Генерал Сент-Клер прибыл с сопровождающими: целых три генерала младших чинов, один из которых — француз (ваш отец говорит, что генерал Фермуа довольно подозрителен в военном отношении) и около трех тысяч новобранцев. Это в значительной степени ободрило всех (хотя и выявило жуткую нехватку уборных: по утрам к ямам выстраиваются пятнадцать длинных очередей, и кроме того имеется серьезная нехватка ночных горшков) и Сент-Клер произнес хорошую речь, уверяя нас, что сейчас форт не может быть взят. Ваш отец, стоявший тогда рядом с генералом, негромко выругался на гэльском на сей счет, и, хотя генерал родился в Терсо, он сделал вид, что ничего не понял.
Строительство моста между фортом и горой Индепенденс продолжается... и гора Дефайенс все также находится на противоположном берегу. На вид — безобидное небольшое возвышение, но она все-таки гораздо выше, чем форт. Джейми отправил туда мистера Марсдена на лодке с мишенью — четырехфутовым квадратом из дерева, окрашенным в белый цвет — и он разместил ее недалеко от вершины холма, где та отлично просматривалась с батарей форта. Джейми пригласил генерала Фермуа (который не надел розовой ленты, несмотря на то, что француз) прийти и испытать себя в стрельбе из новых винтовок (Джейми предусмотрительно реквизировал несколько штук из груза 'Чирка', прежде чем патриотически пожертвовать остальные делу американской революции). Ружья разнесли цель в щепки, и сие действие не прошло мимо внимания генерала Сент-Клэра, пришедшего посмотреть. Думаю, что генерал Сент-Клер будет почти так же доволен, как и я, когда контракт вашего отца закончится.
Конечно же, пополнение создало определенные трудности. Большинство новобранцев на удивление вполне здоровы, но встречаются обычные мелкие повреждения и травмы, случаи венерических заболеваний и летней лихорадки. Достаточно того, что майор Тэчер — главный военный медик — закрывает глаза на то, что я втайне перевязываю раны, хотя он и определил границы дозволенного, не давая мне доступа к режущим инструментам. К счастью, у меня есть маленький нож, которым можно вскрывать нарывы. Но после отъезда Йена запасы полезных трав истощились. Обычно из своих охотничьих вылазок Йен приносил мне кое-что, но на самом деле из форта выбираться небезопасно, разве что большими группами. Двое мужчин, отправившиеся на охоту несколько дней назад, были найдены убитыми и оскальпированными.
Тем не менее, хоть моя аптечка и остается скудной, у меня есть некоторая компенсация в виде любительницы всего страшного и отвратительного. Это миссис Рейвен из Нью-Хэмпшира, её муж является офицером милиции. Она относительно молода, ей чуть за тридцать, но никогда не имела детей и, следовательно, у нее масса нерастраченной эмоциональной энергии. Миссис Рейвен в буквальном смысле расцветает, находясь рядом с больными и умирающими, хотя я уверена, что сама она считает это проявлением крайнего сочувствия. Женщина просто упивается ужасающими подробностями, что хоть и отталкивающе само по себе, но делает ее компетентным помощником, поскольку я уверена, что из страха что-нибудь пропустить она не упадет в обморок, пока я вправляю сложный перелом или провожу ампутацию гангренозного пальца (быстро, пока майор Тэчер или его приспешник, лейтенант Стактоу, не заметили). Разумеется, она рыдает и даже немного переживает, и впоследствии ей очень хорошо удается, ухватившись за свою довольно плоскую грудь, с выпученными глазами описывать все эти приключения другим (она чуть было не свалилась от гипервентиляции, когда приносили оскальпированных мужчин). Но приходится использовать любую помощь, которая доступна.
Однако, если говорить о медицинской компетентности, то на другом конце шкалы можно поместить прибывшего вместе с новобранцами молодого доктора-квакера по имени Дэнзелл Хантер и его сестру Рейчел. Я еще не говорила с ними лично, но, судя по тому, что я вижу, доктор Хантер действительно является врачом и, похоже, даже имеет некоторое слабое представление о теории микроорганизмов благодаря тому, что учился у Джона Хантера, одного из величайших людей в медицине (на случай, если Роджер будет это читать, я воздержусь и не стану рассказывать вам, как именно Джон Хантер обнаружил способ передачи гонореи. Хотя, все-таки, слушайте: он ударил себя в пенис ланцетом, покрытым гноем зараженного пациента, и остался глубоко удовлетворен результатами. Об этом интересном инциденте вашему отцу поведал Денни Хантер во время перевязки большого пальца, раздавленного двумя бревнами — не беспокойтесь, это не перелом, просто сильный ушиб). Я с удовольствием посмотрела бы, как на эту историю отреагировала бы миссис Рейвен, но, полагаю, что пристойность помешает молодому доктору Хантеру рассказать ей об этом.
Конечно же, вы придерживаетесь графика прививок для детей. Со всей моей любовью,
Мама'.
БРИАННА ЗАКРЫЛА книгу, но невольно возвращалась рукой к обложке, как будто хотела открыть ее снова и прочесть там нечто другое.
— Какое число через двадцать три дня после восемнадцатого июня? — Брианна и сама могла бы сосчитать: она умела делать это в уме, но нервозность лишила ее возможности вычислять.
— 'Тридцать дней в сентябре', — быстро пропел себе под нос Роджер, поднимая глаза к потолку. — 'В апреле, июне...' (В англоязычных странах и по всей Европе традиционное стихотворение-запоминалка, позволяющее выучить количество дней в каждом месяце Юлианского и Григорианского календарей — прим. ред.). — Правильно, в июне тридцать дней, поэтому двенадцать дней от восемнадцатого до тридцатого, и еще десять — получается десятое июля.
— О, всемилостивый Боже...
Бри читала ее три раза, и с тех пор ничего не изменилось; тем не менее, она снова открыла книгу на странице с портретом Джона Бергойна. Красивый мужчина...
— И черта с два он тоже не знает об этом! — произнесла она вслух, заставив Роджера в ужасе взглянуть на нее.
Нарисованный сэром Джошуа Рейнольдсом на драматическом фоне штормовых облаков, Бергойн был запечатлен в форме, а рука его покоилась на рукояти меча. И вот оно, черным по белому на следующей странице:
'6 июля генерал Бергойн атаковал форт Тикондерога силами около 8000 солдат, а также при участии нескольких немецких полков под командованием барона фон Ридезеля и многочисленных индейцев'.
УИЛЬЯМ НАШЕЛ генерала Бергойна и его армию намного легче, чем Хантеры обнаружили местонахождение генерала Вашингтона. С другой стороны, генерал Бергойн и не прятался.
По армейским меркам это был роскошный лагерь. Аккуратно расставленные ряды белых холщовых палаток покрывали три поля и убегали в лес. По пути к командующему для доклада, у шатра генерала Уильям заметил опустошенные винные бутылки, сваленные в кучу высотой аккурат ему до колена. Поскольку он не слышал, чтобы генерал слыл известным пропойцей, Вилли решил, что эта щедрость является результатом гостеприимства и любви к компании. 'Хорошая черта в командире', — подумал он.
Зевающий слуга собирал сплющенные остатки свинца, бросая металл в банку, по-видимому, для последующей переплавки в пули. Он взглянул на Уильяма сонно и вопросительно.
— Я прибыл с докладом к генералу Бергойну, — сказал Уильям, выпрямившись. Слуга медленно оглядел Вилли от пяток до макушки, с легким любопытством задержавшись на его лице, отчего Уильям засомневаться в тщательности утреннего бритья.
— Ужин с бригадиром и полковником Сент-Леджером прошлой ночью, — наконец выговорил слуга и слегка рыгнул. — Возвращайтесь днем. Кстати, — он медленно встал, морщась, как будто движение вызвало головную боль, и указал в сторону, — палатка столовой там.
ГЛАВА 44
ДРУЗЬЯ
Форт Тикондерога
22 июня 1777
К СВОЕМУ ОГРОМНОМУ удивлению, я нашла капитана Стеббингса сидящим. Бледный и вспотевший, он раскачивался, будто маятник, но сидел прямо. Мистер Дик беспокойно кружил вокруг и заботливо кудахтал над ним, словно курица над единственным цыпленком.
— Гляжу, вам лучше, капитан, — улыбнулась я ему. — Еще денек-другой — и будете на ногах, да?
— Буду... на ногах, — просипел он. — Думаю, я, скорее, умру.
— Что?
— Сам уже ходить! — уверил меня мистер Дик, разрываемый гордостью и тревогой. — Опираться на мой рука, но сам ходить, точно!
Встав на колени, я послушала легкие и сердце с помощью деревянного стетоскопа, который сделал для меня Джейми. Сердце стучало со скоростью восьмицилиндрового гоночного автомобиля, а в легких слышалось бульканье и свист — но никаких тревожных симптомов.
— Поздравляю, капитан Стеббингс! — сказала я, опуская стетоскоп и улыбаясь. Он по-прежнему выглядел ужасно, но его дыхание постепенно успокаивалось. — Сегодня, скорее всего, вы не умрете. Чем же вызван такой амбициозный порыв?
— Мой... боцман, — сумел произнести капитан перед тем, как начался приступ кашля.
— Джо Ормистон, — пояснил мистер Дик, кивая мне. — Его нога вонять. Капитан ходить его смотреть.
— Мистер Ормистон. Его нога воняет?
Зазвенели все тревожные колокола: если уж в этом жутком окружении рана пахнет настолько заметно, что привлекает внимание — это очень плохой знак... Я поднялась на ноги, но меня задержал Стеббингс, который крепко схватился за подол моей юбки.
— Вы... — с трудом дыша, произнес он. — Позаботьтесь о нем.
Его запятнанные табаком зубы обнажились в улыбке.
— Это приказ, — просипел капитан, — мэ-эм.
— Ага, ага, кэпт`н, — ехидно ответила я и отправилась к зданию больницы, где находились большинство больных и раненых.
— Миссис Фрейзер! Что случилось?! — с жарким любопытством окликнула меня выходившая из штаба миссис Рейвен, когда я шла мимо. Это была высокая и худая женщина с темными волосами, которые (как и прямо сейчас) бесконечно выбивались из-под ее чепца.
— Еще не знаю, — коротко ответила я, не останавливаясь. — Но это может быть серьезно.
— О! — произнесла она, едва сдержавшись, чтобы не добавить: 'Отличненько!'
Обхватив рукой свою корзинку, она пристроилась рядом со мной, твердо вознамерившись Творить Добро.
Раненных английских военнопленных разместили по соседству с американскими больными в длинном каменном строении, освещенном узкими окнами без стекол. И в зависимости от погоды люди там либо замерзали, либо мучились от духоты. Сейчас, в середине дня, снаружи стояла влажная жара, и потому, когда ты входил в здание, то как будто получал по лицу горячим мокрым полотенцем. Грязным горячим мокрым полотенцем.
Отыскать мистера Ормистона не составило труда: вокруг его кушетки собралась группа мужчин и среди них — лейтенант Стактоу. Черт его возьми. Он спорил с невысоким доктором Хантером — хорошо, что он здесь! — и с еще парой хирургов, которые пытались высказать свое мнение.
Даже не подходя к ним, я знала, о чем спор: определенно состояние ноги мистера Ормистона ухудшилось, и они собирались ее ампутировать. И как бы то ни было, они правы. А спорили доктора о том, сколько отрезать и кто этим займется.
Миссис Рейвен попятилась, занервничав при виде хирургов.
— Вы правда думаете... — начала она, но я даже не обратила на нее внимание. Бывают моменты, когда думать необходимо, но это был не тот случай. Только действовать — и быстро. Решительность — самое верное. Я набрала полную грудь спертого воздуха и шагнула вперед.
— Добрый день, доктор Хантер, — улыбнулась я молодому доктору-квакеру, локтями прокладывая себе дорогу между двумя хирургами из ополчения. — Лейтенант Стактоу, — помедлив, добавила я, не желая показаться грубой. Вытирая потную ладонь о юбку, я опустилась на колени возле кушетки с пациентом и взяла больного за руку. — Как вы себя чувствуете, мистер Ормистон? Капитан Стеббингс прислал меня позаботиться о вашей ноге.
— Что-о? — раздраженно начал лейтенант Стактоу. — В самом деле, миссис Фрейзер, что вы можете...
— Это хорошо, мэ-эм, — перебил мистер Ормистон. — Капитан обещал, что пришлет вас. И я как раз говорил этим джентльменам, что им не нужно беспокоиться, потому что, я уверен, вы лучше знаете, что делать.
'И, разумеется, они были рады это слышать', — подумала я, но улыбнулась ему и сжала его руку. Пульс быстрый и чуть поверхностный, но ровный. А вот рука очень горячая, и меня ничуть не удивили красные прожилки гнойного заражения, поднимавшиеся по его ноге от раненой ступни.
Доктора развязали бинт, и мистер Дик, безусловно, был прав: 'его нога вонять'.
— О, мой Бог, — совершенно искренне произнесла за моей спиной миссис Рейвен.
Началась гангрена. И если запах и крепитация тканей (хруст или треск, выявляемый при пальпации или выслушивании внутренних органов. — прим. пер.) недостаточно на это указывали, то почерневшие пальцы ног свидетельствовали весьма красноречиво. Я не стала впустую злиться на Стактоу: учитывая изначальное состояние ступни и доступные способы лечения, я тоже не смогла бы ее спасти. Однако то, что гангрена была налицо, оказалось к лучшему, потому что никто не оспаривал необходимость ампутации. Но в таком случае, интересно, о чем они пререкались?
— Я так понимаю, вы согласны с тем, что ампутация необходима, миссис Фрейзер? — спросил лейтенант с язвительной любезностью. — Как лечащий врач пациента?
Я видела, что он уже разложил на ткани свои инструменты, которые были в отличном состоянии, хоть и не слишком чистые и явно нестерилизованные.
— Разумеется, — мягко произнесла я. — Весьма сожалею, мистер Ормистон, но доктор прав. И вы почувствуете себя гораздо лучше без нее. Миссис Рейвен, не принесете ли вы котелок с кипятком?
Я повернулась к Дэнзеллу Хантеру и увидела, что он держит мистера Ормистона за другую руку, явно считая его пульс.
— Доктор Хантер, вы не согласны?
— Да, согласен, — спокойно ответил он. — Мы не сошлись во мнении относительно высоты требуемой ампутации, а не ее необходимости. А зачем кипяток, друг... Фрейзер, так, кажется?
— Клэр, — коротко сказала я. — Для стерилизации инструментов. Чтобы предотвратить пост-оперативную инфекцию. Насколько возможно, — добавила я честно. Тут Стактоу весьма презрительно фыркнул, но я проигнорировала его. — Что вы рекомендуете, доктор Хантер?
— Дэнзелл, — и мимолетно мне улыбнулся. -Друг Стактоу хочет ампутировать ниже колена...
— Ну, разумеется, — в ярости проговорил Стактоу. — Я собираюсь сохранить коленный сустав, и нет необходимости отрезать ногу выше!
— Как ни странно, но я склонна согласиться с вами, — сказала я ему, но повернулась к доктору Хантеру. — Однако вы не согласны?
Он покачал головой и поправил очки на носу.
— Мы должны ампутировать до середины бедра. У мужчины подколенная аневризма. Это значит...
— Я знаю, что это значит.
Так и было, и я уже ощупывала под коленом мистера Ормистона, который визгливо хихикнул, но резко умолк и покраснел от смущения. Я ему улыбнулась.
— Простите, мистер Ормистон, — сказала я. — Я больше не буду вас щекотать.
В этом не было необходимости. Я ясно ощущала аневризму прямо во впадине сустава: большая жесткая выпуклость, которая нежно пульсировала под моими пальцами. Должно быть, она у него уже давно. Удивительно, что она не лопнула во время морского сражения или трудной переправы в Тикондерогу. В современной операционной можно было бы вылечить аневризму и обойтись меньшей ампутацией... Но только не здесь.
