— Он уже правит? — тут же уточнил Сергиенко, отодвигая от себя остывший уже чайничек.
— Насколько мне известно, церемонии интронизации ещё не было, — ответил воевода. — Сейчас правит с десяток высших сановников из разных кланов и только один из них негласно занимает сторону Ли Хо, снабжая его информацией.
— А что маньчжуры? — поглаживая седую бороду, спросил Петренко. — Держат свою креатуру на поводке?
— Влияние Цин при Дворе сейчас очень велико, — кивнул Матусевич. — В народе ходят слухи, что посольство из Пекина пересёкло пограничную реку Амноккан.
— На кого опирается наш союзник? — Карпинский заинтересованно посмотрел на Матусевича. — И почему бы нам не помочь ему так же открыто, как это делают маньчжуры? Признаем Ли Хо правителем, пришлём посольство. Государь Никита Иванович тоже может посольство прислать — тысячи казаков хватит вполне.
— Нет, вмешиваться нельзя, — покачал головой Игорь. — Это междоусобица и влезать в неё чревато, пусть корейцы интервентами видят только маньчжур. А насчёт поддержки... Принц Бонгрим опирается на северо-восточные провинции, в которых велика его слава, как о великом полководце, не раз бивавшем армии Цин. Город Хверён — по сути его столица...
— Да, во внутренние разборки нам нельзя встревать, — согласно кивнул Соколов. — Продолжай, Игорь.
— Так вот, и из Хверёна его войско ушло к столице, на своём пути пополняясь не только крестьянскими отрядами, но и гарнизонами правительственных войск — может получиться, что к Сеулу подойдёт огромная армия, с которой правительству будет уже никак не совладать.
— Эффект снежного кома, — хмыкнул Сергиенко. — Спасибо, по этому вопросу всё ясно. Вячеслав, у меня есть важный вопрос для обсуждения, я говорил тебе...
— Да, я не забыл, — нахмурился Соколов. — Только сначала сделаем перерыв, заварим свежего чайку.
Перерыв был недолог, собравшиеся успели лишь размять кости да разлить по чашкам свежезаваренный чай. Матусевич, получив свою порцию, пообещал скорое появление на Ангаре тростникового сахара с Окинавы, чем вызвал у товарищей бурю положительных эмоций. Наконец, все снова расселись, и слово взял профессор Сергиенко, выходец из мира Матусевича, в своё время, как и Радек, работавший над каналом перехода в эту реальность. Николай сообщил, что хотел бы поговорить о библиотеке Радека — тех работах и дневниках профессора, над которыми тот работал вплоть до последнего дня. Покойный профессор занимался составлением энциклопедий, учебников, наставлений и инструкций для следующего поколения, которое будет жить уже без них — первоангарцев, чужаков этого мира.
— Считаю, что крайне необходимо начать разбор его библиотеки, с целью анализа и систематизации работ Радека, — говорил Сергиенко, — и чем быстрее мы приступим, тем лучше. Мы тоже далеко не молоды, каждый день на счету. Кроме того, надо понять его планы и продолжить работу за профессора.
— Хорошо, что ты сам поднял этот вопрос, — согласно кивнул Соколов, переглянувшись с Лисицыным. — Вот вместе с Борисом Ивановичем и займётесь разбором записей. Ещё что-то, Николай Валерьевич?
— Да, — несколько замялся Сергиенко. — Я уже говорил тебе, Вячеслав... Хотел снова поднять вопрос.
— Ясно, — помрачнел Соколов. — Ну что же, говори.
— Я о вирусе, — сложив ладони над столом, опустил взгляд Сергиенко. — Хорошо ли будет оставлять его потомкам? Нужно или использовать его, наконец, либо уничтожить. Иначе уже в недалёком будущем может произойти страшное. МакГроу предлагал...
— МакГроу глупость предлагал! — рявкнул Матусевич. — Использовать боевой вирус близ наших границ — верх идиотизма!
— Значит, надо безотлагательно заняться его уничтожением, — пожал плечами Сергиенко.
— Или использовать с умом, — добавил вдруг Петренко. — Например, внутри ограниченной естественными границами территории.
— Не понял тебя, Ярослав, — повернулся к другу Вячеслав.
— А я поясню, — с готовностью кивнул воевода. — Я бы использовал вирус для уничтожения бандитского гнойника работорговцев и убийц — Крымского ханства.
— И как ты собираешься это сделать? — произнёс Грауль, недоверчиво покачав головой. — Не думаю, что это возможно провернуть без долгой подготовки. Надо учитывать множество факторов...
— Я не считаю это фантастикой, — загоревшись идеей, твёрдо говорил Петренко. — Думаю, если вы все поддержите меня, то я представлю проект сего предприятия.
За составление проекта высказались единогласно — Крым, отделённый от Руси морем и незаселённым Диким полем, был бы идеальным полигоном для не долгоживущего вируса. А ослабление государства, питающегося кровью славянского народа да живущего за счёт русско-польской розни, было бы весьма полезным делом.
— Нужно с царём говорить, составлять партии для выкупа пленников и действовать по обстоятельствам, — негромко проговорил Карпинский. — Не думаю, что Никита Иванович будет против, а, наоборот, с удовольствием примерит лавры освободителя на свои и без того могучие плечи завоевателя древних отчин.
— Да, — усмехнулся Соколов. — Сдаётся мне, Никита Иванович получит приставку Великий к своему титулу ещё при жизни. Отобрать у Польши княжество Литовское, взять Люблин и едва не осадить саму Варшаву — дорогого стоит!
— А с учётом разработки недр Урала и основании заводов, интереса к учреждению флота, покровительству толковым иноземцам и попечению над народным просвещением — выходит эдакий Пётр Первый вкупе с Екатериной Великой, — добавил Лисицын с улыбкой.
— Выходит-выходит, — проговорил Петренко. — Но не нужно обольщаться, царь действует только к своей, хотя и общегосударственной выгоде.
— Действительно, — помрачнел Вячеслав. — У нас же есть вопросы и по Смирнову, и по пропавшему в подземельях Антониева Сийского монастыря отцу Кириллу.
— Что?! — разом выдохнули многие из собравшихся.
— Не знаю, можно ли доверять Строгановым, но именно они предоставили информацию об отравлении Смирнова и пытках Карпа, — глядя в одну точку, с расстановкой произнёс Соколов.
— Доверенный человек семьи уральцев доставил послание во Владиангарск две недели назад, — заговорил Петренко. — В нём говорилось об "ангарском попе", помещённом в подземную тюрьму при этом монастыре на архангелогородчине.
— Мы попробуем проверить эту информацию через наших людей, — добавил Вячеслав. — Кроме того, я не исключаю провокации строгоновцев...
— Ведь мы проникли на Урал, а не они на Ангару, — пробурчал Карпинский, сложив руки на груди.
Собрание продолжилось отчаянным спором, который продолжался по поздней ночи — горячие головы, такие как Сергиенко и Кабаржицкий предлагали вообще заморозить общение с Никитой и потребовать от него объяснений по факту смерти их товарища в Карелии и немедленного освобождения ангарского священника. Но другие — Матусевич и Петренко, в первую очередь, говорили, что царь никогда не признается в случившемся и, в лучшем случае, может переложить вину на своих подданных — да только возможность оного чрезвычайно мала. Скорее всего, ответа вовсе не будет.
— А ведь Кирилл сам явился к патриарху, — заявил вдруг Матусевич. — А тот решил вызнать всё. Хорошо, наш служитель веры не знает самого главного!
— Знает, — негромко произнёс Соколов, постучав пальцами о стол. — Я рассказал ему.
Воевода молча, но энергично развёл руки в стороны и с изумлением посмотрел на Вячеслава.
— Теперь и Никита будет знать, — охрипшим от волнения голосом проговорил Сергиенко.
— Надеюсь, однако, у него хватит ума сохранить это в тайне? — добавил Грауль. — Ну а Кириллу теперь уж точно света белого не видать.
Далее собрание проходило как-то скомканно, тёплая комната перестала быть уютной, а в головах у собравшихся только и вертелись разные, но одинаково невесёлые мысли. Без обсуждений удвердили сроки открытия ещё одного плавильного цеха в Железногорске, отправку на работы голландцев с захваченного флейта "Дельфин" и планы организации корабельных мастерских и дока во Владивостоке. Разошлись все далеко заполночь, а многие так и не смогли заснуть, дождавшись в тишине рассвета. Не спали и в доме Милославских — поначалу сёстры расплакались, не желая тихо сопевшему в кроватке мальчику той же судьбы, которой вдоволь натерпелись они, будучи вовлечёнными в жестокие и кровавые дворцовые интриги.
— Видать, не дано иного, — перебирая светлые волосы сына, повторяла Мария Ильинична, то и дело утирая платочком слёзы. — С Божьей помощью сладится, уповаем на Господа нашего...
Дворцовый комплекс Чхандоккун, к северу от Сеула. Август 1653.
К вечеру следующего дня передовая группа войска Минсика — сотня под началом Кангхо Сонга, вышла к горе Унбон, с которой, по поверью, на землю сошла созидающая энергия Неба. Окружённый лесами дворец Чхандок со склона Унбонсана был бы как на ладони, сразу заметил Сонг. Солнце садилось, сочным светом пробиваясь сквозь ветки и кроны вековых деревьев, играя бликами на изумрудной траве. Ещё немного и начнёт темнеть, а потому каждая минута была счету!
— Ждать! — таков был приказ Кангхо, обращённый к его воинам, уставшим от тяжёлого перехода к столице от негостеприимного берега Западного моря.
Отряд верных принцу Бонгриму бойцов, до сей минуты петлявший среди холмов, лесных долин и извилистых речушек, обходивший стороной даже одинокие домики охотников, чтобы не обнаружить себя раньше времени, теперь отдыхал под сенью высоченных сосен, набираясь сил у прозрачного ручья, петлявшего между зелёными от наросшего мха валунами. А Сонг с несколькими бойцами поднялся на склон горы, чтобы с помощью увеличительной трубы, подаренной ему принцем, внимательно осмотреть Чхандоккун. Вот главные ворота — Тонхвамун, вот мост Кымчхонгё... По телу Сонга побежали щекочущие мурашки — священное место, этот мост строил сам ван Тэджон, отец великого Сэджона! Схема дворцового комплекса, которую рисовал принц Бонгрим, оживала на глазах — Кангхо точно знал, где нужно искать принца Инпхёна, признанного маньчжурами наследником престола.
Глаза его устали, Сонг опустил трубу. Посмотрев на заходящее солнце, раскрашивающее небо в мягко оранжевый цвет, он вспомнил слова Ли Хо об осторожности. Три десятилетия назад за дворцовыми стенами Чхандока произошла попытка переворота — но мятеж провалился и все его участники были жестоко умерщвлены. Нет, Кангхо не боялся смерти — он был готов сложить голову за своего принца, но вот принц... Он не желал смерти своих людей, пусть и за правое дело.
— Теперь нужно ожидать света множества факелов! — Сонг передал зрительную трубу находившемуся рядом солдату. — Как только ночная смена караулов будет совершена, мы начинаем действовать.
Теперь предстояло последний раз обсудить с командирами штурмовых групп каждое их движение после того, как будет преодолена внешняя дворцовая стена. Укрепления дворца несерьёзны, он не предназначен для обороны и проникнуть внутрь будет несложно — тренировки во Владивостоке на участке специально построенной стены, аналогичной дворцовой, не прошли даром. Вот только бы принц оказался на месте! Только бы слова сановников, захваченных на Канхва, оказались правдой!
Лежащий к югу от дворца столичный город зажигал ночные огни — в Чхандоке также началось движение, загорались десятки фонарей, дававших тусклый свет — и Кангхо тут же вспомнил яркие светильники, что были в его доме на Сунгари. Не сравниться им! Но тем временем в караул постепенно заступала ночная смена. Гвардейцы, держа в руках факелы, проходили по маршруту патрулирования огненной гусеницей, сменяя своих товарищей. Наконец произошла смена караула у главных ворот. Командир сменяющегося отряда, обменявшись паролем с коллегой из заступившего на дежурство, передал ему ключ от ворот. Гулко бухнул в тишине далёкий гонг, и вскоре всё стихло. Пора!
Каждый из диверсантов ещё раз проверил амуницию — револьверы, ножи, дубинки, удавки и прочий инструмент. Кто-то взял изготовленные тут же лестницы, на плечо закинув забухтованные веревки, приготовил крючья.
— Помните, сегодня в ваших руках судьба Кореи! Настало время изменить её судьбу! Изгоним прочь маньчжур и их прихвостней! Вперёд! — провозгласил Кангхо, бойцам, чьи лица были полны отчаянной решимостью.
Разделившись на несколько групп, отряд Сонга отправился вниз, в долину, освещаемую серебряным светом полной Луны, оставляя за спиной чёрную громаду горы Унбон.
Диверсанты принца Бонгрима обошли главные ворота комплекса стороной, пройдя перелеском из редкостоящих сосен и колючего кустарника до восточной стены Чхандока. Там она шла уступами, спускаясь со склона холма. Лёгкий ветер шуршал в высокой траве, освежая лица, наполняя лёгкие свежим воздухом. Перед решающим рывком бойцы на минуту замерли, вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь стрекотом сверчков, тёплой летней ночью поющих свою песню. Никого!
Лестницы приставлены, крючья, закреплённые на верёвках, взметнулись вверх и вот первые бойцы Сонга оказываются за стенами. И сразу же вступают в бой — две тройки гвардейцев нападают на бойцов. Лязг металла звучит очень недолго, гвардейцев закалывают. Кангхо похолодел — неужели их ждали? Но нет, более никто не атакует его солдат. Снова тишина вокруг. Итог первого столкновения печален — четверо убитых и трое тяжело раненых, последних приходится перетаскивать обратно и уносить в лес, чтобы оказать помощь, отряжая на это четверых воинов. Так отряд лишился более чем десятой части своего состава. Кангхо старался сохранить спокойствие, что удавалось с великим трудом.
— Вперёд! — прорычал он.
Впереди лежал прямоугольный парк с аккуратно постриженными кустарниками и небольшими деревцами. Преодолев его, диверсанты оказались перед низкими стенами, окаймлявшими площадь перед зданиями покоев вана и его супруги. У ворот горели факелы и там же собирались встревоженные гвардейцы, слышавшие шум схватки у внешней стены. Кангхо приказал приготовить револьверы — после того, как их обнаружили, счёт пошёл на секунды. Приблизившись к охранникам принца Инпхёна, диверсанты остановились. Считанные мгновения противники смотрели друг на друга — зло, решительно, изучая своего врага. Тишину нарушил офицер дворцовой стражи — с яростным воплем он ринулся на чужаков, едва не достав острием меча одного из бойцов.
— Огонь! — крик Сонга потонул в грохоте пальбы, вспышки выстрелов озаряли лица противников — перекошенные злобой, обескураженные и одинаково решительные. Едкий пороховой дым наполнял пространство перед воротами и вскоре солдаты Кангхо, переступив через распростёртые и скрюченные тела мертвецов, а также умирающих, бьющихся в конвульсиях гвардейцев, бросились в распахнутые настежь ворота.
Ворвавшись на площадь перед освящённым фонарями зданиями ванских покоев, бойцы на секунду замерли, озираясь по сторонам. Они слышали далёкие ещё крики спешащих сюда гвардейцев. Перезаряжая оружие, видели множество приближающихся факелов. Но цель так близка — было видно, как на веранде покоев мечутся фигуры в светлых, просторных одеждах. Кангхо помнил одно — если им не удастся схватить и увести с собою принца, Ли Хо приказал его убить. Покои вана были совсем близко, когда люди Сонга начали валиться на камни. Вот, схватившись за горло, упал на колени и, захрипев, завалился набок командир первого отделения, бывший рядом со своим командиром. Беззвучно, будто натолкнувшись на невидимую преграду, остановился и упал навзничь один из солдат, что бежал впереди. Рядом с головой Сонга с поющим свистом пролетела стрела, с найдя свою жертву позади. Лучники! На веранде павильона становилось всё больше воинов противника, одетых в чёрные, блестящие в свете фонарей, одежды. Кангхо остановился и, прицелившись, выстрелил, снова бросившись вперёд. Враги тоже валились, подстреленные пулями бойцов, но их становилось всё больше. В голове Сонга зашумело, в висках стучала кровь, живот свело. Он стрелял и перезаряжал оружие, видя как падали его солдаты, пронзённые стрелами.
