— А вы можете пока его тоже зарезервировать? А я сейчас поеду поговорю с ещё одним вашим возможным клиентом, потом отзвонюсь и поедем смотреть, если вы не против.
Нина потом рассказывала, как это выглядело со стороны. Ну, да. Я же личность творческая и увлекающаяся...
— Дверь распахивается, влетает Аюнка. Глаза бешеные, я как раз закончила малявку кормить, и дышать лишний раз боюсь, Ленуська плохо засыпает, а она меня за халат хватает и чуть не трясёт, мол, ты свой сертификат жилищный ещё никуда не дела? Так на меня зыркнула, что я подумала, если сейчас она недоимки за весь колхоз за тридцать шестой год потребует, отдам без разговоров, а то точно убьёт ведь, объясняйся потом с ангелами...
Это потом наша поварёшка меня так троллила, когда мы вспоминали этот сумбурный день. Я вдруг испугался, что мой гениальный план сейчас рухнет из-за какой-нибудь глупой ерунды, и что нужно спешить, поэтому, едва мы дождались возвращения Ниночкиного благоверного, схватили её сертификат и помчались в агентство недвижимости. Сам я судорожно соображал, что если взять в кредит тысяч четыреста на полгода, вполне хватит денег выкупить оба коттеджа сразу. Но дело оказалось даже проще. Василию от бабушки остались две комнаты в четырёхкомнатной квартире в центре города, и агентство взялось её расселить, да так, что ребятам ещё и доплатили почти полмиллиона. А когда съездили и посмотрели на посёлок, обнесённый общим охраняемым забором, внутри которого даже штакетников не было, а дома стояли просто в лесу. Мой коттедж действительно стоял примерно в пятидесяти метрах от уреза воды, а почти точно за ним ещё в тридцати метрах был коттедж Ниночки с семейством. Оба дома нам очень понравились. Само собой, их ещё требовалось отделать под себя. Завезти мебель и прочее, но жить было уже можно прямо сейчас. Хорошо, что я тогда ещё не видел дома губернаторского сына, а то бы не знаю, что сделал бы. Одну из гостевых комнат на втором этаже я сразу волевым решением сделал будущей музыкальной студией. Причём прикинул, что в ней запросто могу развернуть условия для качественной звукозаписи. Обшить все стены звукопоглощающими панелями, отгородить место работы оператора и можно писать. Причём, возможности, которые натолкал в мой синтезатор Сергей Петрович, вполне могут заменить среднего качества операторский пульт. А если к этому добавить компьютер и все программы, которые туда от всей души вбухал компьютерный гений Валера, по большинству параметров получившаяся студия превзойдёт многие профессиональные. Решено, та гостевая спальня, что побольше будет обшиваться и звукоизолироваться. А для того, чтобы обставить весь дом мебелью надо пригласить какого-нибудь адекватного интерьерщика, я сам, кроме спальни едва ли смогу придумать грамотное мебельное заполнение.
Но, как всегда, цейтнот взял нас всех за жабры, Ниночке нужно срочно нестись домой, пришло время кормить малявку, Василий её везёт, а мне одному оставаться бродить и мечтать, а потом неизвестно как добираться в город совершенно не улыбалось... А по поводу дома губернаторского сына, он оказался довольно неплохим архитектором, и себе дом проектировал сам. Почти в середине выделенного участка был холм, вернее, уже заросшая землёй скала. Не нужно забывать, что вокруг нас Урал-камень, старые, пусть не слишком высокие и глобальные, как Гималаи, но горы. Вот вокруг этой скалы он и стал играть. Он не стал громоздить дом на макушку холма, как может сделали бы многие охваченные манией величия нувориши. Там, к слову территория облагорожена по типу полурегулярного парка, сделаны дорожки, беседки, в центре площадка-лужайка, на которой можно погонять мяч или постукать "картошку", мы туда иногда потом ходили гулять. Но я начал про дом. Фактически весь дом врезан в юго-западный склон холма, обращённый к озеру. Если подходить со стороны фасада, то даже сразу не поймёшь ничего. Там по бокам кустами и деревьями всё засажено, только крыша выглядит странно, словно нависающий кусок лужайки, где смотровая площадка. Собственно, лужайка и есть. Там фактически по крыше проложена дорожка и сделана обзорная площадка, с которой просматривается почти весь посёлок и шикарный вид на озеро и город за ним, а ещё хорошо видно взлетающие на юге из Кольцово самолёты, правда над нами они не пролетают. Ближе к краю крыши нет особенных фортификационных ухищрений, просто вдоль смотровой площадки идёт невысокая оградка по пояс высотой. А дальше к краю лужайка просто закругляется книзу и какой дурак туда полезет, рискуя сорваться со скользкой травы? В результате, с вершины площадка перед фасадом дома сына губернатора не просматривается, то есть, неприкосновенность частной жизни гарантирована. Дом имеет три этажа, а сколько там ещё вниз? Ну, два я бы предположил уверенно. Но кольнуло меня в сердце лёгкой завистью — фактически панорамное остекление второго и третьего этажей, у меня в эркере такое же. Я в холле второго этажа однажды был, там разбит шикарный зимний сад. Трёхслойные термостабильные стеклопакеты, на улице была ранняя весна, кругом лежит снег, а здесь белыми и розовыми большими цветами цветут настоящие японские азалии. Я там нашёл диванчик в стороне и просидел на нём весь вечер, любуясь закатом и живыми цветами, мне потом говорили, что меня безуспешно искали и не нашли. Зимой на северной и восточной стороне холма организуются горки, с которых можно кататься на санках или ватрушках, кто-то даже пробует на доске слалом изобразить. Мне этими изящными решениями парень уже заочно понравился. Потом познакомились ближе, совершенно не мажор, так и стал в строительстве работать, а в посёлке оставил за собой статус главы поселения, впрочем, его помощники проблемы стараются решать ещё до их возникновения. Благодаря тому, что в посёлок не рванули все местные нувориши, да и не много их здесь, посёлок не стал местной Рублёвкой, жителей я бы определил, как крепкий средний класс. Правда, в момент покупки я этого всего ещё не знал, но видимо чутьё сработало или то, что мне почти всё время встречаются хорошие люди. Нашёл же я ребят из Фри-Стайла, президента Сан-Хёна, Марко Бендетто, настоятельницу, Ги-Сона, даже её болтушка сестричка Су-Чжи и моя корейская семья. А могло бы быть намного хуже...
С дизайном интерьеров я не определился. Из-за окончания отпуска и необходимости ехать на съёмки, я только успел озадачить Василия, чтобы нашёл бригаду, которая сделает мне качественную звукоизоляцию будущей студии. Решил, что переезжать и запускать впереди себя как положено Мульчу, чтобы она первая перешагнула через порог, буду в следующий отпуск, который планируется после окончания съёмок в конце лета. Ну, тут немного ошиблись и съёмки окончили только в конце сентября. А пока, Мульчу подмышку, чемоданы в руки. Расцеловать всех провожающих и прыгнуть в проходящий поезд "Россия". Вы не поверите, но я оказался в вагоне с моими знакомицами — Клавдией Сергеевной и Ниной Ивановной. Они то меня ещё на перроне приметили, а потом ещё и молча смотрели на меня немного искоса, мол, признаю или открещусь от знакомства с ними. Что ж я свинья совсем, что ли? Весь вечер и всю ночь мы проболтали. Выкупить всё купе мне не удалось, кому-то продали билет и он должен был сесть дальше, а здесь вышла семья ехавшая до Екатеринбурга, но до Москвы никого ко мне не подселили, наверно тётеньки кому надо шепнули. Оказалось, что они меня узнали в фильме "Зуфи", хотя вначале спорили и сомневались. А ещё немного обиделись на меня, что я за прошедшие годы так к ним и не заглянул ни разу. Но когда я им заявил, что у меня не было никаких их координат, они обе даже засмущались. Москвичи, вообще очень не любят иногородним давать свои координаты, вот и тут они мне ничего не оставляли. Всё разрешилось и обиды забылись. Моё купе было гораздо больше двухместного купе проводников, а женщины позвали знакомых из других вагонов, поэтому мы на деле реализовывали давний песенный тезис "...оно совсем не тесное — купе четырёхместное...". Мульча наплевала на людскую тупость и спокойно дрыхла на верхней полке. А я после того, как закончил своё повествование взял гитару и немного попел. Заодно попробовал на этой непривычной аудитории некоторые песни, ещё не опробованные на слушателях. Когда спел Никитинскую "Почтальонку" всё купе рыдало в голос. А на словах "...там на донце похоронка, не могу читать кому..." окончание уже без музыки, только голосом несколько повторов почти шёпотом. Меня и самого проняло. Пришлось пить чай из стаканов с легендарными ещё со времён первого наркома подстаканниками, чтобы немного успокоиться. "Лошадей в океане" я петь уже не рискнул. Спел мамину любимую "Брич-Муллу" и "На пристани написано...". Потом "Наши мамы", что пела Кристалинская и "Надежду", но не дешёвый вариант Пьехи, а гораздо более сильный, который пела великая и удивительная Анна Герман. Словом, понял, что у взрослого поколения популярность у меня будет...
* — Комбустиолог — врач специализирующийся на лечении термических поражений (комбустио — лат. Ожог)
** — Андроник Бадаян — как уже писала, в этом варианте был сменщиком местного Ленина — Белавина, фактически отражение нашего Сталина.
Глава 12
В Барановичах нам пришлось устраиваться заново. Но я же хитрый, ещё до отъезда из Москвы успел найти себе всего двухмиллиметровый гидрокостюм от колен и без высокого ворота, но мне и такой показался не лишним. На фиг. Я сценарий читал и не секунды не сомневаюсь, что загонят меня в болото и буду ползать там в грязи по самые уши, натурализм для операторов делать. И даже представлять, как болотная жижа в трусики просачивается не хочу. Нет, уж! Моя молодая жизнь ничего не потеряет, если лишится этих неземных сказочных переживаний. Как я и предполагал, никто не озаботился нашей защитой, и я один такой умный оказался. Гидрокостюм мы с Леной делили по-сестрински. Как бы я без него выдержал эти купания в жиже полесских болот просто не представляю. Когда обнаружил здоровенную пиявку, присосавшуюся у меня под коленом у меня чуть родимчик не случился. Нет, я вообще, человек выдержанный, но не когда у меня под коленом висит эта сволочь живая размером больше моего среднего пальца и по ней сокращения такие довольные прокатываются. Оторвали с меня эту дрянь, ногу забинтовали, а мне режиссёр накапал из своей фляжки коньяка, я его хлопнул и пошёл спать, нервов у меня в этот день больше не осталось. Звери и враги кругом! Никто меня — маленькую не любит! Вот! Козлы! И даже пиявка с ними в сговоре!
Я-то думал, что ползать по уши в снегу — это кошмар. Нет, мальчики! Кошмар — это ползать по шишкам с винтовкой в руке. И ведь даже печатки не надеть, по роли не положено, руки в кадр попадают. А я ведь музыкант, мне руки в тепле держать нужно. Урррроды! А когда оператор на меня буквально рычал, зараза такая, чтобы я не шевелился, а сам камеру мне почти в глаз сунул. Я уже потом узнал, чего ему вдруг так восхотелось. Я в это время лежал и вроде как выцеливал очередного врага, то есть глазом в прицел и не шевелись, даже не моргать, если получится, тяжкая работа у снайпера. А в это время оператор поймал хороший ракурс, крупный план, лицо почти на весь экран, и в это время мне на веко комар садится, их тут не истребить никому и никогда, летающие миллиарды зундящей мерзости. И вот, я, значит, лежу, комар по моему веку ползает, и примеряется, куда бы ему меня укусить, а оператор рычит, чтобы я не шевелился, кадр не испортил и из фокуса не выпал. Лежу, терплю, щекотно, но думаю, о том, как я целюсь, чтобы отвлечься. Комар насосался и улетел, оператор это снял и от счастья кипятком писал. А у меня назавтра глаз почти закрылся, так веко отекло. Но кадр действительно стал почти легендарным. Комар действительно шикарно получился. И многие спорили, меня, правда комар кусал или это на компе графику сделали. Лучше бы дорисовали, чем я три дня ходил, и примочки против отёка на глаз делал.
Ещё была довольно сложная сцена. Я по сценарию, после войны приезжаю к родителям Оли Зайцевой — моей напарницы, погибшей в конце войны, её Ленка играла. И там на вокзале, когда я уже жду поезд, в наглаженной парадной форме с двумя золотыми звёздами на груди и иконостасом орденов, за который не стыдно, у меня за спиной разговаривают две местные женщины:
— Ишь ты, фронтовичка. Фу-ты, ну-ты! Пока мы тут сухарями от голода давились, она там на спине медальки свои зарабатывала...
— Да, молчи, ты! Дура ты, Людка! Это снайпер. Я в газете за неё читала. У ей больше двух сотен немаков за душой, ты лучше подумай, сколько она наших мужиков спасла...
Я неподвижно сижу в кадре, женщины у меня за спиной говорят, а мне нужно без движений сыграть. Только третьим дублем снять получилось, как немного грустная радость на лице сменяется злостью, обидой, недоумением. Пришлось копаться внутри, искать в памяти подходящие эмоции, потом вытаскивать их наверх и последовательно по команде вспоминать, чтоб без мимики лицо каменело. Виталий чуть не подпрыгивал от радости. Когда отсняли эту сцену, этот ненормальный скачками налетел на меня и давай целоваться. Тьфу! Минут пять после этого губы вытирать пришлось. Вообще, сцен, где моя героиня при всех своих регалиях было очень мало. Как я понимаю, снайпера перед выходом на охоту, как разведчики награды и документы старшине сдавали, да видимо там они и лежали, чтобы не вошкаться каждый раз. Хотя я читал в сети про Кундоз. Она закончила войну в звании старшего лейтенанта, дважды Героем Советского Союза, орден Ленина, два ордена Красного Знамени, пять орденов Красной Звезды, орден Отечественной Войны второй степени, медали "За отвагу", две "За боевые заслуги" и "За Победу над Германией". Уже после войны поступила и окончила педагогический институт, стала учителем истории, потом много лет была директором школы, её регулярно избирали депутатом Верховного Совета...
В Барановичах и в Бресте отсняли немногочисленные городские сцены. Пока я по лесам бегал с винтовкой, я как-то не замечал, что так неудобно носить пистолет сзади на пояснице. Наверно, это, чтобы ползать не мешал, хорошо. А вот в обычных условиях я же по корейской армии помню, что пистолет спереди, правда, там чаще не на поясе, а в разгрузке. Мы там на стрельбище отрабатывали упражнение по скоростной стрельбе, когда нужно очень резко выдернуть пистолет, привести к бою и поразить мишени. Вот кажется мне почему-то, что пока на ощупь буду выдёргивать пистолет из-за спины, пару секунд потеряю. Да и ладно.
Вообще, когда вспоминаю ту часть своей второй жизни, она словно за стеклом и где-то далеко, словно и не со мной это было. Смотрюсь в зеркало и не узнаю себя. Вернее, я-то себя узнаю, а вот в сравнении с той Юн-Ми эта современная Аюна другая. И вроде ничего особенно не изменилось. Нашёл в сети свою старую фотографию. Это теперь совершенно не сложно. В Корее из меня почти культ раздули, такую волну подняли, что она смыла президентку и ещё кучу народа вместе с ней. Перед выборами её фактически обвинили в моей смерти, что она своей политикой и бездействием не поддержала восходящую звезду культуры Кореи, допустила возможность издевательства надо мной руководством агентства, никак не отметила мои заслуги, даже просто на словах не сказала спасибо за спасение детей и успешную кампанию против самоубийств подростков. Тут же вспомнили дядюшку Хвана, который передо мной в благодарность сделал большой холь, дескать, умные люди всё видели и понимали, а правительство показало свою полную ничтожность. В результате мои похороны, правда, меня не хоронили, а кремировали, закопали только урну с прахом, превратились в могучее политическое действо в рамках уже начавшейся предвыборной борьбы. Надо полагать и выигранные суды тоже получили правильные пинки, чтобы понимали куда им нужно правильно думать. Оппозиция — молодцы, как по нотам разыграли свою партию, подняли волну, ток шоу, которые снимали перед моим уходом прогнали по несколько раз, но не в повторе, а собрали взрослых, которые анализировали умные вещи, которые изрекала наимудрейшая Пак Юн-Ми. И практически сразу переадресовывали эти вопросы правительству, дескать, "тук-тук", народ интересуется и спрашивает вас как художник художника — "вы рисовать то умеете?"... И что может правительство уже почти загнанное в угол ответить? А оппозиция каждую из поднятых тем, а у меня же никаких тормозов и наговорил я тогда со злости не мало, сразу на щит и в атаку. Но я просто обалдел, когда во главе всей этой вакханалии оказалась "моя самая верная подруга и соратница, которая единственная меня понимала и поддерживала в трудные минуты, даже уехав за границу каждый день звонила мне, и переживала за меня, регулярно обсуждала со мной самые острые вопросы стоящие перед корейским обществом", узнали портрет? Ну, конечно же, это я про младшую сестру нации милашку Ай-Ю. Вот же непотопляемая девка. Она оказывается, после каждой съёмки в рекламе соджу потом пару дней плакала и расстраивалась каждый раз. Ну, прямо так страдала, когда эту рекламу видела, но злые люди в её окружении заставляли сниматься. Лет через двадцать избрать её президентом, она три срока просидит, и хрен кто её столкнёт. В народе говорят про таких "ссут в глаза, а ей, что божья роса". Попалась даже фотография, на трибуне на каком-то митинге, обнимаются и чего-то радостно кричат Ай-Ю и моя онни Сун-Ок. Остаётся только порадоваться за всех. Как же хорошо у них всё сложилось. Президентку, по корейской традиции отдали под суд, а волна вокруг меня тихо схлынула и болото утихло. Даже открытие обещанного памятника прошло тихо-тихо, было всего человек десять с мамой и онни. Любящей подруги, что характерно не было. А памятник. Ну, что вы право о таких мелочах? Представляете себе четырёхгранную пятиметровую пирамиду вытянутую в форму штыка? Вот на её остром конце приделано типа моё лицо устремлённое вертикально вверх. Мне кажется, что скульптор перепил много соджу без привычной мордочки Ай-Ю и перепутал заказ, который готовил в честь покорения Кореей космического пространства. Ещё подумал, что местным голубям будет очень удобно в глаза и рот этого памятника гадить. Невольно зауважал японцев, которые установили милую камерную статую, всего метр высотой, в лёгком платье и моей Мульчёй у ног.
