— А вот и источник проблем пожаловал. Это хорошо, искать не надо. И, как полагается, превратил себя в монстра. Все, как обычно.
За спиной Коноховца что-то хлопнуло. Что-то, напоминающее призыв. Муи и Кьюджин обернулись, и Коноховец удивленно высказался:
— Блядь! Великий Рикудо! А вот это уже что-то новое!
За ними стоял высокий, вполне человеческого роста, заметно светящийся в темноте павлин.
Глава 4/20
Птиц, будто не обращая внимания на двух удивленных синоби, смотрел в небо. Туда, где висел артефакт. Кьюджин быстро справился с удивлением или, скорее, даже ошеломлением и тоже переключился на артефакт.
— Учитель?
Муи старался выглядеть отстраненным. Призывное животное, пусть и о павлинах он никогда не слышал, но это было призывное животное. Надо заметить, необычное. Так же, как и у ученика, у павлина светились глаза, и вокруг них расползлась такая же светящаяся сетка жилок. Чем-то напоминало небезызвестный бьякуган, точнее, вздутые при его использовании вены. Но у этих двоих сетка светилась. Да и к тому же высок был этот павлин, слишком большой для своего вида.
— Ученик, — ответил на приветствие птиц.
— Ты здесь по делу?
— Да... и нет.
В другой ситуации Муи бы улыбнулся. Теперь понятно, откуда эта привычка у Коноховца. Видимо, для Кьюджина появление учителя было большой неожиданностью. И если он и испытывал нетерпение от желания узнать, зачем тот пожаловал, то скрывал это практически идеально. Никаких даже намеков.
Павлин тем временем медленно пошел вперед, навстречу спускающемуся Муку. Сын Муи смотрел на павлина, павлин внимательно смотрел в ответ. Кьюджин, немного подумав, пошел следом.
— Сила та же, но запах иной, — издалека бросил Муку, — ты ведь не Хоодо?
— Нет. Он был моим учителем.
Муку приземлился в паре десятков шагов. Руки и ноги его были удлиненны относительно человеческих, шея вытянута, тело казалось исхудалым. Муи, осмотрев его, спросил:
— Сын, что ты делаешь?
Существо бросило короткий презрительный взгляд на Муи:
— Молчи лучше, букашка. Это тело теперь принадлежит мне.
— Тебе? — глава тюрьмы догадывался, но не хотел верить.
— Тому, кто был заключен в артефакте, — ответил Кьюджин.
— Той, — поправил павлин.
Существо чуть наклонило голову в сторону, улыбнулось:
— Что старик Хоодо рассказал обо мне?
— Не слишком много, госпожа Ятагарасу. Когда-то вы были союзниками, но потом разошлись разными путями.
Ятагарасу язвительно улыбнулась:
— Разошлись, да? Хоодо предал нас, как и все остальные. Продался никчемным людишкам. Думаю, ты даже не знаешь, в чем мы были союзниками и против кого сражались?
Павлин чуть склонил голову:
— Отчего же, знаю. Вы сражались с людьми, пытались их уничтожить, но проиграли.
Существо недовольно дернуло головой:
— Этот кисама, выблядок Отсутсуки, который известен вам, как Рикудо Сеннин, жадная до власти мразь. Он не побеждал нас. Он нас обманул. Предал после того, как мы помогли ему остановить другую жадную до власти сучку. Но драконистая задница Кагуя была просто злобной жестокой стервой, которой было плевать на смертных. Зато кисама Отсутсуки был мразью другого порядка.
Муи пытался понять то, что сейчас услышал. Мировоззрение неожиданно начало трещать по швам, пытаясь уложить все это в какую-то целостную картинку. Так и Кьюджин еще подлил масло в огонь:
— Я говорил тебе, не бог Рикудо. Сильный синоби — да. Но никак не бог.
Ятагарасу в голос рассмеялась.
— Бог? Его действительно считают богом? Даже драконья задница Кагуя богом не была, хотя и все вместе сенджины не смогли убить ее. Девять сильнейших из нас растащили ее тело на части и сошли с ума, пытаясь удержать ее мощь. Но даже она богом не была, а уж этот выродок... — Ятагарасу злорадно улыбнулась, — хотел стать сосудом для ее души и получил по полной программе.
Кьюджин улыбнулся:
— Значит, я оказался прав? Рикудо стал Шинигами?
Ятагарасу пожала плечами:
— Не знаю, сенджин. Знаю только, что он проклят. Никогда не умрет и никогда больше не будет жить. Кагуя знала толк в проклятьях. Шинигами мне неизвестен.
Кьюджин шагнул вперед:
— Госпожа Ятагарасу, позволь еще вопрос. Ты сеннин Ворон? В смысле...
— Сенджин, — поправило существо, кивнув, — забавно, правда. Хоодо так и не смог стать настоящим сенджином, но не уступал мне в силе.
Ятагарасу снова перевела взгляд на павлина:
— Отсутсуки, получив долю силы Кагуи и разделив наших братьев и сестер, обратившихся биджу, между своими учениками, начал войну. Недоношенный выблядский пророк нового мира. Войну, целью которой было вытеснить нас, хозяев этого мира, нашего мира, и дать место для людей. Но какая это была война? Девять сильнейших из нас, обезумевшие, были цепными псами этого выродка. Перед каждым из нас встал выбор. Приклонить голову перед новым хозяином или умереть вместе со своими собратьями.
На лице существа появилась выразительная горечь.
— Я не виню тех, кто сдался. Даже людей не виню. Вы, хоть и твари, но даже не помните всего этого. Даже не знаете, кто и какой ценой подарил вам право на жизнь, — Ятагарасу засмеялась с оттенком безумия, — правда, не обещаю, что вас это спасет. Не думаю, что остался хоть кто-то, кто застал те времена или помнит о них.
Из обломков девятого корпуса полезли... Муи не знал, как их назвать. Эти существа уже не были людьми. Одержимые демонами, не иначе. Покрытые перьями, с крыльями за спинами и со звериными мордами. Ятагарасу бросила на них презрительный взгляд.
— Из вас даже китсунетсуки получаются уродливые. Но, это мои китсунетсуки, — существо перевело взгляд на Муи, — ты и твой род годами хранил мою клетку и иногда выпускал порезвиться. И, о великий случай, вам достался этот биджев минерал. Благодаря ему моя сила не убивает ваши слабые тела. Так что благодарю тебя за мою будущую армию, букашка.
Снова перевела взгляд на павлина.
— Так что, сенджин? Ты готов преклонить передо мной голову и признать старшей? Я не держу зла на твоего учителя. Он спас своих учеников, дал им будущее. И ты силен и достоин зваться сенджином, — существо перевело взгляд на Кьюджина, — раньше я презирала весь ваш вид. Но...
Ятагарасу махнула когтистой лапой:
— Долой прошлые обиды. Любой сенджин, что признает меня старшей, будет моим союзником, и не важно, как он выглядит. Признай меня старшей, сенджин. И мы вместе заберем себе этот мир.
Кьюджин чуть наклонил голову, будто действительно обдумывал ее предложение... Муи неожиданно вздрогнул. А ведь он действительно мог его обдумывать. Хитрый, изворотливый. Что помешает ему согласиться на столь привлекательно предложение?
— Госпожа Ятагарасу, один вопрос. А что будет с людьми? Нас наплодилось много, очень много.
Существо поморщилось:
— Какая досада. Но я не устрою геноцид. Не уподоблюсь выблядку Отсутсуки. Уничтожим непокорных, а для остальных установим свой порядок. Общий и единый для всех.
Кьюджин задумчиво кивнул:
— Это очень заманчиво, но это важное решение. Дайте немного времени на размышления, госпожа Ятагарасу.
Существо немного задумалось и кивнуло:
— Конечно. Ты мне не мешаешь.
— Я тоже немного подумаю, Ятагарасу, — добавил павлин.
Существо улыбнулось:
— Надеюсь на вас.
И, слегка взмахнув крыльями, взлетело. Не так, как птица, а так, будто его или ее и не тянуло к земле. Воспарила и поплыла обратно к своему артефакту. А из-под земли все лезли и лезли ее... китсунетсуки, что бы это ни значило. Когда она отлетела достаточно далеко, Кьюджин тихо, но весьма бурно и витиевато выругался, активно упоминая всех биджу, Рикудо, сенджинов и все возможные и невозможные способы сексуального общения между ними.
Муи, чтобы не показывать, насколько хреново он себя в данный момент чувствует, спросил:
— Кьюджин. Такое у тебя тоже часто бывает?
Коноховец отрицательно покачал головой:
— Бля! Такая пизда впервые! Сам в ахуе!
— Вот потому я прибыл. Потому что почувствовал ее.
Кьюджин устало потер лоб:
— Жалею об одном. Что, бля, позволили всему этому случиться. Знал бы, извини, Муи, но закопал бы твоего сына вместе с артефактом, причем в диаметрально противоположных концах мира. Чтобы наверняка.
Муи нервно кивнул:
— Да. Знал бы я, тебе бы помог закапывать.
Павлин выдохнул, видимо, выражая согласие с общим мнением.
— Учитель, — Кьюджин снова поднял взгляд на артефакт, — можно в двух словах. С твоей точки зрения, чем это все нам грозит?
Павлин наклонил голову в другую сторону.
— В двух словах — полный пиздец.
— Угу, — кивнул Кьюджин.
— Эта сучка — старая, но очень умная биджева тварь, — продолжил павлин, ругань в его устах вызывала когнитивный диссонанс в голове Муи. — Она же действительно с Рикудо сражалась и ведь выжила. И Рикудо, даже победив, не смог ее убить. Закатал в ящик и отдав кому-то из учеников. Вот и думай, это Рикудо был слабоват, или она настолько крутой? Проблема усугубляется тем, что большая часть ее знаний — то, что было давно и благополучно забыто, ибо потеряло актуальность. Ну не для синоби все ее знания. И что она будет делать? Воевать. Грязно, подло и зло, как, всего скорее, с ней когда-то воевал старый пень Рикудо, поленившийся добить противника, за что мы и расплачиваемся. Пусть геноцида всему живому она и не желает, но Ка... Кьюджин, — павлин повернул к нему голову, — ты сам знаешь людей, куда лучше меня.
Коноховец кивнул:
— Не подчинятся. Воевать будут, если не до последнего человека, то близко к этому. Силенок-то у нее хватит, с целым миром воевать?
Павлин снова перевел взгляд на артефакт:
— А она и не будет. Да и поверь мне, найдется достаточно тех, кто к ней присоединится. И ей хватит хитрости действовать не напрямую. Драная биджева ворона, курица, возомнившая себя прекрасным лебедем. Это она нам сейчас все рассказывает, просто попиздеть было не с кем все это время, вот и разговорилась. Да я бы и без ее рассказа все понял. Почти все. Но после этой крепости она будет работать по-другому.
Кьюджин поморщился:
— Короче, допускать этого никак нельзя. Хоть какие-то положительные моменты есть?
Павлин кивнул:
— Да... и нет. Она же такая же, как и я. Сеннин. Но тело ее в этом артефакте. А то, с чем мы говорили...
— Одержимость.
— Моего сына можно спасти? — неожиданно спросил Муи.
Павлин качнул головой:
— Нет. Он уже мертв. Нет его. Тело осталось, не более того. Это существо лишь сосуд.
— Понятно, — глава тюрьмы опустил голову.
Одержимые зверята Ятагарасу со все большим интересом тянулись к оставшимся людям — решать надо было быстрее.
— Учитель, я так понял, если мы сломаем артефакт...
Павлин издал звук, который можно было определить, как насмешку:
— Сломает он. Сам ты сломаешься... Хотя ты прав. Смерть сосуда ничего не даст, эта тварь уже подчинила себе многих. Ее это лишь слегка затормозит. А вот уничтожение артефакта...
Павлин и Кьюджин переглянулись.
— Есть что-то подходящее? — спросил Коноховец.
Птица отрицательно покачала головой:
— Нет... и есть, — перевела взгляд на Муи.
Тот даже испугаться успел...
— Вы на что...
— Твой предок не просто так сюда посажен был, уважаемый Муи, — ответил павлин, — ваша клановая техника.
— Тенро? — удивленно переспросил Муи.
Птиц кивнул:
— Она самая. Крайний метод, так сказать. Если других не останется.
— Почему крайний?
Кьюджин хмыкнул, ответив за учителя:
— Техника сжигает активную чакру. Просто сжигает. А теперь посмотри на этот артефакт и вдумайся, насколько там много чакры? И что будет, если она вся разом вспыхнет?
— Это... невозможно...
Павлин кивнул:
— Да... и нет. Ты в твоем текущем состоянии такого точно не осилишь. А вот если весь ваш клан попытается провернуть нечто подобное сообща... — птица задумалась, — да если их правильно направить... — покосилась на толпу подчиненных Ятагарасу, — да если этих куда-нибудь убрать.
Кьюджин ударил ладонью по лбу:
— Не верю, что я на это подписываюсь.
Павлин отмахнулся движением крыла:
— Тебе достанется самое простое, расслабься.
— Пиздец! Почему опять я?! — тихо матерился Коноховец. — Почему я снова вляпался в какое-то биджево дерьмо?! Сегодня утром еще был обычным заключенным в обычной тюрьме! А теперь?!
Муи посмотрел на матерящегося Кьюджина, на безмятежного павлина, на своих людей, на артефакт.
— Мы всерьез собираемся атаковать и пытаться убить древнюю тварь, которую не смог убить сам Рикудо?
— Добро пожаловать в мой мир, — хмыкнул Коноховец.
Муи глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, и выдохнул.
— Ворон взлетел... Упало черное перо... Пророчит несчастье... Что мы должны делать?
Павлин поднял голову к ночному звездному небу.
— Прекрасное хокку. Подготовьте людей, вы знаете ритуал. Но теперь изменится финал. Избранный не станет сосудом. Избранный станет палачом.
Муи кивнул:
— Я все понял.
— Тогда иди к своим людям.
Он ушел, оставив ученика и учителя одних. Кьюджин печально вздохнул:
— Большие шансы?
— Не слишком. Пятьдесят на пятьдесят. Может, получится, может, нет.
Коноховец кивнул:
— Понятно. А выжить?
Павлин промолчал.
— Понятно, — повторил задумчивый ученик, — значит, уничтожаем сосуды?
— Не потянем... По отдельности. Я стану твоими крыльями. Я научу тебя летать, мой ученик. И мой друг. Тебе не привыкать ставить на кон все. И... извини. Я не знал, что Ятагарасу вдруг обнаружиться здесь...
— И не мог знать. Ее пробудила моя сенчакра, — ответил Кьюджин, — так что все взаимосвязано. Это не я оказался здесь не вовремя. Это я создал обстоятельства, оказавшись здесь. Так что это все не случайность, а просто закономерное стечение обстоятельств. Это все не случайность, а одно сплошное стечение обстоятельств. Начавшееся с того момента, как я покинул Деревню Горячих Источников. Умолчал часть информации, не настоял на том, что деревню следует взять под наблюдение. Боялся, что Данзо узнает слишком много. Так что минерал бы в любом случае всплыл бы где-нибудь. И уже всплывал не раз. А я все равно не намекал на то, что месторождение нужно взять в разработку. И, если бы я был не я, то не убил бы Третьего вместе со старейшинами, а сидел бы сейчас главой Корня и проблем не знал. И не будь я сеннином, не разбудил бы эту черноперую сучку. Закон жизни, из всех возможных ситуаций случится самая худшая. Вот и получил свою самую худшую ситуацию. Каким-то биджевым вывертом наткнулся на древнего особо опасного сеннина в тюрьме для недоделков. Специально, блядь, не придумаешь! Всю жизнь занимался тем, что служил Конохе и обустраивал собственный быт, и вот, на тебе, получи. Спаси-ка мир напоследок, и, если очень исхитришься, может, даже выживешь.
Оракул кивнул, молча соглашаясь с учеником.
— Но много на себя берешь. Ее остановят. Просто позже. И трупов будет много. Очень много.
