался в водную толщу, любовался там различными морскими гадами и причудливыми изломами коралловых ветвей. Наконец он ощутил себя зажатым со всех сторон. Его тело было окружено камнем так, что ни вздохнуть, ни шевельнуть пальцем возможности не представлялось. Странно, но, несмотря на свое бедственное положение, он до сих пор был жив и вполне здоров. Поначалу вокруг стояла непроницаемая мгла, затем откуда-то появился слабый свет, и вскоре Феллад как бы со стороны увидел свое тело вмурованным в кусок прозрачного как стекло камня.

"Кажется, что-то подобное когда-то со мной уже происходило, — равнодушно подумал юноша. — Только вот никак не могу вспомнить, когда я ощущал себя мухой в янтаре... Муха в янтаре?.. Муха в янтаре?!"

Последняя мысль оказалась ключевой. Феллад неожиданно явственно представил свое состояние перед тем, как войти в контакт с мыслящей грибницей, именовавшей себя Протием. Тогда он какое-то время был также слеп, глух и находился в сковывающей движения субстанции.

"Протий! — мысленно позвал он. — Отзовись, гриб, если это ты!"

Но никто на его зов не отреагировал. Вместо этого прямо перед его лицом появились два мрачных сгустка непроницаемой тьмы. И вновь Фелладу показалось, что когда-то он это уже видел. Только вот где и при каких обстоятельствах — он не помнил. Постепенно оба черных, как беззвездная ночь пятна начали трансформироваться и вскоре превратились в пару пронзительных темных глаз и еще через небольшой промежуток времени перед взором Феллада нарисовалась усатая физиономия его бывшего учителя Пархая Лихого.

— Ну здравствуй, мой мальчик, — тихим совершенно бесцветным голосом сказал Пархай. — Несказанно рад очередной встрече с тобой. Чего такой грустный, Фелл?

Юноша попытался ответить, но не смог пошевелить языком. Даже широко распахнутые веки ему не подчинялись, не говоря о конечностях и мимических мышцах лица. Однако чтобы хоть как-то дать понять Пархаю, что тот им услышан, он отчаянно начал водить глазами взад-вперед и вверх-вниз. На его счастье глазные мышцы оказались вполне работоспособны и своеобразное послание достигло цели.

— А, понимаю, — ухмыльнулся Пархай, — ты не можешь разговаривать. По какой-то причине ты оказался внутри этой хрустальной глыбы и теперь считаешь себя ее пленником.

"Ничего себе, считаю себя пленником! — с негодованием подумал юноша. — У старого пердуна либо крыша поехала, либо зрение совсем ослабло, коли он не замечает очевидных фактов. Я вовсе не считаю себя пленником, я и есть пленник, непонятно кем и для чего помещенный в огромный кусок прозрачного минерала".

То ли Пархай Лихой умудрился войти с Фелладом в ментальный контакт и прочитать его мысли, то ли ему что-то подсказало выражение глаз юноши. Тем не менее, он осклабился в саркастической ухмылке, словно нелепое положение его бывшего подопечного было чем-то забавным, достойным столь неадекватной реакции.

Веселье Пархая продолжалось достаточно долго, чтобы еще больше взбесить пленника. Вдоволь насладившись видом беспомощного Феллада, Пархай наконец перестал улыбаться. После того, как его физиономия приобрела свое обычное угрюмое выражение, он заговорил:

— Балбес ты, братец! Только что ты витал, словно птица над облаками, затем подобно рыбе резвился в глубинах океана, и тебе ничуть не мешало присутствие воздуха или воды, чтобы совершать различного рода движения. Так почему же, угодив в кусок обыкновенного хрусталя, ты не можешь двинуть ни рукой, ни ногой, даже почтительно поприветствовать своего старого учителя ты не в состоянии. Кстати, факт твоего непочтительного поведения меня обижает больше всего.

"Вот засранец! — подумал молодой человек. — Видите ли, его обижает факт моего непочтительного поведения, а тот факт, что бывший курсант попал в безвыходное положение, его не настораживает. Лучше бы взял камень потяжелее и расколол хрусталь, тогда у бывшего воспитанника хотя бы появилась возможность оказать достойные почести своему уважаемому учителю".

Однако, по известной причине он так и не смог излить свое негодование на голову Пархая.

Тем временем начальник сциллийской школы пластунов, продолжал отчитывать Феллада, будто нерадивого курсанта:

— Не ожидал я от тебя подобного поведения. Дожил до того момента, когда старого Пархая попросту игнорируют. А ведь, если помнишь, мы с тобой перед твоим убытием в лагерь Убанги такую пьянку закатили, любо дорого вспомнить. Ты, кажется, тогда малость перебрал и отрубился на моем топчане...

"К чему это он вспоминает о том позорном случае?" — недоуменно подумал Феллад.

— К тому же, — будто отвечая на немой вопрос юноши, продолжал Пархай Лихой, — если тебе окончательно не отшибло память, ты тогда из вот этих моих рук принял мутаген. Так какого хрена ты еще продолжаешь торчать в этой глыбе и не выберешься оттуда, чтобы, самым подобающим образом, поприветствовать своего уважаемого учителя...

Старый пластун принялся снова муссировать тему невоспитанности современной молодежи, а в голове Феллада тем временем начали формироваться смутные образы его первой и последней пьянки в компании Пархая Лихого. Он вдруг отчетливо вспомнил тяжелый взгляд двух горящих глаз и загадочные слова, которые учитель произнес сразу после того, как тягучая невыносимо горькая жидкость огненной лавой опалила гортань и едва не выжгла дотла его желудок: "Теперь ты — метаморф. Привыкай пока к своему новому состоянию, когда наступит необходимость, твои способности проявятся сами".

"Метаморф?.. Что за странное слово, никогда не слышал, — мысленно рассуждал юноша. — Хорошо, пусть я какой-то там метаморф, остается узнать, что это за зверь и с чем его едят, но самое главное — каким образом мне это может пригодиться?"

Наконец Пархай перестал огульно и, по мнению Феллада, необоснованно обвинять молодое поколение в глупости, распущенности и неуважении к старшим. Он с силой шлепнул себя по лбу и громко завопил:

— Ах да, как же я мог забыть! Знание о том, что ты метаморф до поры до времени так запрятано в твоем подсознании, что оттуда его не выдернул бы целый легион самых упертых психотерапевтов, даже в том случае, если бы им было доподлинно известно что-нибудь об этом! — Затем он продолжил более спокойным голосом: — Видишь ли, Фелл, специально для тебя и конкретно с учетом генетических особенностей твоего организма нашими биохимиками и Деревьями был разработан на основе вытяжки из какого-то весьма редкого растения состав — генетический пластификатор или мутаген. Не будем углубляться в бесконечные ряды химических формул, описывающих это вещество, признаться, я и сам об этом ничего не знаю, стоит лишь отметить, что при приеме внутрь оно каким-то образом оказало влияние на генетическую структуру всех клеток твоего организма. Сделало твое тело пластичным, способным принимать форму любого предмета или вообще существовать вне какой-либо формы, например в виде гигантской разумной амебы, безмятежно парящей в мутных водах реки или какого-нибудь пруда.