9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 1-4

"Два", — продолжил подсчет бед Аесли.

— Размечтались, — фыркнула МакКанарейкл. — "С особой жестокостью"! Они будут меня учить жестокости на экзаменах!

— Преподаватели Первертса, — тут Лужжа перекосило особенно сильно, — к приему ЕМЭ не допущены. Экзамен проведет особая комиссия Министерства Просветления.

"Три. Ну вот и они, серьезные проблемы, — подумал Сен. — Все-таки я очень умный. И меня отчислят. Нелогично. Несправедливо. Неизбежно. Обидно".

— А хорошая новость? — спросил он.

— А теперь хорошая новость, — криво улыбнулся ректор. — Плохих новостей больше нет. Кончились. По крайней мере, у меня. Вопросы есть?

— Есть! — отозвалась мадам Камфри. — Почему у пастора Браунинга такая странная фамилия — Браунинг? И такое странное имя — Пастор?

2 июня 2003 года

13 дней до экзамена

И как это понимать, спросит строгий родитель, тайком от детей заглянувший в нашу книгу. А чем занимались Мергиона и Сен в течение учебного года? Ну ладно, не всего года, но, по крайней мере, с февраля по апрель? Они что, не учились? Не посещали занятия? Какие идеи здесь авторы пропагандируют?

Поспешим успокоить строгого родителя. По крайней мере с февраля по апрель Мерги и Сен добросовестно посещали все занятия и усердно учились.

Подождите удивляться. Учились Пейджер и Аесли по индивидуальной, ими самими выдуманной программе. Согласитесь, глупо зубрить заклинание, превращающее курицу в утку, если лучшее, во что ты когда-нибудь сможешь превратить курицу — это жаркое из курицы.

Задняя парта, оккупированная бывшими волшебниками в начале февраля, превратилась в не тронутый магией заповедник науки, к которому с одинаковой опаской относились и ученики, и преподаватели. К маю познаниям Мергионы в мировой истории и оружейном деле, а Сена — в психологии массового сознания позавидовал бы выпускник иного мудловского университета.

Но с магическими знаниями было худо. С умениями — ужасно. С перспективами остаться в Первертсе — вообще никак. Проворочавшись всю ночь в своих постелях, Сен и Мергиона уснули только под утро. И когда уже днем они пересеклись возле столовой, их взгляды, наполненные глубоким знанием того, что неизвестно другим, встретились...

Ну, честно говоря, другим уже все было известно. И нельзя сказать, что однокурсники проявили равнодушие. Каждый встречный сочувственно похлопывал Сена по плечу (Мергионе сочувственно кивали издали) и, не замедляя шага, уносился прочь.

Потому что в Школе волшебства начался дурдом. Дурдом назывался сюрсов.

Сразу после траурного завершения празднования дня рождения Аесли профессор Мордевольт атаковал ректора. Напирая на необходимость интенсифицировать (он так и сказал — "необходимость интенсифицировать") учебный процесс в преддверии ЕМЭ, Мордевольт без труда утвердил у измученного Югоруса свою систему сюрреалистического соревнования.

Единственный вопрос, который задал усталый Лужж: "А почему не сюрсор?".

— Ну вы скажете тоже! — возмутился Мордевольт. — Сюрсор! Разве хорошую вещь сюрсором назовут?

— Я это и имел в виду, — сказал Лужж, но требуемое заклинание Все-под-контролем в мордевольтову систему все же внедрил.

Перед завтраком важный, как рождественский гусь, Мордевольт разъяснил особенности сюрсова ученикам, и те с энтузиазмом принялись сюрсоревноваться. Еще бы, впервые за 140 лет три факультета получили шанс стать чемпионом. А один — не стать.

Возле столовой появилось огромное табло "Экран сюрреалистического соревнования", сияющее всеми девятью цветами радуги. Золотые переливы отличников горели яркими путеводными звездами. Неровная рябь средних отметок нервной судорогой прокатывалась по основной серой массе студентов. Черные кляксы хулиганов и бездельников тянули показатели вниз, издавая неприятные чмокающие звуки. Оливье Форест в графе "Орлодерр" метался из стороны в сторону, пытаясь замызгать поля, отведенные факультетам-соперникам.

Издалека каждый из четырех столбцов, обозначающий Орлодерр, Гдетотаммер, Слезайблинн и лидирующий благодаря малому количеству штрафов Чертекак, казался моделью атмосферы в разрезе: чем ниже, тем гуще сумерки неуспеваемости.

...и когда их взгляды, наполненные тем, о чем знали все, встретились, Сен понял, что Мерги испытывает те же чувства, что и он. Лицо девочки вызывало мысли о несварении желудка.

— Тоска! — сказала Мергиона. — Куда ни сунься — сплошное сюрсоревнование. В коридорах, в спальнях, в столовой... Даже в туалете!

— Да ты что?

— А что я? Я ничего! А вот дура Дороти из Слезайблинна заявила, что "использование косметики студентками младших курсов должно вызывать санкции со стороны администрации школы".

Передразнивая Дороти, Мергиона состроила такую кислую мину, что Сен почувствовал изжогу. В столбце Орлодерра появилась свежая бурая надпись "Минус два балла Мергионе Пейджер за вызывающий внешний вид".

Аесли поморщился.

— Разве Мордевольт не понимает, что конкуренция между студентами малоэффективна? Гораздо лучше, если бы они не соревновались, а сотрудничали. В трудах Нобелевского лауреата...

— Идиотизм! — отрезала Мерги.

— Абсолютный идиотизм! — поддержала ее проходившая мимо МакКанарейкл.

"Это они про сюрсоревнование", — решил Сен и продолжил:

— Согласен, надо этот идиотизм прекратить.

— Для начала, — сосредоточенно сказала Пейджер, — раздолбаем экран.

— Временные меры, — остановил ее Аесли. — Будем действовать более тонко.

Теперь он знал, как проведет остаток дня. Сен посмотрел на Мерги, и их взгляды снова встретились. Взгляды, которые могли сказать больше, чем слова, если бы у взглядов были губы...

Распрощавшись с Мергионой (при этом их взгляды снова... все, все, больше не будем), Аесли заперся в спальне с "Методическими указаниями по организации сюрсов". Этот многодневный труд профессора Мордевольта он нашел в мусорном ведре возле двери профессора МакКанарейкл.

Сен погрузился в размышления, которые плавно перешли в расчеты, потом в аргументы, потом в логические обоснования...

Мергиона поступила проще: она заглушала неприятные мысли об отчислении, отрабатывая смертельные удары на лабораторном зомби.

3 июня 2003 года

12 дней до экзамена

Ректор Школы волшебства сегодня был не в себе.

Оставив тело в кабинете, он три часа бродил по Астралу, пытаясь собраться с мыслями в одной точке. Мысли Югоруса — здесь они выглядели разноцветными надувными шариками разной формы — вели себя бестолково: то разлетались в разные стороны, то сбивались в кучу, так что Лужж не мог в них разобраться. Время от времени мысли сталкивались, отчего мысль послабее гулко лопалась.

Основная мысль — вернее, идея — в форме большой и доброй Трубы Мордевольта преследовала ректора по все— му Астралу, но Лужж только отмахивался, по опыту убедившись в ее полной безнадежности. Других способов оставить в Первертсе Сена, Мерги и Дуба он так и не нашел. Вернувшись в себя, Лужж некоторое время посидел в задумчивости, а затем обнаружил, что его физическое тело уже в третий раз повторяет:

— Это очень интересно, я рассмотрю ваше предложение в ближайшее время.

— Да что ж это такое?! — сердито возражал собеседник. — Какое еще ближайшее? Всего делов-то: бумажку подмахнуть!

— Это очень интересно, — в четвертый раз завело свою шарманку тело, но тут Югорус собрался с духом и выключил автоответчик.

И очень вовремя. Собеседником его оказался майор Клинч в состоянии, близком к боевому. Он вообще стал каким-то нервным после истории с Открытым уроком, и поэтому Лужж успокаивающе забормотал:

— Все нормально, это я так, задумался. Так в чем дело?

— Так я и говорю! Давайте я Дубля к себе учеником возьму. Он парень башковитый, руки на месте, работу любит. И она его. Любовь у них.

Ректор прикинул по памяти башковитость Дуба, потрогал пальцем свой аристократический тонкий череп и согласился:

— Это очень интересно... Спокойнее, Мистер, я в том смысле, что да. Я согласен. Что там подписать?

После ухода Клинча Лужж задумался, а не пристроить ли ему таким образом и Сена с Мергионой. "А что? Сена взять помощником библиотекаря, Мергиону — санитаркой к мадам Камфри. Очень даже неплохо... Какой кошмар!"

От кошмара ректора отвлек учтивый, но суровый стук в дверь. Не успел Югорус ответить, как дверь распахнулась, открытая мускулистой Черной Рукой, за которой показался и ее хозяин Уинстон Мордевольт.

— Надо вот что, — начал он, пропустив приветствие, ответное приветствие, вопросы о здоровье, погоде и видах на урожай, — надо еще более улучшить систему подсчета баллов сюрсов. Необходимо учитывать следующие параметры...

— Уинстон, — вздохнул Лужж, — а вы не могли сразу все предусмотреть? У вас каждый день какие-то новые идеи!

— Это не мои идеи. Это идеи Сена Аесли. Вчера вечером он предложил ряд существенных улучшений системы подсчета. Я не смог ему отказать, значит, теперь не сможете мне отказать вы. Теперь в сюрсов будут учитываться такие факторы, как...

— Ладно-ладно, — замахал руками ректор, — я уже согласен. Кстати, о Сене. И о Мергионе. Нет ли у вас каких-нибудь идей по их поводу? Очень не хочется их отчислять.

Мордевольт поскреб тщательно выбритый подбородок. "Если я сейчас заговорю об... этой штуке, — безна— дежно подумал Югорус, — обязательно кто-нибудь ввалится и перебьет на полуслове. Может, Уинстон сам поймет, что Тру..."

— Нет, — решительно сказал Уинстон, — я думаю, вмешиваться не стоит. Эти дети сами что-нибудь придумают. Или не придумают, а сразу сделают. Значит я могу внести изменения в систему подсчета баллов? Тогда вы должны подписать мою докладную записку!

— Это очень интересно, — ответил Лужж, — я рассмотрю ваше предложение... И отдам этот чертов автоответчик в починку! Давайте сюда, подпишу. Отдадите секретарше, пусть она проставит входящий, исходящий и все такое прочее.

"Кстати! — вспомнил ректор. — У меня же есть секретарша! Почему она впускает ко мне всех подряд? Надо сделать ей замечание. Если бы Софья исполняла свои обязанности как положено, я смог бы спокойно поговорить с Мордевольтом".

Отдавая подписанный лист Уинстону, Югорус все-таки не выдержал и сказал:

— Мне кажется, даже эти дети не обойдутся без применения вашей Тру...

В дверь просунулась мордашка личного секретаря ректора русалки Софьи Паркер:

— Югорус, я вам не нужна? А то мне нужно срочно...

— Не нужны! — взорвался Лужж. — Так, как вы работаете — не нужны!.. Да, до свидания, профессор... Почему все вваливаются ко мне без доклада?! Это кабинет ректора или проходной двор? Я же поговорить спокойно не могу с нужными людьми!

— А кто вам нужен? — спросила мисс Паркер.

— Сейчас мне нужны вы! Я хочу сделать вам замечание!

— Вы же сказали, что я вам не нужна.

— Нужны! Нет, не нужны! Нужны, но не здесь! Вы мне нужны за дверью, чтобы никого не впускать... Где профессор Мордевольт?! Он же был тут!

— Ушел, — сказала русалочка. — Его больше не впускать?

Мордевольт не ошибся. Эти дети и в самом деле пытались что-то придумать. Первый час попыток прошел в наблюдении за мордевольтовыми овцами. Электрические парнокопытные кружили по спортивной площадке, выстраиваясь в сложные фигуры. Волшебный верблюд Рыжик стоял в центре, кивая головой в такт движениям овец.

— Нет, это овцы движутся в такт его кивкам, — наконец хоть что-то придумал Гаттер. — Он их дрессирует.

— Скучает без меня, — сказала Мергиона. — Вот отчислят нас с Сеном, сяду на Рыжика и уеду. Вот тогда будете знать.

— Давайте не впадать в панику, — сказал Сен. — Разобьем проблему на части. Во-первых, мы должны знать заклинания. Во-вторых, должны уметь их применять.

— Как же их применять, если мы не маги? Нет, лучше я уеду на Рыжике.

Овцы принялись взбираться друг на друга.

— Проблемы надо решать последовательно, — гнул свою линию Аесли. — Возможно ли выучить программу первого курса за двенадцать дней? Очевидно, нет...

— Ой, — всполошилась Амели, — у меня же трех последних лекций по алхимии нет!

— Мне бы твои проблемы, — заметила Мерги, — у меня вообще ни одной лекции за второе полугодие. Мы все больше со злодеями бились, магические армии разводили, да в футбич гоняли на метлах с моторчиками.

— С антигравитаторами, — поправил ее Порри.

Сен щелкнул пальцами.

— Кстати, о футбиче! Помните, как я вами по рации управлял? Кто нам мешает снова это использовать?

— Интересно, как Рыжик ими управляет? — задумчиво произнес Порри. — Они электрические, он магический...

— Рыжик все может, — сказала Мерги. — Давай я его попрошу, он за нас на экзамене поколдует.

— Комиссия из Минпросвета будет следить за посторонним колдовством, — возразил Аесли. — А рацию они наверняка не заметят.

— Наши преподы наверняка заметят.

— Что-то мне подсказывает, что не заметят, даже если заметят.

— И по бытовой магии, — сказала Амели, — я две лекции прогуляла. Ужас!

— Хорошо, — подвел итог Сен, — будем подсказывать по рации. Тот, кто не сдает, будет сидеть в нашей комнате с учебниками и диктовать тому, кто отдувается перед комиссией. Эту проблему решили. Теперь вторая. Применение магии. Какие будут предложения?

Овцы выстроили пирамиду. Верхняя овца коротко проблеяла и посмотрела на Рыжика. Тот кивнул. Овца стала на задние ноги, а передними сделала "Ап!"

Через пять минут Амели посветлела лицом и сказала:

— У меня есть предложение. Вернее, просьба. А можно, вы мне тоже по рации будете подсказывать? А то я и по астрологии не все помню.

4 июня 2003 года

11 дней до экзамена

Назавтра школа гудела как русалочья общага в день Нептуна. Студенты, с утра пораньше примчавшиеся к табло сюрсоревнования, обнаружили поразительную вещь: на счету у всех факультетов по 16532 балла. Самые дотошные принялись пересчитывать результаты вручную, однако найти ошибки не смогли.

Преподаватели с трудом развели классы по аудиториям, но уроки проходили нервно. Как только кто-нибудь получал высокую оценку, он тут же просился выйти и бросался к табло. И если в графе "Поощрения" он находил плюс пять баллов "За отличную учебу", то в графе "Штрафы" красовалось минус пять баллов "За личную нескромность" или "За отсутствие на занятии без уважительной причины".

Оливье Форест пошел еще дальше: он специально совершал мелкие пакости, получая в придачу к штрафам точно такие же поощрения — обычно с формулировкой "За содействие в тестировании системы подсчета".

Студенты Чертекака, пытаясь вернуть лидерство, даже вышли на добровольную уборку территории. Два часа грязной работы принесли подопечным Развнедела плюс 50 баллов "За проявленную инициативу" и минус 50 баллов "За вмешательство в естественный круговорот веществ в природе".

Никакие ухищрения не могли поколебать равенство факультетских счетов. Система Мордевольта-Аесли работала безукоризненно.