Повесть о каменном хлебе.

ты станешь

деревом,

со скалы лететь -

ты будешь

тарпейской землей,

и в воде -

водой,

и горящим воздухом,

Расчетливо — как таракана давит — девушка подавляет рыдания, загоняет вглубь и, закусив губу, выводит:

и камнем,

что споет

В нерешительности повертела карандаш. И — торопливым косым почерком:

для моего виска...

* * *

— Это все твое?! — изумленно-восхищенный выдох. — Ты сама?

Айринэ, изучавшая какой-то очередной фэнзин с плохими стихами, оглянулась — лохматая девочка с мелкими, мышиными чертами лица, небольшими темными глазами и остреньким носиком стояла возле ее стола и смотрела на разложенные на нем браслеты, венцы и подвески так, будто перед ней выложили не больше не меньше — сокровища Смога... И так же восторженно таращилась на стоявшую за прилавком Хаш, уже открывшую было рот, чтобы ответить.

— Во-первых, это мое. — в спокойном, негромком голосе Айринэ отчетливо слышались стальные нотки, и девочка обернулась к ней — и невольно съежилась, наткнувшись на отработанные длительной практикой полупрезрительный тон и ледяной взгляд. — Во-вторых, в мужском роде, пожалуйста.

— Ты... Это Вы — Артано? — выдохнула мышка на пределе слышимости. — Правда?

В груди Айринэ поднялась горячая волна — захлестнула, ударила, подхлынула к горлу. Девушка моргнула, борясь с минутной растерянностью. "Как же, жди... Развели тут Артанов, Саушек, таирней всяких... Хоть пираний ими корми..."

Довольно чувствительно ткнула ребенка кулаком в плечо (та попыталась не показать виду, но все же не удержалась — поморщилась, пошатнулась), растянула губы в гримасе, долженствующей означать улыбку:

— Хрен, а не Артано. — и, глядя в расширившиеся от изумления глаза девочки (хотя вроде бы куда уж дальше!), добавила. — Аннатар. И только так.

Мышка истово закивала. Хаш тихонько хрюкнула и тут же сделала вид, будто внимательно изучает прайс-лист.

...А потом, в кабаке, нервно выхлебывая уже третью бутылку пива и наигранно ломкими, резкими движениями поднося к губам сигарету, время от времени наклоняясь к самому лицу сидевшей рядом Тхэсс, мотая растрепавшейся головой, доказывала срывающимся голосом:

— К-какого черта — Артано... Артаны, таирни всякие — они — под-чи-нен-ны-е! Ученики они, поголовно все! Они все — под кем-то!

Тхэсс хихикнула, едва не подавившись пивом. Айринэ удивленно на нее взглянула, подняв брови, потом отмахнулась:

— Да ну тебя, толкователь нашелся! Не о том я! Над Артано — начальство, над Сау — Учитель, а над Аннатаром — никого, понимаешь ты или нет? Он сам — над всеми. Придет и всем подарит... Таких подарочков... — и вдруг рассмеялась странным дребезжащим смешком, — Так что для той мыши я — Аннатар, не будь я... — выразительно махнула рукой с сигаретой, рассыпав пепел по столу, и сделала большой глоток "Тимофея". Взглянула в окно — мелкий снег пополам с дождем все сыпал и сыпал, приближался вечер, стремительно темнело. Айринэ нашарила на поясе сумочку, расстегнула замочек, вытащила несколько бумажек и задумчиво на них уставилась.

— Как думаешь, хватит? — говорила она тихо, но Тхэсс услышала:

— По уши хватит. Даже вот так давай... — она отобрала у Айринэ деньги, пересчитала их и вернула две бумажки. — Теперь нормально.

— Ну, так сгоняй кого-нибудь... — не глядя ни на деньги, ни на Тхэсс, девушка сунула бумажки на место и, резко помрачнев, уставилась в пол. — Кого найдешь, того и сгоняй. Скажи, я велел.

— Всё как всегда и тебе как обычно? — спросила Тхэсс, легко поднимаясь из-за стола, и помедлила секунду в ожидании ответа, но Айринэ молчала. И только когда высокая, кошачье-гибкая девушка повернулась и начала аккуратно прокладывать себе путь сквозь наполнявшую кабак толпу страждущих и жаждущих, Айринэ негромко произнесла, не поднимая головы:

— Да. Мне... Как обычно.

Перебор гитары становится все громче и уверенней, и существа сползаются со всего кабака, и заглядывают новые, и присоединяются — оставаясь вовне. В круг входят только те, кто знает певца лично. Айринэ тоже в их числе. Ворон играет все отчаянней, все резче, и поет песню за песней, и стоящие в круге подхватывают — кто как может, кто как умеет, и даже те, кто не умеет — все равно поют, потому что сейчас ничего не имеет значения. Секундная пауза. Новая песня.

Ворон начинает негромко, но к нему присоединяются, и взвиваются голоса, звенят натянутыми струнами, все громче и громче, вместе и — вразнобой:

— А я не верю ни во что...

Дальше и дальше, и Ворон мотает головой, зажмурившись, а кто-то отпихивает прочь столики и легкие пластиковые креслица — к стене, к черту, к Эру Великому! — нечего мешать кругу! И круг замыкается.

— А я не верю ни во что!

Подхватывают все. И пусть свиты жмутся к стенкам, пусть подвывают оттуда — уже никого ничего не волнует, и Айринэ уже все равно — она в круге, с монстрами на равных, но ей плевать, кто рядом и кто напротив, и что сам Ворон исходит криком через двух существ от нее... Есть только — бешеный ритм наперехлест с ударами сердца, все чаще и быстрей, и плевать, что напротив в круг протискивается Лави — в руке далеко не вино и уж тем более не пиво, глаза лихорадочно блестят — даже сквозь клубы сигаретного дыма видно, и горят ее щеки, а волосы встрепаны... Плевать!

— А я не верю ни во что!!

И гитара закатывается и дробит в истерике, а руки, обнимавшие друзей за плечи, понемногу сползают вниз, и — выбрасывать сжатый кулак вперед и вверх, кто — так, а кто с бутылкой, и — почти ослепнуть то ли от дыма, то ли от слез, и — тьма-пелена! — кому какое дело?! И крик — сорванными осипшими глотками:

— А я! Не верю ни во что!!

"Плевать, плевать, плевать... Монстры проклятые! За каждым из вас — шлейф разбитых жизней, вы же сволочи, все, все, все... Я доползла до вашего олимпа — а он в дерьме, и я тоже, и никто уже не припомнит вам всего, что вы натворили, потому что вы — монстры... Вы сволочи... И я теперь — одна из вас!.."

— А Я! НЕ ВЕРЮ НИ ВО ЧТО!!!

Последней более-менее связной мыслью, прилетевшей незнамо откуда, было: "Цири пляшет..."

И больше не было ничего.

* * *

— Слишком много развелось! — сердито фыркнула Айринэ, откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. — И-ди-о-ты. — именно так, четко и раздельно, по слогам. — Нет, ты подумай — любой, кто хоть как-то умеет держать карандаш, заявляет себя художником! Нет, ты посмотри — ты только в Сеть вылези, там их — табуны! Стада! Ох, уро-оды... — простонала, потягиваясь, и закрыла глаза.

— Ну и что, что стада, — пожала плечами Тхэсс. — Ты-то одна такая. Тебя знают, имя-то ты все-таки заработала.

— Заработала, — отозвалась Айринэ, — еще бы...

"Заработала... Но как же обидно безумно! Сколько старалась, выгрызала, пробивалась, а этим все так достается... Быстро и просто." Айринэ страшно боялась затеряться — снова стать никем и ничем, даже хуже — одной из... Из этих.

— Нет уж... — пробормотала, — никогда. — и вдруг рассмеялась.

— Ты чего? — подняла голову уткнувшаяся было в книгу Тхэсс.

— Да ничего, — улыбнулась Айринэ. — Иди сюда. Я придумал. Ну я и дурак!

Отложив книгу, Тхэсс изящно поднялась с дивана, подошла, присела рядом с креслом Айринэ, почесала девушку за ухом:

— Ну, и чего ты такого страшного надумал?

— Мрррр... Все просто. Куклы мои фарфоровые. Я ж их на продажу пачками делаю! Вот и будет... Какой-нибудь Маэдрос на скале, Феанор с кораблями...

— ...и Берен, откусывающий Кархароту лапу с Сильмариллом! — подхватила Тхэсс, и обе девушки рассмеялись.

— Мурррр, — Айринэ потянулась, — кысь, скажи Таксу, пусть там чай ставит. Сейчас же народ притащится... Кто сегодня точно будет?

— Угу... — Тхэсс поднялась и двинулась к двери, уже на ходу ответила, — я знаю, кого точно не будет. Лаушка не придет, у нее учеба, а остальные — кто как...

— Ага, про Лау я в курсе. — Айринэ рассеянно кивнула, нашаривая бумагу и карандаш и уже прикидывая в уме наброски будущих кукол.

Обсуждение будущего КОНа (и заодно грядущей игры) шло как обычно и, разумеется, затянулось допоздна. За окном лил холодный дождь, и Айринэ, зябко передернув плечами, сказала Йолли закрыть форточку.

Раздался звонок в дверь, Айканаро тут же сорвалась открывать, и девушка, рассеянно кивая в ответ на какой-то вопрос Такса, невольно прислушалась к голосам. "Кого там принесло?"

— Там Иль пришел. Тебя хочет. — деловито сообщила Айканаро, выныривая из коридора и собираясь протиснуться обратно на место, между Йолли и Тхэсс. — Ну и мо-окрый! — помотала кудрявой головой, хихикнула.

— Так иди чайник поставь, — отозвалась Айринэ, неохотно поднимаясь и потягиваясь, — а то сам не знаешь...

— Опять я?!

— Кысь, не спорь, ладно? — Айринэ значительно взглянула в глаза девочке, и та, нарочито тяжко вздохнув, поплелась на кухню. Девушка выбралась в коридор, прислонилась к стене, скрестила на груди руки:

— Ну, и что дальше?

Мальчик, как раз развязывавший шнурки на раскисших кедах, поднял голову — при виде Айринэ его глаза просияли:

— Я щас!

Снова задергал шнурки, дернул сильнее — мокрый хвостик остался в кулаке, и мальчик, что-то пробурчав себе под нос, досадливо запихал обрывок в карман куртки.

Айринэ едва заметно поморщилась.

Она позволила черно-серебряному мальчику влиться в стаю, но ближе так и не подпустила. Мориллиндо (Иль для краткости) приходил на все встречи, ездил с ними на игры — и всегда, везде, в любое время девушка чувствовала на себе его пристальный взгляд. Он менестрелил понемногу, посвящал ей песни и стихи — приносил, отдавал прямо в руки, подсовывал в карманы, оставлял на столе. Стихи были красивыми, песни — тоже. Айринэ понравилось играть с ним: она оставляла его на ночь — и укладывала спать на полу; выставляла вон, давала доехать до дома — и звонила, и просила приехать, и он возвращался; отправляла с поручениями и не благодарила — он безропотно все переносил.

Иногда, правда, исчезал — на день, на неделю, как-то раз даже на месяц, но все равно возвращался, побледневший, исхудавший, но с тем же выражением собачьей преданности в глазах, с той же покорностью — и с новыми стихами.

Справившись со шнурками, он вскочил и подошел к девушке, копаясь в кармане куртке и пытаясь что-то оттуда выудить. Бумажки. Несколько исписанных тетрадных листков. Протянул девушке, улыбаясь. Вытер лоб, смазав крупные капли дождя, пригладил потемневшие от влаги волосы.

"Опять..."

Айринэ выпрямилась:

— Это что?

— Прочитай... — выдохнул он, отвел прозрачные серые глаза. — Прочитай.

Пожав плечами, Айринэ убрала за ухо выбившуюся непослушную прядь и прислонилась к стене. Прищурилась, разбирая пляшущий, неровный — нервный почерк. "Глупое создание..." Иль стоял, перетаптываясь, поджимая пальцы в промокших носках. Ждал.

— Раздевайся давай, не стой ты... — пробормотала Айринэ, вчитываясь в текст. Строчки расплывались перед глазами. Из комнаты ее уже звали нестройным хором.

— Сейчас! — крикнула она. — Секунду! — встряхнула головой, начала с середины. Прочитала первую страницу, недоуменно нахмурилась, взялась за вторую — и рассмеялась. Настороженно ждавший ее ответа мальчик вздрогнул, будто от удара. Все еще смеясь, Айринэ свернула листки, протянула руку, пригладила взъерошенные волосы мальчика:

— Глупый... — крепко сжала его затылок, притянула поближе (другой рукой тяжело оперлась ему на плечо — кажется, вина опять было слишком много).

Огромные, растерянные, молящие глаза на бескровном лице. Прикушена губа — но нет, вот — отпускает — и Айринэ зачарованно следит, как на нижней губе наливаются темно-красным отметины зубов. Мальчик выдыхает — на пределе слышимости:

— Мельда-а... — переводит дух, и — горячим шепотом: — Л-любимая... Ты... ты вспомнила? Ты видишь?

Айринэ тяжело вздохнула. Кровь билась в висках, грохотом отдавалась в голове, не давала думать связно. Девушка уткнулась лбом в лоб мальчика, проговорила негромко:

— Хорошо придумано, серебряный мой... Только я на это не ведусь... — снова рассмеялась, видя, как на его лице отчаяние сменяется искренним недоумением... Разочарованием... И, наконец, пониманием. Айринэ легко коснулась губами губ мальчика, задержалась на мгновение, чувствуя — отметины... Отпустила и улыбнулась, — Ну, пойдем, кысь. А это пусть у меня будет. На память... — оттолкнулась легонько, только чтобы твердо встать на ноги, не упасть, не хвататься за стену у него на виду.

— Но я... Это правда! — протестующий, слабый голос.

Обернулась, посмотрела пристально. Едва заметно пожала плечами:

— Ала... — всплыло откуда-то из глубин памяти, казалось бы, давно и прочно забытое — "нет" на Квэнья. — Пусть так... Все равно.

И, оставив мальчика в коридоре, вернулась в комнату:

— Искорка, ну-ка подвинься... Тхэсс, ага, давай... Такс, играть будешь? — оглянулась — Мориллиндо стоял в дверях, вцепившись в косяк, и пристально смотрел на нее. Девушке стало неуютно, и она, передернув плечами, отвернулась — как раз ей передали ее бокал.

— Я вот эту хочу... — помотала расслабленной кистью, — "если слово не свяжет", а дальше забыла.

— ..."то кровь, что вода..." — продолжил Такс. — Помню.

Он приготовился играть, и девушка подвернула под себя ноги, устроилась поудобней (Искра тут же оказалась под боком, опередив обиженно надувшуюся Айканаро) и закрыла глаза. Звуки отдалились. Вокруг царила темнота, темнота начала стремительно вращаться, и девушке казалось, что она вместе со всей комнатой летит вниз по сужающейся спирали... Внезапно ее резко дернули за руку. Девушка с усилием разлепила веки, с трудом сфокусировала взгляд — перед ней плавало бледное взволнованное лицо. Мальчик. Серебряный. И почему-то с ее бокалом в руке.

— Айринэ... Ты в порядке?

— Ммм...

— Ты...

— Да нормально, нормально. — она выпрямилась, насколько это было можно сделать, не слишком тревожа пригревшуюся Искру. — Садись, не маячь.

Мориллиндо еще мгновение вглядывался в лицо девушки, затем кивнул чему-то своему и сел — на пол, у ее ног. Она протянула руку и принялась бездумно перебирать светлые шелковистые волосы.

* * *

Очередной зимний КОН, очередная запарка. На этот раз все намного сложнее: все-таки Айринэ везет уже не картины, нет, такой выставки вообще не было за всю историю КОНа ("И пусть подавятся," — мысленно добавляет в адрес всех конкурентов, и известных, и еще неведомых). Все надо везти аккуратно, да еще ничего не потерять и уж тем более ни в какой багаж не сдавать. А еще убедиться, что Тхэсс с Айканаро попадут в концерт, что перед открытием железного турнира будет танцевать Искра, что ее не оттерли и не забыли, в конце концов, у оргкомитета и своих любимчиков хватает... Потом распихать всех по семинарам, да еще самой ничего не пропустить, и не забывать поглядывать — мало ли, вдруг кто новый и интересный найдется...