(некая часть его бессловесно протестует, но эта часть — не-вполне-он)
Седой не от старости мудрец с вечным отрешённым взглядом наклоняется к нему и, что-то беззвучно говоря,
(он почему-то со страхом ждёт боли от быстрых росчерков эбонитового клинка на пылающей жаром коже)
скорбно качает головой и поворачивается, обращаясь уже к опершемуся на копье белоголовому юноше с яркими синими глазами на тонком лице, который — он знает — больше, чем просто юноша... и тот отвечает, но рты говорящих безгласны и немы. Они ведут беседу между собой
(откуда-то он знает, кто они, знает-но-не-помнит их имена, знает-но-не-помнит, кто он сам, знает-все-но-не-помнит-ничего...)
однако единственный звук, который он слышит — его собственное хриплое дыхание.
Перед глазами вдруг расплывается красная муть. Мягко колышется, и он вдруг понимает, что это волосы.
(часть его, которая не-вполне-он вдруг заходится ужасом и бессильной яростью)
Длинные пушистые локоны медно-багряного цвета, обрамляющие треугольное женское лицо с высокими скулами и острым подбородком. На золотистой коже темнеют татуировки, а небольшой тонкогубый рот изогнут в мягкой сострадающей улыбке. Тонкие пальцы касаются пылающего лица, даря облегчение своей прохладой, но вместо благодарного "моя богиня" из глотки вырывается только беспомощный хрип.
Женщина — богиня! Живая, близкая, из восхитительной плоти и горячей крови — наклоняется к нему, что-то тихо шепча
(он видит лишь шевеление губ, с которых не слетает ни звука)
и каждое слово, как и множество раз прежде, наполняет его существо умиротворением и тихим восторгом
(но почему же где-то внутри по-прежнему нарастает ощущение неправильности происходящего, неколебимая уверенность в том, что это какой-то фарс?)
а взгляд — он помнит их цвет, видит даже сквозь предсмертную муть — золотых с прозеленью глаз сияет мягким теплом и бесконечной нежностью. Она спрашивает что-то, о чем-то просит — он уже не способен разобрать ни слова, но это важно - и ради своей богини и этой улыбки на её прекрасном лице он готов согласиться на что угодно, однако сил не хватает даже на слабый кивок, и все вокруг заливает тьма...
...Тревожный багровый сумрак заполняет все вокруг
(снова красное... всё снова красное!)
Он лежит, распростёршись на каменной поверхности, подобной столу, нагой и слабый, ощущая, как от холода немеет тело.
Внезапно сумрак светлеет, пространство вокруг заливает сияние — такое же багровое и тревожащее.
Из света выступает высокий силуэт в золотой маске, протягивая ему руку, словно предлагая помощь...
(он не видит своей руки, но чувствует жар чужих пальцев на запястье и оказывается стоящим, не сделав ни единого движения)
Влекомый этой властной рукой, он следует за силуэтом, ступая по холодным камням босыми ногами — след в след... зачем? Он не знает, но это кажется правильным.
Из багровой тьмы вокруг выступают новые и новые фигуры. Пространство заполняется множеством голосов
(в их тихом шелесте он слышит своё имя... он слышит его, узнает, однако звук его же имени ускользает от него)
но губы пришедших безмолвны, лица неподвижны, а глаза закрыты. Силуэт в золотой маске заговаривает с ними, приветствуя, как старых друзей, но те по-прежнему безгласны и недвижимы.
Он вглядывается в лица - они знакомы ему, все они. Он помнит каждого, но не может вспомнить ни одного имени — вспышки узнавания слишком мимолётны — и понимает, что все они давно мертвы.
Крик ужаса рвётся изо рта, силуэт в золотой маске оборачивается — он чувствует чужие недоумение и тревогу, медленно сменяющиеся тяжёлым жарким гневом — но грудь его так же неподвижна и бездыханна, как и у остальных, и отчаянно напрягающееся горло не издаёт ни звука.
Одна из мёртвых фигур вдруг открывает глаза и, сделав длинный текучий шаг вперёд — багряный сумрак густеет и плащом ложится на её широкие плечи — поднимает руку. Мёртвые губы, покрытые отвратительными язвами, шевелятся...
— Проснись! — гремит смутно знакомый голос, а лицо внезапно обжигает хлёсткая пощёчина.
Он отшатывается...
Элемар вскочил на постели, жадно хватая ртом воздух. В ушах все ещё звучал чужой повелительный окрик, а сердце колотилось так, словно пыталось пробить ребра насквозь. Альтмер застонал и, закрыв лицо ладонями, повалился обратно на кровать.
Сон. Просто сон...
В следующее мгновение он едва не подскочил опять: "дыхания за спиной", как он ощущал всегда присутствие Второго, не было! Элемар изо всех сил давил подступающую панику — в конце концов, у него вчера имелся неплохой повод для плохих снов, а с духом он после ухода Улени Хелеран здорово расплевался, отчего Второй психанул и... Элемар уже тогда перестал ощущать его присутствие! Уйти он не мог, альтмер знал это точно — что бы ни привязало духа к нему, освободиться от этой привязи он мог только со смертью носителя и процесс принудительного освобождения был бы крайне болезненным. Сейчас же он не ощущал ничего, что указывало бы на новую попытку Второго разорвать эту связь... да и не настолько они вчера рассорились...
"Второй?" — осторожно позвал он.
"Я здесь".
Голос духа был слышен так же, как и обычно, но присутствия его по-прежнему не чувствовалось.
"Ты тут! — обрадованно выдохнул альтмер. — А я уж было..."
"Обрадовался? — в голосе духа явственно прозвучала насмешка, но какая-то... добродушная и от того совсем необидная. — Мне надо было подумать".
"Я... видел сон".
Второй молчал так долго, что Элемар снова занервничал. Успокаивало лишь то, что он явно перестал закрываться — ощущение присутствия вернулось вновь.
"Я... тоже, — наконец, неохотно проговорил тот. — Даже три".
От этого признания Элемара так и подбросило — до этого Второй неоднократно утверждал, что не видит снов. По словам духа, в часы, когда сам альтмер отдыхал, он или бдел — если спать приходилось где-нибудь за пределами поселений — благо, сам во сне не нуждался, или погружался в некое состояние "ничегонедуманья", как он это назвал. По мнению же Элемара — просто медитировал. В конце концов, даже бесплотный дух может время от времени нуждаться в отдыхе.
И вот теперь — это...
Глава 16. Моссанон
В своей комнатушке альтмер проторчал почти до самого обеда. Вспоминал — по настоянию Второго — каждый из увиденных снов в деталях. Потом записывал все, что сумел вспомнить. И напоследок — вытряс из крайне задумчивого духа рассказ о его сновидениях. После чего озадаченно чесал затылок.
Самым загадочным моментом было то, что сон, который он изредка видел прежде, в этот раз значительно отличался. Не сюжетом — сюжет-то как раз повторился точь-в-точь до малейшей детали... если, конечно, не заострять внимание на полностью отсутствующих звуках, чего прежде не было. Главное отличие было в ощущениях — до того, как с удивлением осознал Элемар, он был все же не участником, а наблюдателем. В этот же раз он ощущал все — спазмы в груди, мешающие сделать вдох, скрежет эбонита по кости, отдающийся вибрацией по всему черепу...
Но при этом у него создалось отчетливое впечатление, что все это — несмотря на всю полноту ощущений — происходило все-таки не с ним. Не с ним, а с кем-то еще — с кем-то, кто разделил с ним это видение. И единственным кандидатом в эти "кто-то" был Второй. Тем более, что чувство раздвоенности во время второго сна было куда отчетливее — словно кто-то шептал в затылок, сомневаясь, опровергая, говоря, что все было совсем не так... Однако дух, с которым альтмер поделился этим своим соображением, соглашаться не торопился, сначала плеснув в ответ молчаливым изумлением, а потом и вовсе погрузившись в раздумья. И единственные услышанные от него за полдня слова:
"Да ну, нахуй... быть такого не может!" — были адресованы отнюдь не изнывающему от любопытства альтмеру.
Элемар молчал, терпеливо ожидая, что скажет Второй, и гадая, насколько этого терпения ему хватит. Про третий сон он пока старался не думать — и так было понятно, что его наслал Дагот Ур. А если и там обнаружатся какие-то странности... Нет уж, для начала стоит с первой парой кошмаров разобраться — очевидно же, что между первым и вторым снами есть тесная взаимосвязь...
"И что это может значить?" — не выдержал, наконец, он.
"Не знаю", — угрюмо буркнул дух.
"А если подумать? Мы увидели два варианта явно одного и того же события. Ты в свое время говорил том, что..." — Элемар зажмурился, пытаясь вспомнить некогда рассказанную самим духом теорию — с одной стороны здорово отдающую безумием, а с другой удивительно логичную.
В ответ он услышал стон.
"Ты о двойственном прошлом?" — как-то обреченно поинтересовался Второй. - Во-первых, я забыл хорошо, если половину того, что когда-то знал об этом — притом, что и знал-то я далеко не все. Во-вторых, то, что я знаю, и то, как оно было, может здорово различаться. Я еще не все "Проповеди" собрал, чтобы какие-то теории выдвигать".
Элемара перекосило — проклятые "Тридцать Шесть Проповедей Вивека" стоили столько, что за один том можно было удавиться. Или удавить кого-нибудь еще. За один даэдра драный том! А их тридцать шесть, по числу проповедей — или уроков, как их еще называли.
"В Обливион теории! Ты мне скажи: эти сны — воспоминания?"
"Возможно", — неохотно отозвался Второй.
"Не увиливай! Ты знаешь — а я знаю, что ты знаешь — кто убил Неревара. Из книжек, из видений, из... да какая разница, откуда? Главное — тебе это известно. Так скажи мне — какое воспоминание из увиденных нами истинно?"
Дух тяжело вздохнул.
"Вообще-то — оба".
"Что?!"
"Я говорю — сейчас истинны оба варианта".
"Сейчас... — нахмурившись, медленно повторил Элемар. — А... э-э, изначально?"
"Да не знаю я! Думаешь, почему я так упёрся в эти долбаные "Проповеди"? Есть теория, что Вивек зашифровал в них тайное послание. Но чтобы прочесть его, нужны все тридцать шесть долбаных томов! И далеко не все тома есть в открытом доступе".
"А если никакого послания нет?"
"Тогда пиздец. Мне. У тебя будут все основания выскрести мне мозг ложечкой для специй... если, конечно, у меня к тому моменту будет собственный мозг".
"Слабое утешение", — хмыкнул альтмер.
"Меня больше волнует другое — кто был тот парень, который так вовремя съездил мне... нам... по морде, чтобы разбудить? Я ведь его узнал. И даже обрадоваться его роже успел, точно родной. А теперь..."
"Подожди... — опешил Элемар. — Какой еще парень? Я думал, это ты меня... гм, разбудил".
"Нет, - медленно и даже несколько настороженно ответил Второй. - Это совершенно точно был не я. Потому что навеянный сон мы, похоже, видели одновременно. И по морде получили, надо полагать, тоже одновременно..."
"Но... от кого?"
"Вот и я хотел бы это узнать".
"Мозговой штурм", как назвал их дальнейшие размышления все тот же Второй, ни к чему не привел. Альтмер всерьез подозревал, что у "соседа по черепу" какие-то соображения имеются, но тот наотрез отказался с ними делиться. Как обычно.
"Когда-нибудь я набью тебе за это морду", — сдаваясь, тоскливо протянул он.
"Славная будет драка, — с мягким смешком отозвался дух. — Ты же не рассчитываешь, что я дам себя безнаказанно отбуцкать?"
И, мягко отодвинув альтмера "внутрь", встал — пустой желудок недвусмысленно намекал, что идея пропустить завтрак была не самой удачной.
Пирожков Фары в этот раз не было, как и полюбившихся Элемару лепёшек с никсятиной. Да и вообще с едой было как-то невесело. До обеда было еще далеко, поэтому Эри без особой надежды предложила альтмеру холодную мусковую похлёбку, но он торопливо отказался. Давешняя рыжая каджитка робко жалась в углу, явно стараясь не показываться никому на глаза, и периодически испуганно поглядывала на Эри. Сертиуса, напротив, вновь не было видно. Подумав, Элемар попросил бумагу и перо — искать Моссанона он, разумеется, пойдет сам, но вот потом, когда... или если шкатулка с векселями окажется у него, задерживаться в Садрит Море причин не останется. Если, конечно, бравый охранник опять не напьется. О чем он и решил того предупредить. С формулировкой, правда, возникли некоторые трудности — у альтмера, припомнившего вчерашние "пять минут позора", фразы получались исключительно издевательские, хотя формально они не выходили за рамки вежливости. Положение спас Второй, надиктовавший вполне нейтральный текст. Записка была вручена рабу-аргонианину, с просьбой передать её постояльцу по имени Суэттиус Сертиус. Ящер прошипел что-то неприязненное на джеле, но записку забрал. А сам Элемар направился на рынок — где, как не там, лучше всего обмениваться сплетнями? А уж данмерская девушка, сожительствующая с иноземцем, не может не быть объектом для пересудов... Заодно там, возможно, удастся разжиться чем-нибудь съедобным.
* * *
— Высокий эльф, встречающийся с "привлекательной" женщиной Телванни? — хорошенькое личико торговки Арангаэр, раскладывающей на широком прилавке овощи и специи, скривилось в презрительной гримасе, сделавшей её почти уродливой. — Не знаю таких. Впрочем, есть тут одна... Вольмини Драл её зовут. Племянница госпожи Тельзы. Подцепила недавно себе альтмера. Та-акой красавчик, — босмерка мечтательно подкатила глаза. — И что он только в ней нашел? Она ведь совсем не красавица.
Элемар сочувственно покивал, давя усмешку. Плохо скрываемая неприязнь в голосе вполне миловидной эльфийки довольно ясно намекала, что нелестная характеристика, данная ею другой девушке, возможно, не соответствует действительности.
