"Хроники медузы"

— Что ж, сэр, с Олимпа вам откроется потрясающий вид, — смягчился Пандит. — В конце концов, на вершине.

— И — приземленный, Хоуп? — сказал Фэлкон. — Деревья, голубое небо, пологий склон, по которому можно подняться — на Марсе? Я думаю, все это казалось бы обыденным, если бы на нас не было этих чертовых масок. Обыденным, если бы те дубы не были высотой в сотню метров.

Пандит ухмыльнулся. — Еще пара столетий, и мы сможем обходиться без масок, по крайней мере, в местах невысоко над уровнем моря. Эллада, например. Ммм, хотите, я сделаю пару снимков?

— Черт возьми, нет. Я не турист. И мой визит не совсем секретный, но Секретариат безопасности дал понять, что я не должен об этом кричать. — Фэлкон посмотрел вверх по склону; Олимп был таким огромным, но в то же время таким пологим, что его вершина была скрыта за близким марсианским горизонтом — скрыта изгибом шара планеты. — Я здесь из-за того, что происходит там, в кальдере.

— Проект "Желудь", — сухо сказала Хоуп Дони.

— Это, пожалуй, все, что мы о нем знаем, — сказал Фэлкон.

Пандит заколебался. — У нас есть последний шанс изменить ваше мнение. Подъем будет пологим, сэр. Люди говорят, что Олимп — самое неприглядное зрелище в Солнечной системе. Но до вершины еще триста километров, и к тому времени, как вы туда доберетесь, почти полностью окажетесь над атмосферой. Вы уверены, что хотите прогуляться пешком?

Фэлкон вздохнул. — Вы забываете, что я не старый человек, Пандит. Я старый паровоз. Но все еще могу взобраться на холм быстрее, чем любой человек мог бы пройти пешком. И, кроме того, если я, так сказать, пойду пешком, то, возможно, у жителей "Желудя" будет больше шансов пропустить меня. — Он посмотрел на пустой склон. — Вы знаете ситуацию. Мелани Спрингер-Сомс и ее группе с трудом удавалось скрывать свою деятельность от спутников наблюдения. У них там настоящая колония. Но они отказываются от любых попыток вступить в контакт, и в единственном опубликованном ими заявлении утверждали, что установили своего рода "защиту". Ну, я знаю Спрингеров с тех пор, как прадедушка Мэтт красовался на Плутоне, и именно поэтому Порт-Лоуэлл попросил меня приехать сюда. Это ставка на мой уникальный статус, и это не первый раз, когда меня используют подобным образом: ставка на то, что, хотя они могут остановить других, возможно, не остановят меня.

Дони сказала: — Все это звучит чертовски нелепо.

— Возможно, но это политика Планетной безопасности: по возможности мирными средствами. Так было заведено со времен Меркурия. И, несмотря на то, что надежды мало, если все пойдет не так, что они потеряют? Одного старого ржавого робота.

Дони фыркнула. — Я потребую компенсацию за утиль.

— Тогда, если мы делаем это... — Пандит порылся в кармане своего комбинезона и достал желудь, толстый и здоровый. — Для меня большая честь сопровождать вас, коммандер. Моя семья бережно хранит историю о встрече моего предка с вами на Юпитере.

— Я хорошо это помню. Никола была достойной противницей.

— Вы знаете, желуди на Марсе по-прежнему очень ценны. Уменьшение количества солнечного света также повлияло на нас, когда мы пытались ускорить терраформирование. Мы выращиваем желуди, а не разбрасываем их. Но те из нас, кто живет на Марсе и хочет только мирного будущего и процветания планеты после завершения программы "Эос", хотели бы передать вам это, сэр. В знак наших добрых пожеланий в связи с этой миссией.

Фэлкон осторожно взял желудь когтистой рукой, которая могла раздавить его за микросекунду. — Я буду беречь его.

Пандит взглянул на хронометр. — Давайте воспользуемся тем, что осталось от этого дня. — Он оглянулся на ровер, который доставил группу Фэлкона из Порт-Лоуэлла в Синус Авроры, по-прежнему величайший город Марса. Дони проделала свой собственный путь по Марсу, совершив посадку в Порт-Скиапарелли в Тривиуме Чаронт. — Сэр, я буду сопровождать вас всю дорогу на ровере со своей командой.

— Что ж, надеюсь, у вас на борту есть набор для ремонта, — сказала Дони.

— Хоуп...

— И, по крайней мере, в течение первых нескольких часов, Говард, ты будешь идти в достаточно спокойном темпе. Потому что я буду идти с тобой. — Она подняла небольшой чемоданчик. — Пришло время для твоей пятилетней проверки, коммандер Фэлкон. И если ты думаешь, что сможешь избежать этого, взобравшись на самый большой из существующих вулканов, то тебе стоит задуматься еще раз.

— Да, доктор, — покорно согласился Фэлкон.

37

Когда они начали подъем, то пошли по своего рода тропе, представляющей собой не более чем цепочку следов от шин роверов и ботинок, но свидетельствующей о том, что этим путем раньше проезжали другие, а многие и поднимались пешком.

Хоуп шла уверенно, ее худощавая фигура казалась на удивление крепкой. — Держу пари, это сделал Мэтт Спрингер. И по той же причине, по которой, как он утверждал, отправился на Плутон. Вы помните? "Потому что он там!"

— Ну, он украл эту фразу. И ты собираешься говорить всю эту чертову дорогу?

— А ты бы хотел, чтобы я это делала?

— Я бы хотел, чтобы ты разыграла свою роль Спящей красавицы и заснула еще на сто лет.

Она погрозила ему пальцем в перчатке. — Послушай, Говард, это дешевый прием. Гибернакула в наши дни — вполне респектабельный вариант. С клинической точки зрения это всего лишь комбинация глубокой заморозки, нацеленных препаратов и электронаркоза, которая является не чем иным, как усовершенствованной версией снотворных, которые ты используешь уже пятьсот лет. И я была рада воспользоваться этим вариантом. В конце концов, некоторые из моих имплантов старше, чем у большинства ныне живущих людей. Я намерена посвятить оставшиеся мне дни тому, чтобы сопровождать тебя в твоем собственном путешествии во времени. Кроме того, насколько хорошо ты спишь в последнее время? — Она оставила этот вопрос без ответа. — Давай, я проведу анализы. Ты ничего не почувствуешь. — И пока они шли дальше, она прикрепляла датчики к его обнаженной коже и вглядывалась в мониторы.

Он терпел это, сердито глядя на ходу. Как и в первые дни после аварии, он предпочитал держать свое физическое состояние при себе.

Но, как ни странно, ему было больше пятисот лет. Его механическая оболочка подверглась многочисленным модернизациям, а уцелевшее ядро его нервной системы было значительно подлатано с помощью процедур омоложения и регенерации, все это оплачивалось медленно растущими трастовыми фондами и теми подразделениями Мирового правительства, которые иногда находили Фэлкона полезным или, возможно, забавным. Но он был способен чувствовать дискомфорт, усталость и, да, боль — слабую, глубокую внутреннюю боль. Время от времени он принимал обезболивающие, но, несмотря на настойчивые просьбы Дони, никогда бы не подумал о том, чтобы найти способ полностью избавиться от этого ощущения. Он считал боль пережитком своей человечности.

— Итак, — сказала она, продолжая работать, — ты снова играешь в миротворца.

— Или пытаюсь. Я мало что хорошего сделал на Меркурии, когда в последний раз выходил из своей пещеры отшельника.

— Как будто это все твоя вина. Это то, что ты чувствуешь?

— Разве это не логично?

— Не совсем. Мы с тобой действительно принадлежим к уникальному поколению, Говард. Первое бессмертное поколение в истории человечества. И в этом весь смысл — если бы мы умерли после нормальной жизни, то никогда бы даже не увидели, как развивалась история. Но с тех пор сменились целые поколения, и у них был шанс сделать свой собственный выбор. Ты не можешь чувствовать себя ответственным.

— Это сделал Том Битторн.

— Битторн? О, генетик, ответственный за развитие шимпов. Я читала о его самоубийстве. Я даже не подозревала, что он все еще жив.

— Он давно скрылся, когда были признаны права Панов. В противном случае столкнулся бы с судебными исками.

Она сложила свой пакет с датчиками. — С медицинской точки зрения у тебя все так хорошо, как я и ожидала, или так же плохо, в зависимости от того, как ты на это смотришь. Но прежде чем я вернусь в спячку, ты позволишь мне провести надлежащее обследование у Пастера. И еще, Говард...

— Да?

— Ты не можешь вечно нести человечество на своих плечах. — Она постучала костяшками пальцев по его стальной нагрудной пластине. — Даже ты недостаточно силен.

— Здесь земля немного неровная. — Он протянул руку. — Держись за меня.

* * *

*

Как только Хоуп повернула обратно, Фэлкон молчал почти весь оставшийся день "прогулки". Пассажиры ровера тоже почти не разговаривали, как будто они были в восторге от человека-паровоза, совершавшего это замечательное путешествие. Пандит действительно уводил его от очевидных препятствий, таких как особенно глубокие кратеры, образовавшиеся на склоне вулкана, но Фэлкон предпочитал принимать решения самостоятельно. Это была не просто гордость: если ровер выйдет из строя, ему, возможно, придется повторить этот путь без поддержки.

Недостойное негодование, которое он так часто испытывал в обществе Хоуп, вскоре прошло. И пока Фэлкон в тишине поднимался в разреженный воздух и густеющую синеву марсианского неба, он обнаружил, что его душа открывается навстречу спокойствию.

Несмотря на то, что Хоуп сопровождала их в течение первых нескольких часов, они проехали почти сотню километров, когда Пандит объявил привал на ночь.

На привале Фэлкон огляделся по сторонам. Он прошел треть пути до вершины этого величайшего из всех вулканов, но масштабы были слишком велики, чтобы он мог разглядеть что-либо большее, чем часть огромного склона Олимпа. Даже пологий склон не был заметен. И когда на западе сквозь сгущающиеся облака показался яркий закат, ему показалось, что он находится где-то в высокогорной пустыне — возможно, на Альтиплано в Южной Америке.

— Я вижу, дубы остались позади.

— И сосны, и трава, да, сэр, — отозвался Джеффри из ровера. — Мы уже довольно высоко — на десять километров выше среднепланетной отметки — высота атмосферы составляет около одиннадцати километров, так что давление воздуха уже меньше половины того, что было на среднем уровне. Здесь вы найдете немного лишайников и мхов, но больше ничего пока нет.

Олимп с группой могучих вулканов, частью которых он был, находился в провинции Тарсис, огромной выпуклости в марсианской коре, которая всегда будет выходить за пределы атмосферы, независимо от того, насколько плотным станет воздух в будущем. "Как странно выглядел бы полностью терраформированный Марс, — подумал Фэлкон, — лунный ландшафт с кратерами, каньонами и вулканами, устремившимися в космос, в мгновение ока усеянный голубыми озерами и клочками зеленого леса"...

— Есть причина, по которой мы остановились именно здесь?

— Вообще-то, да, сэр. Если посмотрите направо, то увидите, что мы немного отклонились от тропы...

Это был монумент, кусок базальта, очевидно, высеченный в толще Олимпа и аккуратно обработанный, предположительно лазером. Высота памятника составляла немногим более метра.

Фэлкону пришлось наклониться, чтобы прочитать надпись. — Я не слишком хорошо умею наклоняться, — сказал он Джеффри. — Я — чудо инженерной мысли викторианской эпохи. А нельзя было сделать его немного выше?

— Да, но он не предназначен для вас, сэр. Правительственный комитет, который все это затеял, выразил надежду, что когда-нибудь сюда придет еще больше таких, как он, — так сказать, новое поколение. Это предназначено для них.

— Таких, как он?

— Убедитесь сами, сэр.

И Фэлкон увидел надпись. Это было надгробие. Здесь был похоронен Эшу 2512а, родившийся в Элладе в 526 году ППШ, в 2512 году н.э.; умерший в Порт-Лоуэлле в 555 году ППШ, в 2541 году н. э.

— Супершимп.

— Я подумал, вам будет интересно это увидеть, учитывая вашу связь с Панами. Это все часть вашей легенды. Я имею в виду...

— Все в порядке, Джеффри. Знаю, я тоже разрушающийся памятник. Так что он был последним из них.

— Да, сэр...

Фэлкон просмотрел историю шимпов, когда узнал о смерти Битторна. Оглядываясь назад, можно сказать, что создание независимого государства шимпов в африканских лесах, одно из первых действий нового Мирового правительства в двадцать первом веке, стало кульминационным моментом в саге о Панах. Всего через несколько поколений их численность начала сокращаться. Считалось, что причины кроются в генетике: последствия неуклюжего вмешательства Битторна и других ученых, которое должно было сделать шимпов менее уязвимыми к воздействию низкой или нулевой гравитации — или даже высокой гравитации — такие, как потеря костной массы и проблемы с балансом жидкости. Шимпы, ловкие, сильные и хорошие альпинисты, были признаны полезными работниками за пределами планеты, и в то время такие усовершенствования казались коммерчески выгодными. Еще более разрушительным было фрагментирование интеллектуального потенциала последующих поколений, поскольку поспешная нейронная перестройка, проведенная Битторном, дала сбой.

В последние дни жизни марсианское правительство сделало щедрый жест, предложив разместить столько выживших шимпов, сколько пожелает, в специально построенном отдельном комплексе в бассейне Эллады, самой низкой точке Марса; возможно, сила тяжести, составляющая одну треть от силы тяжести на Земле, будет более благоприятной для неуклюже измененной анатомии шимпов, чем любая из крайностей земной гравитации или микрогравитации космоса. Колония никогда особо не процветала, но просуществовала несколько поколений.

— Но теперь все кончено, — сказал Фэлкон.

— Моя мать привела меня сюда, чтобы я увидел это, сэр. Она вспомнила Эшу перед его смертью.

— Так почему же памятник установлен на Олимпе?

— Последние несколько лет Эшу был одинок. Последний из рода Панов. И он пытался сделать то, чего не удавалось ни одному другому Пану, просто чтобы сказать, что его вид достиг этого. Восхождение на Олимп было одним из них. Отсюда и этот знак.

— Это стильный штрих: список достижений для целой расы.

— Я просто надеюсь, что люди будут вести себя так же хорошо, как Пан, если ультиматум Юпитера будет выполнен.

Фэлкону нечего было на это сказать.

— И еще кое-что, коммандер. Памятник шимпу содержит несколько индивидуальных посланий. Конкретные люди, перед которыми шимпы чувствовали себя в долгу. Возможно, стоит проверить, сэр. Я имею в виду, вам.

— Хм. — Фэлкон вспомнил крушение "Королевы Элизабет IV", славную историю, которая сама по себе превратилась в легенду — и которую иногда он сам едва помнил, или, как в истории, рассказанной и пересказанной заново, казалось, что это случилось с кем-то другим, — но он спас по крайней мере, жизнь одного работника-шимпа. — Индивидуальное послание?

— Вам просто нужно прикоснуться к памятнику — он почувствует контакт с вашей...

— Рукой, — продолжил Фэлкон. Он коснулся надгробия высотой с шимпанзе, его механические пальцы покоились на базальте Олимпа. Ощущение холода и текстуры донеслось до него через тактильные рецепторы пальцев.

И в марсианском воздухе появились голова и плечи шимпа, а ниже шеи — намек на что-то вроде туники. После стольких лет — столетий — Фэлкон безошибочно узнал это лицо. Это был Хэм 2057а, бывший президент Независимой Пан-нации, и, как говорили, хорошо отреагировавший на эксперименты по борьбе со старением, один из самых долгоживущих шимпов. — Коммандер Фэлкон. — Его голос отчетливо звучал в голове Фэлкона, и он задался вопросом, какая технология использовалась для создания этой иллюзии. Теперь Хэм ухмыльнулся. — Босс-босс — вперед! — И подмигнул.