10. Пряный кофе

— И это первое, что вы говорите, очнувшись, — нервно усмехнулся Лайзо. Я скосила на него глаза и с трудом удержалась от гримасы: в голову точно пружинами ввинчивалась боль.

— Сколько прошло времени?

— Почти час, — откликнулся другой голос, нежный, девичий. Мне с трудом удалось узнать его.

— Юджиния, — выдохнула я и попыталась встать, опираясь на постель. Руки тонули в перинах. — Юджи, как ты себя чувствуешь? Что произошло?

— Ох, леди Виржиния... Такой страх тут творился... такой страх!

Она обняла меня, помогая хотя бы сесть — для начала. Тело сковала болезненная слабость. Всё вокруг казалось ненастоящим, и люди, и предметы. Лиам, замерший в изножье моей кровати, напоминал куклу. Юджиния — призрачное видение, мираж, и даже тёплые её руки не могли разрушить этого впечатления. Лайзо, в нарушение всех мыслимых правил, стоял около моей кровати, опираясь рукою на изголовье. Впрочем, некому было попенять на такое бесстыдство — больше никто не нарушал покой моей спальни.

Лишь два ребёнка, я и он.

— Где миссис Мариани? И Мэдди?

— Паола Бьянки в своей комнате. Спит, — коротко ответил Лайзо и отошёл к рабочему столу. Сцедил из глиняного кувшина дымящийся отвар через ситечко, поставил чашку на поднос и протянул мне: — Пейте. Вам силы нужны. А я покуда расскажу, что знаю.

— Будьте так любезны, — светски кивнула я, не столько для него, сколько для Юджинии с Лиамом, бледных, но отчаянно храбрящихся.

История выходила не слишком приятная.

Около десяти вечера Юджиния уложила детей спать, а сама осталась в смежной комнате — взяла книгу и решила повторить последний урок Паолы по аксонской литературе. Около половины одиннадцатого навалилась неодолимая сонная истома. Затем во входную дверь громко постучали. Удостоверившись напоследок, что мальчики крепко спят, Юджи спустилась в холл.

Оказалось, что это вернулись из кофейни Паола и Лиам.

Внезапно наверху раздался детский крик. Гувернантка кинулась вверх по лестнице, Лиам — следом. Юджиния, всё ещё сонная, замешкалась, прикрывая дверь. А когда обернулась — увидела...

— Собаку я увидела, леди Гинни, — виновато перебила она Лайзо, опуская глаза. Присловье Лиама слетело с её губ так легко, что сразу стало ясно — общаются они куда больше, чем полагается простой горничной и юному баронету. — А у меня на собак всегда такой страх был... Братика задрала большая собака, ему два годика только было, а мне семь. А эта псина точь-в-точь оказалась, как та. Большая, серо-бурая, как волк, уши обрезанные, хвост метёлкой, а пасть во всю голову. Я закричала. Собака на меня прыгнула. А дальше не помню...

— Примерещилось, — качнул головой Лайзо. — Нет внизу собачьих следов.

Что случилось потом, я знала частично.

Мы вернулись после дуэли Клэра Черри и Фаулера и обнаружили Паолу и Лиама, запертых в детской. После этого сознание меня оставило. Лайзо привёл в чувство Юджинию, отправил спать гувернантку, которая всё никак не могла успокоиться, оставил меня на попечение Лиама и отправился на кухню — заваривать укрепляющие травы из тех, что продавала Зельда.

Затем я очнулась.

— И что же мы теперь будем делать, леди Гинни? — рассеянно спросил Лиам, глядя на меня исподлобья.

Я вспомнила усталое лицо Клэра, напряжённую линию плеч Эллиса...

И она мысль поразила меня, как молния: на второй вопрос никто так и не ответил.

— Так где же Мэдди? — произнесла я тихо.

Лайзо отвёл глаза.

— Убежала она. Не доглядел... Я верну её.

Горло мне сжало чувством вины. Если бы не мой обморок, Лайзо бы никогда не позволил Мадлен скрыться. Но, выбирая между мной и ею, он не мог поступить по-другому.

"Не всё потеряно", — повторила я про себя и, преодолевая дурноту, выпрямила спину:

— Мистер Маноле, приготовьте машину. Лиам, будь любезен, иди вместе с Юджинией к миссис Мариани. Присмотрите за ней несколько часов, а мы пока возвратим Кеннета, Чарльза и Мадлен... — "до того, как вернётся Клэр" — это осталось недосказанным.

— Ну уж нет! — неожиданно вспылил Лиам. — Один раз я проворонил, когда малявок со двора увели, второй раз — когда Мадлен дёру дала... А теперь вас одну отпустить? Ещё чего!

— Мистера Маноле вполне хватит, чтобы меня защитить, — спокойно ответила я, что наверняка польстило самолюбию Лайзо. Он, впрочем, этого не показал — только забрал у меня пустую чашку и отнёс её на стол.

— Ну, да... — глаза у Лиама забегали. — А... это... оно самое... — мучительно выискивал он предлог, чтобы поехать с нами. Капризы и угрозы никогда не помогали убедить меня, лишь факты — это он усвоил накрепко. — В общем...

Юджиния отчаянно покраснела, стиснула юбку на коленях... и пискнула:

— А ваша репутация?

От неожиданности я даже не нашлась, что сказать. Уж от кого, а от детей подобное слышать было странно.

— Что, простите?

— Репутация и девичья честь, — произнесла Юджиния твёрдо. Щёки её в этот момент цветом напоминали вишню, а на висках выступила испарина. — Если вы с мистером Маноле только вдвоём поедете... ну, как же тогда ваша честь?

Очи у Лиама загорелись:

— А точно! Вот Эллис всегда рассказывал, что Лайзо девиц... Ай! А-а-а!

С невозмутимым лицом Лайзо выкрутил ухо Лиама, а потом заметил в сторону:

— Вот сплетничать мужчине не след.

— Но это же правда! — с искренней обидой возмутился Лиам, а я поняла вдруг, что сама не прочь если не вывернуть ему ухо, то хотя бы стукнуть веером по руке: слышать в одном предложении слова "Лайзо" и "девицы" мне отчего-то совсем не хотелось.

Впрочем, на споры и глупые перепалки времени уже не оставалось: если сон о театре Уиллоу был правдив, то ничего хорошего не ждало ни Мэдди, ни моих племянников. Поэтому я не стала тратить время на разубеждение Лиама и Юджинии, тем более что Паоле вряд ли что-то грозило в доме. Лайзо подогнал машину к воротам, мы втроём устроились на заднем сиденье и отправились в дорогу.

Лишь одно меня беспокоило: я нигде не смогла найти свой револьвер.

— Доехали почти, — негромко произнёс Лайзо, отвлекая меня от размышлений. — Лучше тут автомобиль оставить. Вроде и идти недалеко, и со стороны его не видать — вон, как ивовые ветви спускаются.

Улица в этом месте сильно сужалась. Когда-то она была весьма широкой, но теперь слева её теснили громоздкие постройки заброшенной швейной фабрики, а справа — разросшиеся за много лет деревья. Гибкие, длинные ивовые ветви свисали до земли и шатром укрывали часть обочины. Фонари не горели; зато ветер наконец развеял тучи, и луна, уже клонясь к горизонту, жадно вылизывала светом окрестности. После выматывающего дождя со снегом небо задышало морозом, и отсыревшие мостовые покрылись блестящей, точно лаковой корочкой.

Если бы мы поехали на автомобиле и дальше, то наверняка привлекли бы внимание рёвом двигателя и светом фар.

— Остановимся здесь, — приняла я решение.

До театра оставалось ещё около трёхсот шагов, но уже издали веяло бедой — и гарью. Дыма видно не было, как и языков пламени. Сам рассудок, кажется, противился мысли о том, что в такую сырую погоду могут гореть даже сухие поленья в камине, однако последний сон воскресал в памяти вновь и вновь.

Предчувствие? Или беспочвенные страхи?

Лиам, шедший последним, вдруг остановился и повёл носом, как дикий зверёк.

— Леди Гинни, там пожар, что ли?

Я обернулась к Лайзо. Он лишь плечами пожал:

— Пока не скажу. Может, нищие у костра греются, а может, от фабрики несёт...

"Святые небеса, неужели всё повторится? — пронеслось у меня в голове, и по спине пробежали мурашки. — Мадлен, театр, огонь... Только не это!"

— Вы же не пытаетесь меня успокоить? — спросила я — слишком резко, пожалуй.

Лайзо усмехнулся в сторону.

— Если уж вас самый крепкий отвар не успокоил, то куда мне...

Но когда мы обогнули последнее здание и подобрались к театру Уиллоу почти вплотную, сомнений уже не осталось: это был пожар. Из провалов в крыше вырывался дым, однако он не поднимался к небу, а словно бы льнул к земле. В глубине тёмного здания виднелись тревожные оранжевые отсветы.

Нервно стиснув кулаки, я до боли выпрямила спину и произнесла уверенно и спокойно, стараясь не выдавать ни страха, ни удушающего отчаяния:

— Лиам, Юджиния, вы дальше не идёте. Входить в театр я вам запрещаю. Вы — моя последняя надежда, если у нас ничего не выйдет... — я сделала многозначительную паузу и посмотрела Лиаму прямо в глаза. Он, вопреки ожиданиям, не стушевался, а наоборот вздёрнул подбородок. — Если что-то пойдёт не так, вы должны привести помощь. Вот здесь — шесть хайрейнов мелочью, — я наклонилась, вложила в его руку небольшой кошелёк "для милостыни", как называла такие изящные бесполезные вещицы Глэдис. — Найдёшь два кэба. На одном Юджиния поедет к маркизу Рокпорту, адрес она знает. На другом ты отправишься к отцу Александру, в кофейню. "Гусей" привлекать нельзя. Всё понятно?

Он молчал и смотрел куда угодно, только не на меня и не на дрожащую, безмолвную Юджинию. В блестящей мостовой отражалась ущербная луна, и такие же призрачные луны светились в его глазах.

У меня вырвался вздох. Я мельком посмотрела на Лайзо, помимо собственной воли ища одобрения и поддержки — и он улыбнулся, едва заметно, краешками губ, а затем качнул головой в сторону театра, одновременно выпрямляя на мгновение указательный и средний пальцы.

"Мы справимся и вдвоём. Обещаю".

Более не колеблясь, я обернулась к Лиаму — и взяла его за руку, заставляя посмотреть на меня.

— Сэр Лиам Сайер, — произнесла я негромко, но тем особенным тоном, который заставлял умолкнуть и прислушаться самого вздорного собеседника, самого эгоистичного хама, самую экзальтированную девицу. — Пообещайте мне, что в случае опасности вы исполните мою просьбу и поедете за помощью, а не броситесь к развалинам. Мне больше не на кого положиться. Пообещайте немедленно.

— Ну ладно, — ответил он неохотно и явно не от чистого сердца.

— Лиам...

— Да пусть перед святым Киром поклянётся, — посоветовал вскользь Лайзо. Лиам вспыхнул:

— Да что я вам, дитё, что ли? Ну, хорошо, святой Кир свидетель — клянусь! Побегу за помощью! Юджи в кэб посажу! — выдохнул он зло, и только сейчас я заметила, что глаза у него влажные. — Но вы... только попробуйте там... оплошать!

"Оплошать" вместо "сгореть", "искалечиться" или "задохнуться в дыму" — похоже, юный баронет постепенно учился светской деликатности.

— Вот и хорошо, — кивнула я и выпрямилась, отпуская его руку.

Уже когда мы пробирались по заваленному хламом участку перед самым входом в театр, я запнулась и едва не упала. Однако Лайзо успел подхватить меня и удержать.

— Вы правильно поступили, Виржиния, — негромко произнёс он и добавил лукаво: — Одну-то мне всяко легче оборонить, чем троих.

— Говорите так, словно бы я только обуза!

Он вдруг прикоснулся к моей щеке, на мгновение; взгляд его стал пугающим и тёмным.

— Нет. Нисколько.

Крыльцо с тех пор, как я побывала здесь, провалилось, кажется, ещё больше. Когда очередной клок юбки остался на остром сколе деревянной балки, торчащей прямо из дыры между разрушенными ступенями, меня охватило острое сожаление, что на сей раз не получилось надеть мужской костюм вроде того, что раздобыл Крысолов. Определённо, брюки — намного более удобная вещь, чем длинная юбка. Чтобы пробраться внутрь здания, Лайзо пришлось вытащить из мусорной кучи несколько не слишком крепких досок и бросить их поперёк самых широких и опасных провалов.

Внутри театра было куда больше дыма, чем снаружи — и света: похоже, горела сцена в зале, сразу за холлом.

Лайзо стянул с себя шейный платок и передал мне:

— Оберните вокруг носа и рта, а то ещё надышитесь. Я пойду вперёд и поищу — может, кто в этом дыму и схоронился... Виржиния, — позвал он вдруг с пугающей нежностью в голосе. — Вы ведь так и не сказали, кто, по-вашему, детишек увёл.

— Одна женщина. Чернокожая служанка. Она мне... — я запнулась, но всё же сумела выговорить — ...снилась.

Платок Лайзо пах сухой травой и ещё чем-то, незнакомым и очень приятным. Ткань щекотала губы.

"А ведь минуту назад это было на него надето", — пронеслась в голове полуоформленная мысль, и меня обдало жаром.

Слишком похоже... на поцелуй.

— Снилась, значит, — эхом откликнулся Лайзо, не подозревая об охватившем меня смятении. Хотелось немедленно сдёрнуть платок, но я почему-то наоборот прихватила его губами — и тут же выпустила, испугавшись. — А куда Мадлен сбежала — вам тоже приснилось? Прямо сейчас, когда на ловце снов нити лопнули?

— Да.

— Не нравится мне это. — Лайзо отвернулся, глядя на проём двери, подсвеченный языками пламени. Где-то совсем близко дерево потрескивало в огне — как дрова в камине. Огромные сырые балки, гнилые доски, что вовсе не должны гореть. — Слишком всё выходит одно к одному. И детей сперва попугали, чтоб дядя ваш их сюда привёз, а потом и вовсе увели. И Мадлен сманили туда, куда она сама б ни за что не вернулась. Если бы вам сон вещий не приснился, как бы мы их искать стали?

— Не знаю, — ответила я. На мгновение меня охватил такой ужас, что все смущающие мысли исчезли. — Нет. Даже думать не хочу. Если с ними что-то случится... Я должна была что-то сделать!

— То-то и оно, — едва слышно произнёс Лайзо. — Кто-то хочет, чтоб вы не выжидали, а делали. Чтоб вы в этих снах были, что рыба в воде... Нет. Чтоб сны стали для вас тем же, что и железо в горне для кузнеца. И Фаулер опять же...

Договорить он не успел.

Все звуки — треск дерева, рёв пламени, шорохи, стуки и скрипы — вдруг перекрыл один пронзительный, нечеловеческий крик. Сиплый, болезненный — и страшный.

Кричали в зрительном зале.

— Стойте здесь, — приказал Лайзо и кинулся к дверному проёму, перескакивая через дыры в полу.

Естественно, я тут же рванулась следом, пусть и куда медленнее.

Зал был охвачен огнём — почти весь.

Тлели уцелевшие стулья; жутковато мерцали и, треща, выдыхали ворохи искр стены; горели потолочные балки; а на месте сцены пылал и чадил вонючим дымом огромный провал, словно кто-то сгрёб туда угли, а затем охапкой высыпал сверху весь мусор, какой нашёл.

Внезапно часть стены с грохотом обвалилась под собственной тяжестью, и огонь на мгновение притих, а затем вспыхнул ярче, с утробным урчанием набрасываясь на ворох подсохших обломков.

Лайзо стоял, запрокинув голову. Я проследила за его взглядом — и едва смогла удержаться на ногах. Дыхание перехватило.

На толстой потолочной балке под самой крышей двое сцепились в драке.

Мадлен... и ещё одна Мадлен, точь-в-точь похожая, только в жёлтом платье.

— Святая Роберта, — выдохнула я и закашлялась, наглотавшись дыма.

Это была самая нелепая — и самая жуткая схватка из тех, что мне приходилось видеть. Каждая из противниц пыталась скинуть другую вниз, в огненную бездну, при этом стараясь удержаться на балке. Моя Мадлен, вцепившись одной рукой в опору, пнула соперницу, метя в ноги — но промахнулась и сама едва не упала. Мадлен в жёлтом платье — о, святые Небеса, то же лицо, те же повадки, тот же ореол мелких кудряшек! — извернулась и ударила её пяткой по лицу...