Лизерль знала, что для получения значительных мазерных эффектов накачиваемые молекулы должны располагаться на прямой видимости, чтобы обеспечить длинную траекторию когерентности. Конвекционные ячейки с их огромными, многомиллионными путешествиями к поверхности и обратно, обеспечивали именно такие пути. Мазерное излучение каскадом струилось вверх и вниз по длинным стенкам ячеек, проникая в гелиевое ядро и выходя из него.
Она увидела, что мазерное излучение могло даже полностью уйти от Солнца. Конвекционные фонтаны касались поверхности в самых экстремальных точках; мазерная энергия выбрасывалась по касательной к поверхности разбухшего Солнца, образуя крошечные, точные маяки когерентного света.
И мазерные маяки, поняла она с растущим волнением, были очень, очень характерными.
Взволнованная, она заметалась взад и вперед по огромным конвекционным ячейкам. Она обнаружила, что изменить параметры когерентных мазерных лучей из монооксида кремния было несложно; она наложила структуру на поляризацию лучей, фазу и длину когерентности.
Она начала с простых сигналов: последовательностей простых чисел, простых двоичных массивов символов. Она могла продолжать в том же духе почти бесконечно; благодаря времени, которое требовалось когерентному излучению, чтобы достичь своих излучающих точек на поверхности, ей было достаточно возвращаться к конвекционным камерам каждые несколько дней, чтобы повторно инициировать свою последовательность сигналов. Фактически, она могла проследить отголоски своих сигналов, сохраняющиеся даже в нисходящих сторонах клеток.
Затем, по мере того как ее уверенность росла, она начала накладывать значимое информационное наполнение на свою простую сигнальную структуру. Используя бинарные представления изображений в двух и трех измерениях и данные, представленные на всех известных ей человеческих языках, она начала рассказывать историю о том, что произошло с ней здесь, в сердце Солнца, и о том, что птицы-фотино делали со звездой человечества.
Она лихорадочно работала над мазерными сигналами, в то время как развертывалась окончательная гибель Солнца.
В кормовом камбузе "Великобритании" Луиза сидела за своим информационным столом. Маленькая капсула из жилого купола появилась в виде блока пикселей, скользящего мимо схемы "Северянина".
По радиосвязи она услышала крики.
— О, ради Леты, Марк, не пугай его окончательно.
Голос Марка звучал обиженно. — Я делаю все, что в моих силах.
Луиза чувствовала себя слишком уставшей, слишком измотанной, чтобы справиться с этим внезапным потоком событий.
Иногда она пыталась вспомнить, каково это — быть молодой. Или даже не такой старой. Конечно, все могло бы быть по-другому, если бы Марк выжил: его АВТ рухнула спустя четыре столетия, вскоре после того, как они с Луизой переехали из жилого купола в "Британию". Может быть, если бы Марк был жив, если бы она провела все эти годы с другим человеком — не одна, — она бы не чувствовала себя такой чертовски черствой.
Она утешала себя мыслью, что, что бы ни происходило сегодня, огромное путешествие "Северянина" сейчас близится к концу. Еще несколько десятилетий, когда она будет руководить интерфейсом червоточины и разношерстными обитателями жилого купола — теми, кто выжил среди этих сражающихся, кишащих масс — на протяжении всех этих ужасных лет, она наконец сможет отпустить все это. Может быть, тогда он взорвется, подумала она, как какая-нибудь высохшая шелуха.
Она вызвала проекцию его траектории. — Ну, он направляется не к "Британии", — сказала она виртуалу-Марку. — Он движется мимо нас...
Теперь из ее информационной панели донесся потрескивающий новый голос. — Мастер стрел. Мастер стрел. Послушай меня. Ты должен добраться до интерфейса. Не позволяй им остановить тебя...
Для Луизы это был голос из мертвого прошлого. Он был искажен возрастом, почти превратился в карикатуру, отдаваясь эхом, как будто столетия были пустыми комнатами.
Она определила источник передачи — письменный стол в основании жилого купола, рядом с ангарами для капсул — и открыла двустороннюю связь. — Уваров? Гарри Уваров?
Голос внезапно умолк.
Она услышала, как Марк в капсуле сказал: — Теперь просто успокойся. Знаю, это странно для тебя, но я не собираюсь причинять тебе боль. — Пауза. — Я не смог бы, даже если бы попытался. Открою тебе секрет: я ненастоящий, — видишь? Моя рука проходит прямо сквозь твою руку, и...
Снова крики, еще пронзительнее, чем раньше.
О, Марк...
— Давайте, Уваров, — сказала она. — Я знаю, что это вы. Я все еще узнаю этот чертов лунный акцент. Поговорите со мной.
— О, Лета, Луиза, — сообщил Марк, — он сошел с ума. Он схватил ручку управления: он ускоряется — прямо к интерфейсу.
Она увидела, что Марк был прав; скорость капсулы увеличилась, и она явно направлялась туда, где интерфейс червоточины был заключен в паутину сверхпроводящих обручей, прикрепленных магнитным полем к конструкции корабля.
Она набрала быстрые запросы. Оставалось меньше двух минут до того, как капсула достигнет интерфейса.
— Уваров, послушайте меня, — настойчиво сказала она. — Вы должны ответить. Пожалуйста. — Пока она говорила, ее руки порхали над столами; она приказала своим процессорам найти какой-нибудь способ взять под контроль капсулу. Она молча проклинала себя за свою беспечность. У нее в буквальном смысле были столетия на то, чтобы найти способы обездвижить капсулы жилого купола. Но она никогда не представляла себе такого сценария: какой-то сумасшедший дикарь с раскрашенным лицом вводит капсулу в интерфейс, пока они все еще двигались с релятивистской скоростью.
Что ж, черт возьми, она должна была это представить.
— Уваров. Вы должны ответить. Мы все еще в полете. — Она попыталась представить состояние старого евгеника, дико экстраполируя те несколько слов, которые она слышала от него. — Уваров, вы меня слышите? Вы должны остановить его — человека в капсуле, этого Мастера стрел. Он уничтожит себя... — И, невесело подумала она, возможно, и весь чертов корабль тоже. — Вы не хуже меня знаете, что интерфейсом нельзя пользоваться во время полета. Разница в кинетической энергии между нашим интерфейсом и тем, что было в прошлом, сделает червоточину нестабильной. Если ваш Мастер стрел запустит туда капсулу, он разрушит червоточину.
— Вы лжете, — прохрипел Уваров. — Путешествие окончено. Мы видели звезды.
— Уваров, послушайте меня. Мы все еще в релятивистском режиме, придерживаемся теории относительности. — Она повернулась, чтобы выглянуть в маленькие иллюминаторы камбуза. "Британия" висела под брюхом жилого купола, так что купол был огромным и сверкающим над ней; остов пронзал пространство в нескольких сотнях ярдов от нее. И по всему хребту, бесконечно далеко, тускло мерцал звездный лук — кольцо звездного света, искаженного их движением.
Уголком сознания она жаждала отгородиться от всего этого, создать какую-нибудь виртуальную иллюзию, в которой можно спрятаться.
— Я вижу чертов звездный лук, Уваров. Своими собственными глазами, прямо сейчас. Мы замедляемся, но все еще в рамках теории относительности. У нас впереди еще десятилетия этого путешествия... — Возможно ли, что Уваров забыл?
На заднем плане она слышала голос Марка, терпеливо умоляющего примитивное существо в модуле; на ее рабочих столах были показаны бесконечные изображения неудачных попыток процессоров переопределить автономные системы капсулы и поразительно быстрого сближения капсулы с интерфейсом.
Он выдвинул грубый рычаг управления вперед настолько, насколько это было возможно. Капсула пронеслась мимо хребта. Он чувствовал себя загипнотизированным, вовлеченным в экстраординарные события вокруг него, вне всяких остатков страха.
И снова рамка света охватила капсулу, расширяясь, охватывая ее, как глотающий рот. На этот раз рамка была треугольной, а не прямоугольной; она была окружена голубым светом, а не серебристо-белым. И в нем была не мрачная, угольно-серая пустота, а озеро золотого света, неуловимого, мерцающего.
В этом озере были звезды. Как иронично, подумал Мастер стрел, что, возможно, здесь он наконец найдет звезды, о которых мечтал старый безумец Уваров.
Человек-призрак — Марк — все еще что-то настойчиво говорил ему; но призрак рассыпался на кубики света, которые рассеялись в воздухе, уменьшаясь и тая.
Мастер стрел едва обратил на это внимание.
Внезапно ей показалось, что она поняла.
Она быстро заговорила. — Уваров, послушайте. Пожалуйста. Небесный купол над лесом на самом деле не прозрачен. Он полуразумный — он предназначен для устранения искажающих эффектов полета, для создания иллюзии звезд, обычного неба. Гарри, вы меня слышите? Купол показывает реконструкцию неба, и я думаю, вы забыли, что это реконструкция. Лесной народ не мог видеть звезд. — Она пыталась найти слова, чтобы достучаться до этого человека, которого впервые узнала тысячу лет назад. — Мне жаль, Гарри. Я действительно сожалею. Но вы должны заставить его вернуться.
— Луиза. — Голос Марка был отрывистым, настойчивым. — Мастер стрел не отвечает. Я начинаю расходиться; мы уже в экзотическом поле интерфейса, и...
Уваров закричал: — Интерфейс, Мастер стрел! Ты перенесешься на пять миллионов лет назад — скажи им, что мы здесь, что мы сделали это, Мастер стрел!
Теперь на канале Уварова были другие голоса: мужчина, девушка. — Мастер! Мастер! Вернись...
Голос Марка затих.
На столе Луизы сверкающие, похожие на игрушки изображения модуля и интерфейса слились воедино.
Сине-белый каркас теперь был повсюду вокруг него, его сияние заливало кабину капсулы светом без теней и изгоняло хребет и жилой купол, как будто они были нематериальными. Капсула содрогнулась, ее каркас засветился сине-фиолетовым.
Голос Прядильщицы веревок, его дочери, стал неразличимым.
Он позвал ее: — Присмотри за своей сестрой, Прядильщица веревок.
Он не смог разобрать ее ответа. Вскоре остался только тон ее дорогого голоса, умоляющий, настойчивый.
Перед ним открылся туннель, выложенный полосами света, мерцающий, невероятно длинный.
Он погрузился в золотой бассейн, и даже голос Прядильщицы пропал.
Луиза помассировала виски и закрыла глаза. Больше она ничего не могла сделать. Не сейчас.
Она вспомнила, как стало ясно — в начале полета, спустя шокирующе короткое время, — что хрупкое искусственное общество "Северянина" вот-вот рухнет. Марк помог ей понять тесную социальную динамику, происходящую внутри жилого купола: по его словам, купол содержал замкнутую систему с механизмами положительной социальной обратной связи, приводящими к дикой нестабильности, и...
Но понимание не помогло им справиться с крахом.
Первое восстание было инспирировано одним из ближайших союзников Луизы: вдохновленным евгеникой Уваровым, который возглавил уход своих сторонников в лес. После этого Суперэт, или, скорее, планировщики, превратившие первоначальную философию Суперэта в причудливую идеологию, ниспровергли ту власть, которую сохранила Луиза, и навязали свою волю оставшимся обитателям жилого купола.
Луиза и Марк удалились в это место: в преобразованную, безопасную "Великобританию". Отсюда Луиза изолировала основные системы звездолета — жизнеобеспечение и контроль — от обитателей купола. В течение долгих столетий — спустя долгое время после смерти Марка, долгое время после того, как обитатели купола забыли о ее существовании — она наблюдала за кишащими массами внутри жилой зоны: регулировала их воздух, следила за поддержанием баланса маленькой замкнутой экологии, направляла корабль к его конечному пункту назначения.
То, что люди делали друг с другом, во что они верили, было вне ее контроля. Возможно, так было всегда. Все, что она стремилась сделать, это сохранить как можно больше из них в живых.
Но теперь, если червоточина была потеряна, все было напрасно. Напрасно.
Кинетическая энергия капсулы разрушила пространственно-временную брешь, которая была червоточиной. Портал за ней взорвался со скоростью света, и гравитационные волны и экзотические частицы запульсировали вокруг корабля.
Мастер стрел почувствовал, как воздух сгустился в его легких, холод коснулся обнаженной кожи. Капсулу тряхнуло, и его чуть не выбросило из кресла; он спокойно снял с пояса веревку-лиану Прядильщицы и обвязал ее вокруг туловища и сиденья, надежно привязав себя.
Он поднес руки к лицу. Он увидел иней, блестевший на его коже; от его дыхания в воздухе перед ним поднимался пар.
Хрупкий корпус капсулы треснул и раскололся; одна за другой системы кораблика — отопление, освещение, подача воздуха — вышли из строя под ударами молота этого невозможного движения.
Через временную сеть червоточин, которая схлопнулась позади него в штормах тяжелых частиц и гравитационных волн, Мастер стрел падал сквозь прошлое и будущее, свет сжимающегося пространства-времени играл на его дрожащей плоти.
Свет вспыхнул от интерфейса. Он струился из каждой грани тетраэдра, как какая-то жидкость, омывая северян фиолетовым огнем.
Это было похоже на маленькое солнце.
Звездолет содрогнулся. Ровное свечение ВЕС-двигателя замерцало — по-настоящему замерцало, впервые за столетия. "Британия", старая и хрупкая в своей колыбели, раскачивалась взад-вперед, и Луиза услышала отдаленный стук падающих предметов, неуместный домашний звук отодвигаемой мебели.
По всему жилому куполу замигал и погас свет.
14
Он был последним человеком.
Он был вне времени и пространства. Великие квантовые функции, охватывающие Вселенную, скользили мимо него подобно огромной бурной реке, и его глаза были наполнены серым светом, на фоне которого все явления кажутся тенями.
Время текло незаметно.
И затем...
Там был ящик, дрейфующий в космосе, четырехгранный, с прозрачными стенками.
Из-за невозможного угла в ящик влетел человек. Он сидел в потрепанном, хрупком летательном аппарате, который кувыркался в космосе. Вокруг его талии была обмотана веревка, и он был одет в обработанные шкуры животных. Он был изможден, покрыт коркой грязи, его кожа была изъедена морозом.
Он изумленно уставился на звезды.
Пространственно-временной огонь вспыхнул в ящике, наконец поглотив маленький корабль.
Что-то изменилось. История возобновилась.
Расширенное сознание Майкла Пула зашевелилось.
ЧАСТЬ III
Событие: Сол
15
Луиза Йе Армонк стояла на короткой лесенке капсулы. Под ней в дымчатом кольцевом свете Юпитера лед Каллисто был темным, полным таинственных глубин.
Она почувствовала вспышку удивления. Впервые за тысячу субъективных лет она собиралась ступить на поверхность мира.
Она шагнула вперед.
Ее ноги с слабым хрустом опустились на лед. Ее ботинки оставляли четкие ребристые отпечатки на мелком инее, покрывавшем поверхность Каллисто.
Толстый защитный костюм казался тяжелым, несмотря на легкость при тринадцатипроцентной гравитации Каллисто. Луиза подняла руки и сжала ладони вместе; она едва ощущала свои пальцы в неуклюжих перчатках. Костюму было тысяча лет. Запертая внутри этой штуки, она чувствовала себя омертвевшей, постаревшей, как будто ее заставляли работать в какой-то клейкой жидкости.
