Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

— Ловко у тебя получается. Да и мне все равно, что у тебя с кем было, чего не было, тут важно другое: ты не будешь сводить счеты. Потому что тягаться с властями — безнадежное дело. Если проиграешь им — проиграешь и жизнь, если выиграешь, ну, давай предположим совсем невозможное — погубишь кучу народа, и, может быть, всю Империю.

Уф. Наконец-то он высказался. И как, подскажите мне, глупой, на это реагировать? «Не читайте перед сном желтых газет»? Если только это — не очередные конторские фокусы, чтобы обезопасить себя от излишне бойкой магички, плавно переходящей в мелкобожественный статус. Обиженная бабенка, спутавшаяся с орком и вышвырнутая за это высокопоставленным любовником — персонаж анекдотов, а не легенд, сочувствия не вызывает. А оно мне нужно, чье-то сочувствие? По здравому разумению — накой?

— Послушай, — говорю. — В последнее время я видела слишком много смертей. И того, что хуже смерти. Всякие обидки рядом с этим — мышиное дерьмо. Мелко, вонюче и мне первой не нужно. Поэтому я прошу больше не ковыряться в моей личной жизни, она ни в коей мере не определяет мои планы. По мере сил, я собираюсь сократить количество бессмысленных смертей. Насколько это возможно... Но одна я такое дело не вытяну. Я ж не легендарный герой, а магичка весьма средних сил и способностей. Могу научить вас обороняться и дать оружие для этого. И даже не знаю, как на это среагируют власти, я вообще их логику понимаю не всегда. Поэтому предполагаю худшее и советую не ставить их в известность о том, что мы делаем. Не играть в загадки и тайны, а просто помалкивать. Могу засвидетельствовать, что в провинциях очень много такого, о чем центральная власть не догадывается. Просто потому, что оно не лезет на глаза. От банального жульничества с оплатой магических услуг и мздоимства в гильдиях до человеческих жертвоприношений и тайных культов. Помнишь историю со «спящими»? Вскрылась чисто случайно, благодаря неравнодушной целительнице и ее знакомой магичке.

— Помню. Еще летом было. Я «Последние новости» купил, дал Комару почитать, а цеховой мастер у него отобрал, чтоб не отвлекался от работы. Но я-то успел прочесть, а Темеш — нет. Больше сотни культистов взяли, а?

— Вопрос другой — сколько ушло. А до этого, не столь громкое дело, накрыли святилище в Черном буфере. Читал, нет?

— Хо, а где ты «Закон и порядок» берешь? Ну, да, в Энсторе что угодно можно достать. Так там вообще капитан крепости был замешан.

— Тенистого Лога, да?

— А этого, вроде, в сообщении не было. Ты-то откуда взяла?

— Есть источники. В общем, скромность — залог здоровья и долгой жизни. Смекаешь?

— Да уж понял, не дурак. Я тут четырехгранных наконечников от дядьки принес, посмотри — в такие можно твой глиф запихнуть? Если получится, я к нему в кузню поработать пойду, чтоб побыстрей и подешевле вышло. А кристаллы купим, когда со старосты вытрясем деньги. Вот скажи, если вокруг Мшаны три деревни всем этим вооружить — до нее твари не доберутся?

— А это, — отвечаю. — Вопрос. Могут и незаметно пройти. Но начинать все равно с чего-то надо, так что давай сюда свое железо, завтра над ним покумекаю.

На «железо» Гордей, правда, обиделся, так изделия мастеров не называют — а вот не надо было сплетни обо мне собирать! Пусть не дуется, когда прилетело в ответ. Но сам дотащил и сгрузил мешок Топе под кровать — «нечего женщине надрываться!», после чего мы, наконец, разошлись по постелям.

Ну, кто — спать, а кто опять по менталу шариться. Сначала, правда, полчаса слушала ворчание сына, что я себя не берегу, и мне надо радоваться, что он за жизнь держится всем своим немаленьким энергетическим телом, иначе мне после всех этих сумасшедших полетов конкретно бы поплохело. Так вот почему он целый день помалкивал — моими органами управлял, чтобы не допустить какого вреда себе, любимому. Хороший, правильный у меня ребенок. Пообещала больше с перегрузками не шутить, даже с самыми маленькими. Откинулась на подушку и рухнула в ментал. Пора навестить Майю, появился к ней список вопросов о человеческой природе. В конце концов, там, где разум отказывается работать — ищи физиологические механизмы, которые его отключают. А наша сумеречная эльфийка — не только друид, она еще и биологиня. Да и вообще мы с ней спелись. Моей травяной природе ее друидская сущность по сердцу, а человеческая, земная еще, личность уважает ее цельную и чуждую любой показухе натуру.

Вспоминаю ее спокойный вечерний — или утренний? свет, эту слитность, единство с природой — и при этом отстраненность от любых страстей, тянусь в ее сторону, и встречаю — кого, что? Лес? О, да, он «огромней и медлительней империй». Хотя, нет, не медлительней, когда потребуется, эта махина смыслов мгновенно разотрет в тончайшую пыль каждого, кто посягнет на ее жизнь или целостность, но на мелочи она... как бы сказать, снисходительно взирает из своего гулкого и плотного молчания. Прямо по центру громады сияет лилово-сиреневый свет, сгусток мысли, общий с Лесом, но и выделенный из него быстротой и разнообразием движений, поодаль золотисто-оранжево мерцает сверхупорядоченная геометрическая структура. Соты в сотах, содержащие соты. Фрактал, уходящий в бесконечность детализации, но излишне механистичный и однообразный. Инсектоиды, что ли? Тянусь мыслью к живому сиреневому сиянию и оно тянется ко мне. Момент узнавания — иветствие — радость.

«Вот так встреча. Давно не виделись» — «Я вижу, твой Лес жив» — «О, да, вполне жив, здоров и осваивает новое пространство» — «Разрастается по планете?» — «Нет, мыслит. Растет в ментале, ловит залетные идеи, впитывает информацию. Он так долго был одинок и почти беззащитен, а теперь у него есть надежная охрана, пища для ума и пространство для роста» — «А рядом кто — инсектоиды?» — «Да, Улей. Эти все осваивают планомерно. Создают автономные ментальные модули, чтобы искать планеты по твоему алгоритму, это действительно экономит время и ресурсы. Несколько десятков «информистов» неподвижно сидят на стенках внутренней камеры и соединяют весь улей с менталом, они его порты и манипуляторы» — «Забавно, у них модули, а мы сами, своей сущностью бродим» — «У инсектов мыслит Улей целиком, они не могут им рисковать» — «Мы все — разные. Интересно, а меня ты как ощущаешь? Мой сын... будущий сын все время называет меня травой» — «Нет, здесь ты похожа на куст, пестренький такой плотный шарик из мелких веток и листьев, и все они шевелятся и мелькают» — «Ну, уважила (улыбаюсь). А ты похожа на звездочку в сплетении мощных ветвей» — «Ветви — Леса. Хочешь — присядь. Он тебя приглашает» — «Значит, в чем-то мы с ним похожи, только он большой, а я — маленькая».

Раз приглашают — иду. Приблизилась и коснулась зелено-коричневого плотного потока, внешне напоминающего ветвь. Мои мысли приникли к его поверхности, и он приоткрыл в ней окошки. Гулкого молчания как не бывало, долгие, протяженные и бессловесные мысли коснулись меня, и я им открылась. Лес знакомился, ощупывал меня и осмысливал, проникая даже в закрытые области памяти, стараясь сразу понять, не строя моделей, а копируя, просеивая и уплотняя найденную информацию. Вслед за его потоками двинулось и мое сознание, удивляясь обилию найденных у себя закоулков памяти. Города, горы, равнины, на которых я никогда не была — в этой жизни, во всяком случае. Густые влажные, роскошно-зеленые и опасные леса, полные трясин, ядовитых растений, хищников, змей. Море и странные корабли — или плавучие дома? — в форме яйца, заполняющие неглубокие ласковые лагуны и удерживаемые на месте упругими растяжками. А вот темная лаборатория, вокруг которой — я ощущаю это — нет даже вакуума, она материализована в межмировом пространстве, за тонкими стенками упорядоченности — кипящая бездна энергий, а вовнутрь допускаются только те, что мне нужны, я их сплетаю множеством рук-струй-ветвей... Последнее — это, наверно, воспоминание той Омелы, что породила меня, как сущность. А те эпизоды, что попались раньше? Все это было со мной? Лес удовлетворенно вздохнул и убрался из моей памяти, скопировав на свой древесный винчестер все, до чего смог дотянуться, и открыв во мне самой такую бездну воспоминаний, что даже просто упорядочивать их придется не одну и не две ночи.

Что сделает нормальный человек в этом случае? Тоже рыгнет и отвалит. Пережор информации — штука серьезная, может вызвать натуральное несварение мозга. Но я-то не слишком нормальный и, к тому же, не человек. Чем глубже — тем больше не человек. Я пустила сознание вслед за уходящим вниманием Леса, прицепилась к нему, как на хвост электрички. Так бы и утянулась в хитросплетения лесных мыслей, если бы Майя не схватила меня за шиворот и не вытащила обратно.

«Потратишь много времени. Сперва обеспечь своему телу безопасность и автоматическое питание суток на двадцать» — «Ну, не фига же себе!» — «А ты как думала? Меня Лес кормит и поит, а то наше слияние быстро закончилось бы моей смертью» — «Ты — хорошая/наша. Я тебе верю, — перешла я на понятийный язык — он быстрее, а то неизвестно, сколько уже прошло времени, пока я тут дурью маялась. — Я интуитивно чувствую, кто наш, а кто предаст/кинет, но хочу понимать разумом. Одна чуйка — ненадежно, лучше продублировать» — «Зависит от того, для чего тебе надо» — «Кадровая работа, требуется большая команда, осваивать опасное место», — это я о Рифеях, но и помимо них нужно как-то сорганизовать простецов на самозащиту. «Тебе нужны похожие на тебя?» — «Нет, не совсем. Но такие, которые работают вместе, а не интригуют, не подсиживают и не кидают понты. При этом покорные, как автоматы — точно не в кассу, там такие не выживут»

Майя задумалась.

«Таких, как ты — всегда мало среди гуманоидной ветви разума. Среди инсектоидов нет совсем, их разум практичен. Дендроиды копят информацию, но используют ее не как мы, почти не применяют в реальности. Что у рептоидов — не знаю, а у пернатых вообще не голова, а головка наведения на цель. Очень узкий кругозор в ментале при широком визуальном обзоре. Гуманоидные тела специально заточены под функцию «познавать, думать, проверять на практике». Их делали с этим расчетом. Из обезьянок (смеется)— людей и орков, но людей из всеядных, а орков — из преимущественно хищных. А эльфов вообще из каких-то лемуров. Берроэлоиа — так их называл один демиург. Серенькие, глазастые, остроухие, сильные телепаты. Чтобы заговорили — пришлось им телепатию заглушить. Прямоходящесть — это тянется еще с дендроидов. Как для них сделали эфирную матрицу, так потом и надевали на всех, перекраивая по ходу. Деревьям-то что, а у нас позвоночник слабый. Так вот, в гуманоидной матрице упор шел на стимуляцию нейротрансмитеров дофамина и серотонина, торможение выработки гонадотропина на многие годы, а у эльфов — вообще, десятилетия, из-за этого — растянутое детство и неотения. Эльфы часто остаются большими детьми на всю долгую жизнь. Зато любознательные и творческие личности, так что часто хочется им руки по локоть пообрывать. У людей и орков все как-то ближе к четвероруким предкам. Так что, если хочешь команду исследователей — ищи не повзрослевших больших детей. Только они плохо выживают в жестких условиях».

«Знаешь, — мыслю в ответ. — Мне нужны выживабельные особи»

«Ну, внутри сообщества лучше всех выживают паразиты, способные обманывать хозяина-кормильца, но, я думаю, это тебе не нужно. Самому сообществу паразиты противопоказаны. Даже один обманщик заметно снижает кооперацию в стае. Мало того, крысятничество заразительно, до половины среди хуманов и до девяти десятых среди орков и гоблинов способны при определенных условиях сознательно жить за счет соплеменников. Без обид — просто зеленокожих делали из более агрессивных обезьян и они прошли более короткий путь до разумного существа, поэтому у них меньше окситоциновых мишеней. Зато они жестче карают сородичей, нарушивших неписаные законы стаи».

«Я думала, такое только у наших лесных. Два наказания — смерть и пожизненное изгнание».

«Нет, практически, у всех. Зато у человеческих предков был жуткий отсев. Демиурги закидывали их на разные планеты, в разные условия сотнями тысяч измененных особей, через тридцать-сорок поколений находили, в лучшем случае, стаю из десяти-пятнадцати штук, забирали, клонировали, опять вносили изменения в эфирную матрицу, подращивали, выпускали... Пока однажды не забыли о подопытных более, чем на миллион лет. Кажется, тогда все ловили воровку миров. Когда демиурги вернулись к эксперименту, то не рассчитывали найти живых и собирались восстанавливать генофонд по немногочисленным костным останкам, обращая их время вспять. Но неожиданно выяснилось, что на ряде планет хуманы не только выжили, но и сильно изменились, реализовав все преимущества разума перед грубой силой. Знаешь, что им помогло?»

«Не томи».

«То самое долгое детство. К-стратегия для долгорастущего потомства вызвала отбор чадолюбивых особей, в том числе и самцов, и отбор на стабильность родительской пары, а такое поведение определялось достаточным количеством окситоциновых мишеней и обильной выработкой окситоцина и пролактина... поэтому, кстати, у хуманов самки одни из самых грудастых. Это я о пролактине. А окситоцин отвечает не только за материнскую любовь, но и за доверительные отношения в семье и сообществе. Реализовать их помогла хорошая память. Взаимный альтруизм строится по принципу «доверяй, но проверяй и ничего не забывай». Ну, и дальнейшая межгрупповая конкуренция отобрала наиболее сплоченные сообщества. Демиурги повстречали своего подросшего и поумневшего подопытного накануне неолитической революции и подарили ему на радостях семена кое-каких культурных растений, что, впрочем, не сильно повлияло на его дальнейшую судьбу. Большая часть растений, кстати, людьми окультурена самостоятельно. Судьбу человечества определило совсем другое — внутригрупповая взаимопомощь и честный обмен. Но генотип у хуманов не выровненный, последнего отбора и клонирования не состоялось, а времени для естественного выравнивания не хватило, этак пары-тройки миллионов лет. Поэтому, как только ослабевает давление внешних обстоятельств, вылезают паразиты, использующие ложь и силовое принуждение сородичей не только к полному содержанию их самих, их прихлебателей и гарема, но и к откровенно бесполезному самоуничижению. То есть, в благоприятных условиях выигрывают те, кто полностью вернулся к обезьяньей модели поведения. В неблагоприятных от этого просто гибнут оба: и хозяин, и паразиты».