Николай Николаевич мстительно и одновременно с нежностью к тому юному чуду улыбнулся. Вернувшись из детских воспоминаний, он снова попытался дозвониться Свинцову — безрезультатно. Опять пришлось иметь дело с помощником своего главного чекиста.
— Твой шеф, мать его, всё ещё недоступен! — удивляясь и негодуя набросился Крымов на адъютанта главы Министерства Порядка.
— Феликс Лаврентьевич не может сейчас разговаривать, Николай Николаевич, — испуганно и грустно повторил помощник Свинцова.
— Да что у него такое произошло, что твой шеф президента страны игнорирует?!
— Сын Феликса Лаврентьевича отдыхал с семьёй на Бали, ночью их отель взорвали исламисты. Их номер-люкс находился на втором этаже. Тела под завалами спасатели нашли только несколько часов назад...все погибли, включая внуков генерала.
Крымов смущённо буркнул в трубку что-то навроде "чёрт бы их побрал", новость сбила с его с толку, но Свинцов был ему всё равно срочно нужен.
Помощник объяснил, что генерал заперся у себя в кабинете и отключил все телефоны.
— Хорошо. Сейчас я буду сам.
Ехать оставалось минут пятнадцать, снова нахлынули воспоминания. В КГБ Николай сам вначале подал заявление. Сразу после окончания школы. Но ему отказали, объяснив, что "инициативников" не берут. Тогда он поступил в университет на юридический, благо по гуманитарным предметам в аттестате стояли в основном пятёрки.
Учился он в общем неплохо и ближе к пятому курсу мечта осуществилась сама: однажды перспективного студента вызвали под надуманным предлогом в ректорат и там в отдельном кабинете без свидетелей солидный человек предложил ему работу в Комитете. Но обрадовался Николай рано, — в школе КГБ у него сразу не стало складываться. Преподаватели решительно не хотели замечать в курсанте способностей, фактически объявили бесталанным. Курсантам полагалось пользоваться псевдонимами, а не собственными именами, и так вышло, что ему дали обидное прозвище "моль".
Часть преподавателей почти открыто относились к нему как к посредственности. Некоторые даже использовали в качестве "учебного пособия", что было особенно оскорбительно. Однажды преподаватель по тактике в качестве домашнего задания раздал курсантам в конце лекции отксерокопированные листы с шахматными задачами, будто бы взятыми из какого-то переводного иностранного журнала (считалось, что решение шахматных головоломок отлично развивает логику, необходимую курсантам в их будущей профессиональной деятельности). Николаю достались несколько задач знаменитого до войны гроссмейстера Алёхина. И тут кто-то из курсантов припомнил, что Алёхин вроде бы был врагом советской власти. Николай сказал об этом преподавателю. Но тот оставил реплику без внимания. Зато, явно сомневаясь в его аналитических возможностях, поставил Крымову условие решить задачи непременно самостоятельно, не прибегая к посторонней помощи.
Через час на столе офицера политуправления лежал рапорт Крымова, в котором бдительный курсант сообщал, что преподаватель С. Использует в своих лекциях работы перебежчика Алёхина. То есть, превозносит таланты и достижения известного антисоветчика, отщепенца и ренегата, "подло сбежавшего из СССР, чтобы примкнуть к белоэмиграции и развить с буржуазного Запада клеветническую работу против молодой советской страны".
Но вышел конфуз. Оказалось, статья была опубликована ещё в 1953 году (вскоре после смерти Сталина) в журнале "Шахматы в СССР". Тогда многих бывших "ренегатов" начали реабилитировать и возвращать в официальный иконостас советской культуры, науки и спорта. "Реабилитанс" коснулся и знаменитого гроссмейстера 1920-30-х годов Алёхина. И вообще, как оказалось, Алёхин давно уже в СССР считался отнюдь не персона нон грата, а вполне даже был признан. Просто молодой курсант, хоть и закончил юрфак, но в силу недостаточной начитанности и ограниченного кругозора, об этом не знал, и никто из одногрупников ему вовремя не подсказал.
Позже выяснилось, у парней с преподавателем был сговор. На его примере "тактик" (как он объяснил на следующем занятии) решил показать курсантам как можно подстроить человеку ловушку, если есть необходимость выставить кого-то в дурном свете, скомпрометировать в том кругу, к которому вы принадлежите, показать чью-то ограниченность и моральную низость. Оказывается, изучив психологические, умственные и моральные особенности "объекта", преподаватель пришёл к выводу, что курсант "моль", будучи не в состоянии решить ни одной из предложенных задач самостоятельно, предсказуемо изберёт путь встречной провокации, и в итоге сам попадётся в приготовленную для него западню. "По такому же принципу, мол, устраиваются любые ловушки. Даже "медовая" для потенциального ценного источника с целью поймать его на запретном сексе и склонить к сотрудничеству угрозой компрометации" — объяснял группе "тактик" (впоследствии Крымов это использует на посту директора ФСБ — в провокации против человека "похожего на генерального прокурора", заснятого скрытой камерой в обществе проституток).
В тот день он стоял красный как рак на "лобном месте" позора у доски и вынужден был молча сносить унижение.
Но Крымов умел держать удары судьбы и никому ничего не забывал и не прощал. Став через много лет главой Министерства Порядка, он одним из первых своих неофициальных распоряжений создал спецгруппу, которой поручил негласно поднять архивы и подобрать материал на унизившего его много лет назад шутника и выдумщика. В итоге 63-летний отставник был пойман на неких грешках, лишён пенсии и выселен из квартиры в ведомственном доме...
Впрочем, до этого времени молодому сотруднику КГБ пришлось пережить ещё много других унижений. По окончании Института ему дали самую низкую аттестацию. Всех распределили в хорошие зарубежные резидентуры, а его отправили в ГДР заведовать советско-восточногерманским "Домом дружбы". А ведь он всегда был амбициозен, надеялся на карьеру, но авторитетом у нового начальства долго не пользовался. А, значит, карьера ему по службе не светила.
И даже когда судьба вдруг сделала неожиданный вираж и вышедшему в тираж чиновнику выпал счастливый билет стать приближённым человеком самого царя всея Руси Бориса Годуновского Крымову пришлось претерпеть немало хамства от сильно пьющего начальника.
При этом Борис Николаевич обладал колоссальным обаянием, любого мог к себе расположить. В повседневном общении был прост, незлобив, незлопамятен. Правда по-детски обижался, если обнаруживал, что ординарцы по наказу жены прячут от него ключи от бара с напитками. Хотя сам периодически после общения с докторами требовал от охранников не разрешать ему много пить и курить. Охрана и влиятельные силовики так и относились к своему патрону, как к большому ребёнку, которого каким-то ветром править одной шестой частью суши.
Почти тёзка-питерец ему явно нравился своей организованностью, исполнительностью, немногословностью. Николай тоже где-то симпатизировал большому боссу (а иначе нельзя, шеф рано или поздно учует подхалимаж и прогонит от себя взашей). Наблюдал за своим непосредственным начальником, пытался определиться: что необходимо сделать, чтобы надолго задержаться возле первого лица? К тому же у Крымова в ходу был принцип: старайся перенимать лучшее у начальства — и сам станешь успешнее. Это было нетрудно — босс каждый день маячил перед глазами.
Вот только Крымов долго не мог приспособиться к как оказалось сильно переменчивому нраву шефа: когда тот крепко выпивал его недюжинное человеческое обаяние на первых порах только возрастало; если шеф не ужирался сразу в хлам (а такое с годами с ним происходило всё чаще), то первые два-три дня мог быть благодушным, сохранять работоспособность: в первые дни "праздника" он бывало порождал неплохие идеи, с ним можно было обсуждать серьёзные вопросы. Но медицинский факт: алкогольная агрессия выходит из организма в течении тридцати дней. В случае Годуновского она накапливалась, подобно кумулятивному заряду, и в конце концов выплёскивалась в дикой злобе, мерзких выходках, калеча души людей из ближайшего окружения. Далеко не все выдерживали его хамство, унижения, но Крымов ради того, чтобы оставаться у трона был готов дерьмо ложкой жрать.
И постепенно невзрачный питерец сумел приспособиться к непростому характеру начальства. Это у менее искушённых царедворцев случались досадные проколы. К примеру, возникали у них всякие прожекты на разные государственные темы, которые эти умники азартно тащили царю, и часто, не умея точно попасть под нужное настроение, натыкались на грубость. Будучи в ненастроении Годуновский, заслышав очередное оригинальное предложение, мог в худшем случае заткнуть инициативника матом, а в лучшем испепелял не вовремя попавшегося ему на глаза взглядом и с укоризненным видом пожимал плечами и отворачивался. Даже уважаемых профессионалов мог прилюдно унизить, относясь к заслуженному человеку как к молодому несмышлённому салаге, например, сделав в ответ большие глаза, присвистнув и даже покрутив у виска пальцем. Много раз такое происходило на глазах Крымова, опозоренный человек становился красный как рак, кто-то со сконфуженной улыбкой пытался свести всё к шутке, чтобы не выглядеть полным дураком, кто-то растерянно разводил руками, не зная, что и ответить на такое хамство. Двухметрового и крупного Годуновского побаивались, зная его медвежий нрав. Большинство проглатывало унижение и просто несло дальше свой крест, смиряясь с растоптанной репутацией, подмоченным в глазах профессионального сообщества авторитетом человека, позволившего себя публично ошельмовать.
Крымов так не рисковал, для этого он изучил досконально характер шефа и знал, когда к нему можно подойти и как деликатно всё подать. Благодаря этому отставной чекист постепенно занял особое место подле правителя. Место хоть и скромное, но достойное. Хотя это было и непросто — на его счастье в окружении шефа хватало постоянных "мальчиков для битья", на которых шеф регулярно отыгрывался, если поблизости не замечалось дичи покрупнее и посолиднее. Одним словом, удалось неплохо вписаться в команду президента. Даже заслужить его уважение.
Но до поры не высовывался, чтобы не нажить опасных врагов. Не то, чтобы изображал из себя скромника, просто опыт службы научил прятать амбиции, маскировать азарт, страсть в глазах, прикидываясь этаким "сапогом", которому "итак всё нравится". Мол, он на своём месте и не претендует на большее. Делал вид, что не жаждет власти, что ему нравится быть порученцем при первом лице, заниматься разной организационной работой, помогать шефу в его напряжённом графике, налаживать важные контакты между не склонным к методичной работе Борисом Николаевичем и людьми, которые могли бы принести пользу делу. Он тянул в администрации президента многое. И всячески показывал, что должность первого порученца при Годуновском — его потолок. С неизменной корректностью терпел закидоны сумасбродного шефа, соблюдал субординацию в отношениях. И делал своё дело, не расслабляясь. Всё у него было на карандаше, всё учтено и подсчитано. И без всякого крика и нервов.
За это многие влиятельные тузы ему симпатизировали и уважали: а питерец-то дело своё знает! Методист, флегматик, аккуратист. Он действительно был скрупулёзен, точен, дисциплинирован, неизменно доброжелателен и вежлив со всеми. Даже не серый кардинал, просто симпатичный надёжный парень, без намёка на чванливость. Спокойный, знающий своё дело мужик, настоящий полковник.
Эта симпатия и уважение к скромному ординарцу Николаю постепенно перешли и на Семью. Пройдёт совсем немного времени и скромный, лишённый полёта вечно второй неожиданно для всех пройдёт к в короли и окажется в клубе избранных жителей этой планеты, которые могли сказать о себе: "Все мои мечты исполнились, мне не чего больше желать", и на какое-то время ему действительно не о чем станет мечтать.
Глава 468 "Конец опричника"
14 декабря 2016 года в городе Орле был торжественно открыт памятник Ивану Грозному. А двумя годами ранее изваяние в честь одного из самых кровавых правителей Руси появилось в Александрове Владимирской области. Хотя те, кто занимал российский престол после Грозного, не очень-то жаловали своего предшественника. Не случайно Иван IⅤ чуть ли не единственный отечественный правитель, которого лишили права фигурировать на памятнике "Тысячелетие России". "Зачем компрометировать себя столь одиозным соседством" — вероятно рассудил Александр II, "царь-Освободитель", между прочим, едва ли не самый достойный правитель за все тысячи лет.
И вот недавно Секретарь российского Совета безопасности, бывший директор ФСБ (1999-2008) объявил Грозного "жертвой русофобии и "чёрного пиара" неких западных хронистов и подкупленных ими историков". Похоже, глава Совбеза и бывший главный чекист не прочь записать в "иностранные агенты" великих русских историков: Соловьёва, Карамзина, Костомарова, Ключевского, ибо все они нелестно отзывались о последнем Рюриковиче.
"Царь ожидал с двух сторон нашествия врагов, а внутри государства ему мерещились изменники. Он желал проливать кровь, но трусил и измыслил такое средство, которое бы в народных глазах придавало законность самым необузданным его неистовствам" (Костомаров).
"Иоанн сказал, что он для своей и государственной безопасности учреждает особенных телохранителей. Такая мысль никого не удивила: знали его недоверчивость, боязливость, свойственную нечистой совести...Чем более Государство ненавидело опричных, тем более Государь имел к ним доверенности: сия общая ненависть служила ему залогом их верности" (Карамзин).
"Царь совершил или задумал много хорошего, умного, даже великого, и рядом с этим наделал ещё больше поступков, которые сделали его предметом ужаса и отвращения для современников и последующих поколений" (Костомаров).
"Положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, шуму, который производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем делал" (Ключевский).
*
Уже второй раз за день кортеж президента въехал на Лубянскую площадь и снова стал огибать место, где вскоре должен был восстановлен памятник "Железному Феликсу". И так будет, в этом Крымов не сомневался. Потому что при всей своей занятости нынешний глава Министерства Порядка Свинцов лично занимается этим вопросом, ибо считает, что без преданных опричников России не обойтись в любые времена. И что иногда великие цели оправдывают некоторые жертвы...
*
В середине июля 1957 года, накануне открытия в Москве ⅤI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в центре Лубянской площади появилась временная скульптура ковёр-самолёт с фигурами летящих на нём детей. Ковёр-самолёт крепился тросами и составлял единую композицию с магазином "Детский мир", который открылся 1 июля этого года и должен был символизировать перед гостями фестиваля счастливое детство советской ребятни.
По многим свидетельствам, появление такого арт-объекта перед главной резиденцией КГБ восторга у её обитателей, мягко говоря, не вызвало. За три года до этого чекисты уже пытались помешать строительству детского универмага, имея виды на участок земли на месте снесённого Люблянского пассажа (по некоторым данным здесь планировался новый тюремно-следственный корпус). Но после ⅩⅩ съезда партии (февраль 1956 года) с всевластием "бойцов невидимого фронта) на время было поколеблено.
