— Два с копейками грава. И расход учти, постоянно придется задействовать оба маневровых для компенсации.
Быстро забегав пальцами по экрану, Стюарт внес поправки, и ответ ему не понравился.
— Дерьмо бегемотово, мы влипли, Дэн! Рабочего тела у нас на погашение скорости и маневрирование не хватит.
Денис облизнул пересохшие губы.
— Дай-ка посмотреть на расчеты.
— Думаешь, ошибся? Ну, посмотри, если это поможет, только я в математике получше тебя разбираюсь.
Жестом попросив друга замолкнуть, Денис склонился над экраном, так и эдак проверяя несложные математические формулы. И каждый раз выходило, что в лучшем случае они смогут затормозить до орбитальной скорости, используя атмосферу планеты, и никак иначе. Стюарт висел за правым плечом, терпеливо ожидая, пока Денис закончит, потом стукнул шлемом о шлем:
— Ничего страшного, Дэн, затормозим об атмосферу, выйдем на стабильную орбиту, ребята нам туда водорода подкинут, до танкера и доковыляем.
Хлопком отключив экран, Денис откинулся на спинку и печально улыбнулся:
— Стюарт, мы не сможем затормозить об атмосферу, у нас дыра в теплозащите.
— Проклятье, этого я не учел!
Бэйн на секунду замер, потом хлопнул себя по шлему:
— Спроси Зарембу, может, заплата выдержит?
— Торможение в атмосфере? Стю, нас просто разорвет набегающим потоком. Заплаты не рассчитаны на такое.
— Ну, так-то да... Блин, что же делать-то?
Денис задумчиво протер стекло шлема:
— Ну, в первую очередь нужно доложить. Может, вместе чего придумаем.
— И чего придумать? Рабочее тело в полете перекачать? Или на буксир взять?
— Посмотрим.
Денис переключился на внешний канал связи:
— "Два первый", это "один четыре".
Ему ответили почти сразу.
— "Один четыре", слушаю.
— У нас проблемы, "два первый", рабочего тела не хватит даже на торможение.
— У вас же осталось двадцать семь процентов!
— Левый двигатель выведен из строя. На правом я могу дать максимум два грава, а расход рабочего тела из-за постоянной работы маневровых будет семьдесят с гаком процентов от нормы.
Марченко, командир второго дивизиона, после краткого раздумья выдал лежащий на поверхности, но, увы, неверный способ:
— Тормозите в атмосфере.
— У нас пробита теплозащита, "два первый".
На этот раз пауза вышла подольше, комдив молчал около минуты:
— Скиньте телеметрию, "один четыре", и оставайтесь на связи, я что-нибудь придумаю.
Денис в отчаянии прикусил губу. Ну, должен же быть выход! Его не может не быть! Погибнуть вот так, не в бою, а просто от нехватки рабочего тела?! Усилием воли он прервал поток панических мыслей. Еще не хватало расклеиться — он теперь командир и должен, обязан держать себя в руках!
— Стюарт, наблюдай за флотом аспайров.
— Дэн, я же говорю, они уходят! Ускорение около пяти гравов, вектор за границы системы.
— Все равно наблюдай.
Стюарт недоуменно протянул:
— Понял.
Ткнув в сенсор на рукаве скафандра, Денис вызвал Зарембу:
— Бортинженер, статус!
Голос Зарембы особым дружелюбием не блистал:
— Работаю я! Дыра в обшивке затянулась, ремботы сейчас снаружи варят заплату, я изнутри работаю. Минут через пять попробую дать атмосферу.
— Что еще?
— Тебе мало?
— Посмотри левый двигатель.
— Уже посмотрел, каюк ему.
— Починить сможешь?
Заремба натурально зарычал:
— Там снесено и расплавлено две трети обмотки, ты вручную сможешь откалибровать магнитный ускоритель?
— Вопрос снят. Помощь нужна?
— Восстановим атмосферу, полезешь со мной наружу, смотреть оружейный модуль. Ты его на кой черт отключил?
— Отказ контроля.
— Понятно. Конец связи.
Бортинженер отключился. Денис, чертовски злой на себя, несколько раз с силой сжал и разжал кулаки. Не так он представлял себе вступление в должность командира тактического корабля, совсем не так. Гибель Сигизмунда ускорила карьерный рост, вот только готов ли он к своей новой должности? Денис сомневался.
— Даю атмосферу.
Скафандр стал сжиматься, и вокруг начали проявляться звуки, воздух быстро наполнял отсеки. Денис тут же откинул стекло и вдохнул пока еще свежего, только что из баллонов воздуха. Божественный запах после спертой атмосферы скафандра!
Меньше чем через минуту в пилотажную просунулся и Заремба, с по-прежнему задраенным гермошлемом:
— Дэн, пойдем, выйдем.
Денис по привычке проверил систему жизнеобеспечения скафандра: кислорода и энергии еще на три часа. Вполне достаточно. Возле крошечного шлюза он нацепил реактивный ранец и, дождавшись, пока шедший первым Заремба завершит шлюзование, шагнул следом. Ему не часто случалось выходить в открытый космос. После училища, где Денис отработал два положенных месяца на орбитальных верфях, это случилось раза три или четыре. Два раза на плановых проверках, и единожды он помогал менять антенный комплекс на "Авере", свернутый криворуким гражданским челноком. Но тогда наружу выгнали вообще всех имеющих маломальский опыт работы в пространстве.
Космос как всегда встретил его оглушающей тишиной. Первое мгновение не было слышно даже вездесущего жужжания воздушного насоса скафандра. Лишь он и великое безмолвие пространства. Это подавляло. Звезды, не искаженные мерцанием атмосферных потоков, горели ярко и неизменно. Но долго наслаждаться видами ему не дали, почти сразу в наушниках раздался недовольный голос Зарембы:
— Дэн, поторопись.
Бортинженер уже копался с замком доступа к отсеку. И пока Денис возился с реактивным ранцем, направляя себя к цели, успел его открыть и наполовину откинуть массивную броневую створку.
— Чего стоишь, помогай!
Денис пристроился рядом, уперся ногами в корпус и стал давить, чувствуя, как потихоньку отходит створка.
— Хватит. Посвети-ка.
Сейчас от Трои их прикрывал корпус такшипа, и без фонаря глаз не воспринимал ничего лежащего в тени. Без рассеивания света атмосферой у черного цвета в тени почти не бывает полутонов. Пришлось включать встроенный в ранец наплечный фонарь и изгибаться, направляя свет внутрь отсека. В ярком пятне замерцали вытянутые туши ракет. На первый взгляд все было идеально, но Заремба, вглядевшись, чертыхнулся:
— Все понятно.
— Что?
Бортинженер ткнул пальцем в направляющие:
— Видишь, как перекосило?
— Если честно, нет.
— Не важно, главное, что автоматика вовремя отрубила управление. Иначе как минимум одну ракету бы на старте заклинило. А дальше сам знаешь.
Денис вздохнул. Сработавший через положенное время двигатель ракеты прожег бы внутреннюю стенку, а за ней... что там за ней? Ага, за ней бак рабочего тела. Тот самый, что пробило плазменным сгустком. Ничего, в принципе, страшного. Еще одна дыра в многострадальном такшипе, не более того.
— То есть, у нас есть три работоспособные ракеты?
— Насколько я вижу, да.
Три ракеты, каждая по полторы тонны мертвого груза. Совершенно лишней вне боя массы.
— Их нужно выбросить.
Заремба замер, не веря своим ушам:
— Выбросить? Дэн, ты представляешь, сколько стоит "Москит"?
— Я представляю, сколько они весят. Суммарно четыре тысячи пятьсот килограммов на фиг не нужной нам массы. Мгоно, у нас и так не хватает рабочего тела, а если предельно облегчить корабль, то появится шанс!
Бортинженер поднял руку:
— Стой. Дэн, это приказ?
— Да, это приказ. Наш разговор пишется, так что вся ответственность ляжет на меня.
Заремба кивнул:
— Будь по-твоему. Помоги отбуксировать ракеты.
Он быстро отцепил крепления двух "Москитов", и вдвоем они выволокли их наружу. Работать приходилось предельно осторожно, если оказаться между ракетой и стеной, то полторы тонны, даже лишенные веса, размажут тебя чисто за счет массы и инерции. С третьей пришлось повозиться. Денис успел при помощи ранца разогнать обе ракеты, отправляя их прочь, а Заремба все еще копался, чертыхаясь с изведенным креплением третьей. Наконец он плюнул и попросту пережег металл сварочным аппаратом:
— Один черт на базе менять весь контейнер.
— До базы еще добраться надо.
Заремба философски заметил:
— Это твоя задача, ты пилот. Отгоняй "Москита", и пошли внутрь, у меня кислорода на полчаса осталось.
— Как на полчаса?
Бортинженер хохотнул:
— А ты думал, сколько мы здесь валандаемся? Два часа с лишним.
— Ох, черт! Ладно, я отбуксирую ракету, а ты иди в корабль.
— По инструкции одиночные работы в пространстве запрещены.
Денис в цветастых выражениях высказал все, что думает про инструкции вообще и про умников в частности. Заремба примиряющее похлопал его по наплечнику и, попыхивая выхлопами из сопел ранца, полетел к шлюзу.
Денис мертвой хваткой уцепился за сигару ракеты и на полную задействовал ракетный ранец. Скорость росла медленно, маломощный движок не был рассчитан на такие массы. Денис разгонялся перпендикулярно вектору движения, внимательно контролируя индикатор оставшегося в ранце топлива. Неприятно будет остаться без горючки в паре километров от такшипа. Заремба, конечно, его перехватит, но вспоминать об инциденте будет еще долго.
Отогнав "Москит" на пару километров, он решил, что хватит. И действительно едва не сжег все топливо, возвращаясь. Синие вспышки выхлопа погасли, едва он успел направиться к такшипу и погасить скорость до относительно безопасной. Правда, приложило его о корпус довольно чувствительно, так что отдача от выставленных рук острой болью отозвалась в поврежденных ребрах. Пару секунд он провел неподвижно, восстанавливая дыхание, а потом, осторожно перебирая магнитами на запястьях, прополз к шлюзу.
Едва дождавшись окончания шлюзования и откинув гермошлем, тут же принялся стягивать перчатки. Требовалось поменять картридж медсистемы и нестерпимо хотелось взглянуть на повреждения своими глазами. Денис в суматохе так и не удосужился посмотреть на терминале показания собственных датчиков и теперь всерьез беспокоился о ребрах, гадая, перелом там или просто серьезный ушиб.
Он включил внутреннюю связь:
— Ребята, вы в пилотажной?
Ответил Стюарт, голос которого Денису не понравился:
— Оба тут. Дэн, плыви сюда.
Быстро преодолев короткий коридор, Денис оказался возле кабины:
— Что случилось?
Заремба промолчал, отвернувшись, ответил снова Стюарт:
— "Одиннадцать тридцать первый" накрылся.
— В смысле? По данным консоли, с них идет телеметрия!
— У них от попадания заклинило двигатели. Пока погасили реакторы, успели сжечь почти все рабочее тело.
Денис присвистнул, получалось, что скорость "одиннадцать тридцать первого" сейчас переваливала за полторы сотни километров в секунду. Единственный шанс, если...
— Вектор?
— Самый что ни на есть дерьмовый, выше влево, семьдесят два градуса от вектора группы. Перехватить из наших не сможет никто.
Это было понятно и так. Топлива на такой маневр не хватило бы даже у такшипа с полными баками. Догнать, затормозить и разогнаться обратно. Нереально.
— У корвета рабочего тела хватит с запасом!
— Все мелкие суда сейчас снимают выживших с крупных кораблей. Тсс!
На общей волне пророкотал командир дивизии:
— "Одиннадцать тридцать первый", мы связались со штабом флота. За вами вышлют корвет, держитесь!
— Первый, у нас огромная дыра в корпусе, заделать не можем. Сидим в скафандрах, экономим резервные регенераторы, кислородные емкости разрушены.
Судя по голосу, Кастелло изрядно нервничал.
— На сколько хватит воздуха, Жак?
— На три часа, первый. Корвет не успеет. В анабиоз в скафандре не лечь, сам понимаешь.
Стюарт забегал пальцами по клавиатуре, вздохнул.
— Он прав, даже если корвет стартует немедленно, догнать он его сможет, когда уже четверть часа как все на такшипе будут мертвы.
Такие же расчеты, похоже, доложили и комдиву.
— Жак, мне очень жаль.
— Есть еще один вариант, первый. — Голос Кастелло внезапно наполнился тоской. — Первый, передай моей семье, что я люблю их.
— Жак, отставить!
В динамиках раздался легкий свист — звук сработавшего разрядника табельного пистолета. Комдив понял моментально.
— "Одиннадцать тридцать первый"! Кто на связи?
Ответили не сразу, видимо, переваривая шок от случившегося. Наконец последовал ответ.
— Здесь второй лейтенант Корнеев, принял командование.
— Что с Жаком?
— Он мертв, выстрелил себе в сердце. Зачем?!
Комдив добавил металла в голос:
— Затем, что теперь у вас хватит кислорода до прилета помощи. Ожидайте спасателей. Конец связи, "одиннадцать тридцать первый".
Денис без сил повис в паре сантиметров над палубой. Жак Кастелло, весельчак и балагур, бабник, отличный собеседник и товарищ, всегда готовый ссудить до получки. Вот так вот, ради жизни своего экипажа пустил себе луч в сердце. Долг командира?..
Тишину нарушил Заремба:
— У нас тоже не лишку кислорода. Полет, как я понял, затянется?
Стюарт кивнул.
— Правильно понял.
— В таком случае я заблокирую все, кроме пилотажной, жилого модуля и санузла. Это снизит нагрузку на жизнеобеспечение. Ну, и готовьтесь: я понижу давление, дышать будем чистым кислородом.
Денис подтвердил:
— Да, я читал, так в старину поступали, чтобы экономить кислород. Стю, помоги снять скафандр.
На груди обнаружилась здоровенная гематома, как раз под тем местом, где проходил привязной ремень. Видимо, в момент удара Денис как-то неудобно повернулся, и рывок гасился только одним ремнем. По крайней мере, больше ни у кого из экипажа подобного не наблюдалось. Денис задумчиво пожевал губами. М-да, и это результат попадания нескольких граммов ионизированного вещества. Словно они сходу налетели на бетонную стену, черт возьми!
Стюарт прощупал ребра, заставив Дениса заскрипеть от боли зубами, и удовлетворенно диагностировал:
— Ребра целы. За неделю синяк сойдет.
— Спасибо, мать твою, добрый доктор!
— В увольнении отблагодаришь, с тебя коньяк!
Денис натянул скафандр, не став надевать только шлем с перчатками, и все еще морщась от боли, закрепился в ложементе. Из динамиков в изголовье забормотал Заремба:
— Ребятишки, понижаю давление.
Денис поморщился, он обладал не очень высокой сопротивляемостью к гипоксии. Даже после долгих тренировок дискомфорт появлялся уже на "шести тысячах метров".
— Мгоно, кислород сразу повышай. Насколько думаешь разрежение выставить?
— Триста пятьдесят шесть тысячных бар.
"Как на восьми километрах", — машинально перевел Денис. С учетом кислородной атмосферы жить можно, пусть и без особого комфорта.
Уши начало закладывать, Денис сглотнул раз, другой, снова убедился в бесполезности этой рекомендации и принялся терпеливо ждать, пока пройдет само. Дышать стало тяжело, видимо, Заремба решил сначала снизить давление и лишь потом начать замещать атмосферу на чистый кислород. Резонно, хотя и очень, очень неприятно за несколько минут очутиться на высоте Эвереста.
Денис начал дышать часто и глубоко, компенсируя нехватку воздуха. Какое-то время помогало, но затем все-таки стало темнеть в глазах. Кислородное голодание, плюс легкая декомпрессия. Уши болели жутко, Денис едва мог сдержать стон. Наконец давление стабилизировалось, а затем стало проясняться в глазах.