| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Даже если читать в головах у людей их мысли — не станешь же присматриваться и прислушиваться к каждому человеку, правильно?
Птица беспокойно терла ладони, теребила кончики косичек и временами принималась молиться, повторяя про себя: "Создатель, помоги Саену". А братья по-прежнему играли в камешки, изредка подскакивая и принимаясь прыгать, чтобы согреться.
Птица уже и сама почти замерзла, когда увидела приближающегося к ним всадника. Она не сразу смогла его разглядеть как следует, но сразу почувствовала и угадала, что это Саен.
— По коням, ребята. Игмаген со своим отрядом только что выехал из Тханура. Он знает, где можно найти Лису, его ведут Невидимые. С ним много Невидимых. Нам надо постараться опередить его.
— Как ты узнал? — не удержалась от вопроса Птица.
— После расскажу. Он выехал пару часов назад через вторые городские ворота — не хотел, чтобы его лишний раз видели. Карта — это его тайна, он молчит о ней. Пошевеливайтесь, если хотите увидеть свою сестру, парни!
И они понеслись сквозь лес. Саен не стал объяснять, как он найдет дорогу, но тут уже и сама Птица стала понимать. Он объехали Тханур и пустились в путь от тех самых, запасных маленьких ворот, что выходили на юго-запад. Птица видела следы отряда на снегу и чувствовала, что в этих местах совсем недавно прошли Невидимые. Слишком много Невидимых. Она улавливала их недавнее присутствие, как охотничий пес улавливает следы преследуемой дичи. Глазами это было невозможно увидеть, но как ясно читались следы в застывшем, слишком холодном воздухе! Как хорошо ощущалось недавнее присутствие темной силы. Большой силы. Неужели снова предстоит битва?
— Они направились в тот лес на холме, — Саен оглянулся и мотнул головой, показывая направление Птице, — мы срежем, с другой стороны подъем будет короче, хотя и более крутой.
Птице казалось, что они слишком медленно двигаются. Близнецы все время отставали — их мул шел слишком медленно. Да и собственная лошадка преодолевала подъем с натугой. А Саен торопился, сгорал от внутренней тревоги, от злости и ярости — и все его чувства передавались Птице.
Обогнули узкие ручьи, срывающиеся со склона в снежную пропасть. Добрались до низкой хижины, опускающей свою крышу чуть ли не до земли.
— Оставайтесь тут, — торопливо велел Саен братьям и ловко спихнул со своего коня Дагура, — Птица, ты со мной!
Ярость звенела в нем гораздо сильнее тревоги. И Птица понимала, что он желает убить Игмагена. Просто убить — и все. И жажда смерти в нем сильнее желания спасти. Гораздо сильнее.
Уже чудился откуда-то издалека оружейный звон и храп лошадей. И даже временами долетал девичий крик. А чуть позже Птица могла бы поклясться, что слышит горестный плач.
Деревья летели навстречу — заснеженные, угрюмые. Хотелось понукать лошадь и кричать: "быстрее, быстрее..."
Быстрее, надо добраться, надо успеть. Надо обязательно успеть...
— Я проклинаю тебя, Игмаген! Создатель, пусть он сдохнет! Пусть он будет проклят! — разрезал звенящий мороз девичий голос, полный хриплого горя.
Лошадь Птицы, вслед за вороным Саена, выбралась на прогалину. Место битвы — вот что это! Мертвый человек, раскинувший руки и уставившийся глазами в небо — Птица сразу узнала его. Это Набур, тот самый Набур, которому они уже однажды спасли жизнь. Видать, не улыбнулась ему удача...
Еще один человек в крови и над ним рыдающая Лиса, кричащая в ясное небо проклятие.
— Он уже проклят... — неожиданно спокойно сказал Саен, спрыгивая с коня.
Глава 27
— Храм Трех Стихий находился в Зумме. Его построили перед самым открытием Двери и люди в Суэме еще не знали, какие в этом храме скрыты возможности. Зумма ведь была очень теплым городом, где не было зимы, всегда светило солнце, текли полноводные реки и с гор дули ветры. Вот, зуммийцы и научились собирать силу ветра, солнца и воды. Можно себе представить, как огромны были эти силы. Зуммийцы накапливали их в сиреневых камнях — таких больших, прозрачных. Каждый камень обладал невероятной силой. И зуммийцы умели эту энергию извлекать из камней. Они надеялись, что с помощью силы трех стихий сделают жизнь более удобной и спокойной. Но была открыта Дверь Проклятия и дальше вы сами знаете.
— Ничего мы не знаем, — сердито выдохнул Дагур, поморщился, качнулся на лавке и толкнул локтем стол.
Пламя, еле тлеющее в плошке с маслом, закачалось и чуть не погасло.
Лиса нахмурилась и посоветовала Дагуру заткнуться, после глянула на Галиена и пожала плечами — мол, я не виновата, что приходится быть такой грубой с братом.
Галиен сидел на деревянной такой пристройке — Птица даже не знала, как это называется — которая служила ему кроватью и находилась за перегородкой. Грудь Галиена туго охватывали белые полоски ткани, и сам он был бледным до желтизны, но, в целом, казался вполне живым человеком.
Лиса вчера, пока Саен возился с раной Галиена, рыдала без остановки, до нервной икоты, до судорожных всхлипов. Рыдала и прижимала к себе Дайна и Лейна. А Дагур стоял в стороне и нерешительно поднимал брови, точно потерянный. Он не мог найти себе места и казался совсем чужим в этом горестном счастье соединения.
Птица никак не могла взять в толк — зачем столько слез? К чему все эти объятия, всхлипывания, причитания о том, что, мол, живы, слава Богу, живы...
Ей самой и в голову бы не пришло так убиваться за Ежом, к примеру. А по Травке — и подавно. Сколько дней она их не видела — и еще столько же не увидит. И не страшно, не больно, не горестно...
Лиса сразу показалась загадкой для Птицы, хотя все ее чувства были как на ладони. Их можно было принять в себя, рассмотреть, чуть ли не потрогать языком.
Нет, конечно, чувства не были реальными, как хлеб или вода. Но Птица определяла их слишком ясно для себя. Лиса была очень и очень привязана к своим двум братьям — вот что. Не к Дагуру — тот казался досадной помехой, глупцом и неудачником. Но младшие, большеглазые и слишком уж похожие на саму Лису — те были дороги, точно суэмские золотые монеты. С ними рядом Лиса чувствовала себя хорошо и уютно, им отдавал свое душевное тепло, а те, в свою очередь, делились собственным. Такой себе обмен теплым, нежным чувством — Птице это немного напоминало отношения с Саеном. Только Саен давал Птице несравненно больше, чем она ему.
Рыдания Лисы вчера унял только Саен. Вышел из-за деревянной перегородки, сполоснул испачканные в крови руки (ужасно это выглядело!) и положил ладони на голову девушки. Обе ладони. Слега улыбнулся, покачал головой и просто сказал:
— Славная ты девочка, Лиса. Не плачь, Галиен будет жить. Он жив, он просто сейчас спит. Ему надо хорошенько поспать, а завтра хорошенько поесть. И все с ним будет хорошо.
— Что ты... Что ты сделал? — подавив последний всхлип, проговорила Лиса. Голос ее дрожал, точно тонкая ветка на ветру.
— Неважно, что я сделал. Важно, что у нас остывает печь, нет воды и все мы голодны. Надо браться за дело, девчонки. Птица, ну, а ты что сидишь?
И тогда только сама Птица вышла из ступора. Она настолько погрузилась в созерцания чувств Лисы, что даже не додумалась успокоить ее. А ведь могла бы, у нее есть такие способности.
Птица неопределенно дернула плечом, перекинула косу за спину и, поднявшись с лавки, взялась за ведро.
Весь вчерашний вечер прошел в хозяйственных хлопотах, а сегодня к обеду библиотекарь, которого звали, оказывается, Галиен, пришел в себя. И разговор у него и Саена зашел о карте. Той самой, вокруг которой и было столько хлопот.
Оказывается, что Саен очень хорошо знает историю Зуммы, не хуже, чем Галиен.
— Я прочел те свитки, что нашел в жилище хранителей карты. Там и обо мне было немало написано — вернее, о создании магов Моуг-Дганов.
— А ты, значит, и есть Моуг-Дган? — устало спросил его библиотекарь Галиен.
— Я и есть Моуг-Дган. И Птица теперь тоже.
— Почему ты называешь ее Птицей? — вопрос Галиена прозвучал просто, но стало, почему-то тревожно.
А действительно, почему Саен так ее зовет, хотя есть на самом деле суэмское имя, которое он сам и дал своей подопечной?
Птица улыбнулась. Она знала, почему.
Саен положил ладонь на руку Птицы, посмотрел на нее, улыбнулся той своей особой, короткой улыбкой, за которой скрывались и мягкость, и забота, и легкая насмешливая снисходительность, после пояснил:
— Потому что она — Птица. Прижилось прозвище.
— Так что там с камнями, Моуг-Дган? — дернулась Лиса, и скамья под ней запрыгала, застукала по деревянным доскам пола. Говорила она со смесью почтения и страха, и имя "Моуг-Дган" произносила так, будто это было заклинание — тихо и торжественно.
— Ничего хорошего. В Храме Трех Стихий хранится огромное количество этих камней. Все они полны энергии, заряжены и готовы к использованию. То есть каждый камень — как хранилище силы. Огромное хранилище огромной силы — вот так можно сказать. Я с таким камнем однажды встречался, — Саен помрачнел, убрал ладонь с руки Птицы, покачал головой и глядя прямо в глаза Галиена, продолжил: — На самом деле вам сложно даже представить, какая мощь заключена в каждом камне. Один из них был вынесен и продан потомком хранителей. Потомок этот решил подзаработать, захотел узнать — стоящие ли вещи он и его семья охраняет. Камень он продал магам. И после для этого камня маги создали Моуг-Дгана, то есть меня. Не всякий человек может использовать мощь камней. Простым людям это невозможно.
— Ты владел камнем? — коротко спросил Галиен.
— Да. Я владел им, я выкачал из него всю силу и использовал ее для защиты от баймов. А после раскол опустевший камень и выкинул. Это было давно, еще до закрытия Двери.
— Ну, если люди не могут использовать сиреневые камни с энергией, то тогда можно не опасаться, что они натворят с их помощью много бед. Сила камней для людей будет недоступна, — Галиен чуть поддался вперед, но тут же поморщился от боли и откинулся назад.
— Ты сиди спокойно, — посоветовал ему Саен, — лишний раз не двигайся. А камни эти — да, люди их использовать не смогут. Но тут не все просто. Когда открыта была Дверь — камни уже существовали, и энергия в них уже была. Полнехонькие камешки лежали в коробках в хранилищах. Их тогда готовили к отправке на север, в Хаспемил, туда, где находились механические приспособления и остальные изобретения мудрых. Только отправить не успели — началась война. И вот тут на карте я нашел странную запись. В свитках ничего такого не написано. Вот что было на карте.
Саен прервался, потянулся к печной заслонке, застучал дровами.
— Так что было на карте? — угрюмо переспросила Лиса.
Птица вдруг поняла, что знает. Знает, что означают те символы, что пролегали на тонких деревянных пластинках. Не потому, что рассматривала эти пластинки, а потому, что сейчас только что ясно угадала мысли Саена. И она тихо произнесла, потрясенная собственными новыми способностями:
— И пришла тьма из-за Двери и накрыла Храм Трех Стихий. И наполнила собой камни, и сделал их непригодными для доброго дела. Удалось хранителями запереть Тьму в самом низу, за железными дверями, в большом круглом туннеле. И осталась Тьма рядом с камнями. И никто из людей не сможет остаться прежним рядом с камнями, Тьма поглотит его.
— Что ты только что сказала? — Саен повернулся и удивленно уставился на Птицу.
— Я не знаю... Я просто...
Птица не могла пояснить, как ей удалось узнать то, что знает только Саен. Ведь только он из всех, кто сидел в хижине, знал написанное на пластинках карты. И ей, Птице, удалось это понять, просто прочитав мысли хозяина.
Саен понял. Он коротко кивнул, словно бы давая понять, что способности Птицы его не удивляют, и он ожидал чего-то подобного. После согласился:
— Да, Птица права. Именно это и написано на карте. Я так и не понял, что это за Тьма, которую они заперли внизу, за железными дверями. То, что камни притягивают к себе духов — это я знаю. Каждый, обладающий таким камнем, становится личным пристанищем духов и теряет свою свободу. Не будет у него уже свободной воли.
Птица дернулась. Ее будто бы прошил электрический ток. Сказанные Саеном слова она уже где-то слышала. Что-то невероятно знакомое чудилось в них, только оставалось неясным — что. Стало, почему-то, неуютно, и сумрак хижины показался угрожающим и убогим. А совсем недавно ей казалось, что в домике спокойно, тепло и славно...
Саен между тем продолжал рассказывать:
— Для камней этих нужны такие люди, как я или Птица. Без нас ничего не выйдет. И вот что на деле получается, Галиен. Игмаген нашел карту — это первое. Колдун баймов приходил к нему и, видимо, у них была интересная беседа — это два. Три — Игмаген посылает Лису за тобой, чтобы ты, как библиотекарь, прочел карту. Откуда он узнал твое имя? Откуда тут, в Нижних королевствах знают такие вещи?
Галиен ничего не ответил, лишь по-прежнему выжидающе смотрел на Саена.
— Это байм-стронг рассказал ему. Клянусь собственной шкурой. Это точно, как то, что завтра будет снежный день. Вот зачем приходил стронг. Карта интересует всех, даже баймов. И появляется маг, который охотится за Птицей — который знает о ее способностях и пытается получить власть над ней — это три. Все связано, все четко и понятно.
Саен поднялся, прошелся по горнице, плеснул себе воды в кружку и залпом выпил. После снова заговорил:
— Ты прочел Игмагену карту, как он того хотел, так ведь?
Вопрос был обращен в темноту, но Галь ответил сразу:
— Прочел. Игмаген нашел способ меня заставить. Я должен был выбрать между жизнью Лисы и картой.
— Игмаген — хитрая лиса. Его нельзя недооценивать. Что ты прочел?
— Чтобы найти путь к Храму Трех Стихий, надо вылить белые чернила на карту и следовать по полученному пути.
— Белые чернила...— Саен нахмурился. — Дело в том, что на карте уже проложены линии — так было написано в свитках и на второй половине карты. Линии, которые показывают путь к туннелям, где укрыта Тьма. И если вылить на карту черные чернила — то линии сойдутся в одну дорогу, которая приведет Игмагена ко Тьме. И он ее выпустит. И тогда спасения не будет.
— Ты думаешь...
— Уверен. Откуда тут белые чернила? Не молоко же он будет выливать? В любом случае опасность такая существует. Потому надо попробовать перехватить Игмагена на пути в Зумму и убить. Как жаль, что я не сделал это еще в Тхануре, дери его зменграхи... Сколько раз уже убеждался, что лишнее милосердие только приводит к беде...
— Что ты сказал? — не понял Галиен.
Но Саен не стал уточнять. Смахнул со стола остатки муки от тех лепешек, что пекли на завтрак, хлопнул ладонью по столешнице и сказал:
— Надо отправляться в Зумму. Попробовать догнать Игмагена.
— Думаешь, что он уже в пути?
— Если еще не выехал — то, значит, сделает это в ближайшее время. У него есть карта, есть проложенный путь — что его остановит?
— У него нет мага Моуг-Дгана, — тихо произнесла Птица.
Саен обернулся, сверкнул потемневшими глазами и кивнул:
— Верно. Но он и не знает, что находится в Храме Стихий. Скорее всего, что не знает. Галиен, на двух половинках была только схема пути? Или еще что-то?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
