Вуга поднял глаза.
— Каком именно?
— Я сама. Если бы моя сестра не раскопала призрачные габбинсы, я была бы уже мертва. Или, возможно, кое-что похуже этого.
Меггери чуть не рассмеялась.
— Хуже, чем быть мертвой?
— Я была бы Бозой Сеннен. Это был путь, на который она меня направила, и не сомневаюсь, что добилась бы успеха. — Она помолчала несколько мгновений, давая им возможность поразмыслить над ее словами, давая им повод усомниться в силе ее убеждения. Когда никто не оказался настолько глуп, чтобы поддаться этому искушению, она добавила: — Я рада, что Фура избавила меня от этого, и рада также, что призрачные габбинсы дали ей возможность сделать это. В последнее время я убедилась, что в Сообществе нет ничего полностью плохого или полностью хорошего, да и за его пределами тоже нет ничего особенного. Есть только хорошее и плохое применение вещам — благие намерения и злонамеренность; разные степени мудрости и в равной степени глупости. То, что случилось со Стрэмбли, ужасно, и я боюсь за нее. Но нисколько не жалею о том, что сама осталась жива.
14
Фура напряглась, когда мефрозин хлынул в ее вены. Прошло десять дней с момента расставания; шесть с тех пор, как она отдала доктору Эддралдеру двадцать из оставшихся тридцати пяти доз. Когда огонь пронесся сквозь нее, преодолев гематоэнцефалический барьер и затронув все нервные окончания, она откинулась на спинку кресла и вытянула перед собой руку с растопыренными пальцами. Та пульсировала и сияла, становясь ярче от прикосновения мефрозина.
Раздался стук в дверь каюты капитана. В конце концов, она перестанет думать об этом во множественном числе, смирившись с тем, что этот корабль принадлежит ей и только ей, но на привыкание уйдет больше нескольких дней.
— Прозор, — сказала она, и даже ей самой показалось, что она нервничает. — Пожалуйста. Входи.
Прозор подошла к ее столу, села напротив и кивнула на все еще раскрытый футляр. — Пошли слухи, девочка. На таких кораблях, как этот, это обычно случается.
— Что за слух?
— Что ты отдала большую часть своих запасов Стрэмбли. Сколько осталось?
Фура положила руку на футляр. — Тринадцать доз. Я увеличила интервал между инъекциями до трех дней, и Тиндуф говорит, что мы будем в порту через двадцать один день. У меня еще будет достаточно в запасе.
Прозор забрала футляр и убрала ампулы и шприц. — Эддралдеру не следовало принимать твое предложение. Мы все хотим, чтобы Стрэмбли выздоровела — я не утверждаю обратного, — но была причина, по которой ты первой получила этот препарат. Причина, по которой мы пошли на все эти неприятности в Малгрейсене.
Фура слегка улыбнулась. — Когда мы были в аптеке, ты сказала, что это не твоя работа — быть моей совестью.
— Если так, то я говорила не подумав.
— Нет, — сказала Фура, вздохнув в последнем огненном порыве. Она моргнула, посмотрела на свою руку, желая, чтобы завитушки начали исчезать. — Ты говорила по делу. Я... зависела от тебя, Проз. И все еще нахожусь в зависимости от тебя. Я поступила правильно, попытавшись помочь Стрэмбли, и надеюсь, ты напомнила бы мне об этом, если бы у меня не хватило сил убедиться в этом самой.
— Не мое дело принуждать кого-либо к таким решениям.
— Возможно, это никого не должно касаться, но знаю, что ты была бы разочарована во мне, если бы я поступила неправильно. Я пыталась надавить на тебя в отношении Адраны, понимаешь? Не потому, что отказывалась от тебя, а потому, что думала, что ей будет лучше, если ты будешь рядом с ней. Эгоистично ли с моей стороны радоваться, что она выбрала Лагганвора?
— Этот малый ориентируется на корабле почти так же хорошо, как и я.
— Ради Адраны, будем надеяться, что это так. Ее... привязанность к нему любопытна, тебе не кажется?
— Я не из тех, кто строит догадки.
— Он ей не особенно нравится — ни в каком смысле, насколько я могу судить. — Она пожала плечами. — Мне тоже. Но она цепляется за него, как за давно потерянную сестру. Когда мы были на Малгрейсене, она очень настаивала на том, чтобы ходить по магазинам с Лагганвором, не так ли?
— Это была та или иная из нас, девочка. Не так уж много способов разделить компанию из четырех человек.
— Возможно, я слишком зацикливаюсь на вещах. Иногда беспокоюсь, что глоуи вызывает у меня подозрения, заставляя видеть заговоры на каждом шагу. Впрочем, возможно, это естественное состояние любого капитана.
— Я служила и в худших условиях, девочка.
— Высокая оценка.
Суровые черты лица Прозор на мгновение сохранили невозмутимость, затем смягчились, и в них появился намек на юмор. — Если и было время, когда я беспокоилась о том, что глоуи убежит с тобой, то твой поступок ради Стрэмбли развеял мои страхи.
— Я беспокоюсь о том, что глоуи сам себя защищал. Что это был вовсе не добрый поступок, а всего лишь личный интерес.
— От таких мыслей у тебя голова пойдет кругом, девочка. — Она отвела взгляд, ее лицо было освещено красным светом Паладина. — Я просто хочу, чтобы за этот добрый поступок была какая-то расплата. Но я видела выражение длиннолицего доктора, когда пошла навестить Разера, и он не был похож на человека, у которого есть хорошие новости, чтобы поделиться ими.
Фура почувствовала, как у нее скрутило живот. Она прекрасно знала, что Эддралдер уже сделал Стрэмбли двадцатидозовый укол. С тех пор она намеренно избегала каюты милосердия, предпочитая отсутствие новостей плохим новостям.
— Из этого еще может что-то получиться. — Она старалась не выдать своего глубокого потрясения. — И... Разер? Есть что сообщить?
— К худшему ничего не изменилось, и в последнее время это считается положительным моментом.
Фура мрачно кивнула. Она прекрасно понимала, что Прозор имела в виду. Теперь этого было достаточно, чтобы прожить целый день без каких-либо тревожных слухов или подозрений о грядущих неприятностях. Если это и был новый образ ее жизни, то она уже начала к нему привыкать.
— Не знаю, простит ли меня Эддралдер за это. Но я не смогла бы выдержать и часа, не узнав что-нибудь о том, другом молодом человеке.
— И, узнав его имя и фамилию, ты довольна?
Фура порылась в своих мыслях, прежде чем ответить. — Ни в малейшей степени! Имя вряд ли поможет, особенно когда я так мало знаю о парне, стоящем за ним. И об этих его кораблях, они могут находиться в десяти тысячах лиг за кормой от нас, или в десяти миллионах. До тех пор, пока они не совершат ошибку, включив локатор там, где не следовало, или пока удача не подбросит нам крошку в виде блика паруса, мы по-прежнему слепы. — Она потянулась через стол и накрыла своей металлической ладонью руку своей подруги и наставницы. — Я не против, чтобы на меня охотились. Это кажется вполне оправданной реакцией на тот хаос, который я причинила. Но эта игра теней мне совсем не нравится. Скажи мне, Проз, я не совершаю одну ошибку за другой?
— Возможно, ты запятнала свой журнал тем, что сделала с Разером. Но поступила из лучших побуждений, и, в конце концов, в этом заключается профессия парня, так что я не собираюсь осуждать тебя за это. И что бы ни случилось со Стрэмбли, никто не сможет сказать, что ты не проявила доброты и самопожертвования. Или, если кто-то скажет, им придется отвечать перед Проз. — Она сжала руку Фуры. — Мы справимся с этим, девочка. Вот увидишь, Адрана приедет вовремя и устроит вечеринку в нашу честь.
— Ты собиралась показать мне достопримечательности Тревенза-Рич, прежде чем Видин Квиндар нарушил наши планы. Было бы неплохо получить второй шанс.
Прозор отцепила свои пальцы от пальцев Фуры, но задержалась на недостающем пальце.
— Тебя это все еще беспокоит?
— Какое-то время беспокоило. Но в последнее время это прошло. На самом деле, я все больше и больше этому рада. Меггери была права, заставив меня пойти на это в качестве компенсации за то, что мы с ней сделали. Но если такова цена моего командования, а я думаю, что так оно и было, то считаю, что это была действительно очень честная сделка.
— Инцер Сталлис, — произнесла Адрана, растягивая слоги. — Вам это ни о чем не говорит, Лагганвор?
— Вы ждали до сих пор, чтобы спросить меня?
— Мне было интересно, придете ли вы ко мне добровольно. Я понимаю, что вы не могли признаться в том, что знаете о делах эскадры, пока мы были в одной компании, поэтому я предоставила вам возможность сомневаться. Он придет ко мне через одну-две вахты, сказала я себе; самое большее, через день. Потом я начала понимать, что вы не собирались делать это. И все же вы знали эту фамилию. Я видела вашу реакцию, когда вам пришлось зачитать ее нам вслух.
— Если бы вы потрудились выучить телеграфный код, то избавили бы меня от лишних хлопот. Могу я спросить, как поживает щелкунчик?
— Спит в лазарете. Кажется, ему удобно, и он перестал издавать эти сопящие звуки. Однако я ни на что не буду рассчитывать, пока он не откроет глаза и не заговорит со мной. Однако я заводила разговор не о щелкунчике. — На ее столе лежала открытая книга с телеграфными кодами, придавленная пресс-папье. Она намеренно оставила ее открытой вместе с листком бумаги, на котором написала несколько элементарных контрольных фраз, а также свои непростые попытки расшифровки. — Что касается вашего предыдущего замечания, то у меня было достаточно утомительной домашней работы, когда мы жили под присмотром Паладина в нашем старом доме. — Она решительно отодвинула книгу в сторону. — Я посвящу этому все свое время, когда смогу позволить себе роскошь провести несколько свободных месяцев, не отвлекаясь ни на что другое. А пока я готова поручить это тем, кто уже взял на себя труд запомнить эти кодовые последовательности. — Она сложила руки перед собой, переплетя пальцы. — Я спрошу еще раз: насколько хорошо вам знакома эта фамилия?
Лагганвор почесал подбородок. — У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этой безделушки Уэрранвелла?
— Мы говорили об Инцере Сталлисе.
— Осмелюсь предположить, что в какой-то момент я мог бы... возможно... случайно услышать эти имя и фамилию.
Она покачала головой. — Больше ни одного уклончивого слова из ваших уст, или, клянусь, я расскажу остальной команде, кто вы на самом деле.
Он добродушно пожал плечами. — Подозреваю, что они могут расценить мою истинную натуру как явное улучшение по сравнению с моим предполагаемым прошлым.
Если бы она держала в руках что-нибудь острое, у нее возникло бы сильное желание вонзить это в его шею. — Лагганвор!
— Очень хорошо. — Он многозначительно вздохнул. — Если с моей стороны и было нежелание говорить о нем, то только потому, что репутация человека может вырасти до такой степени, что это искажает всякое представление о взвешенной реакции. Я знал, что если расскажу вам о том, во что превратился Инцер Сталлис... то, что он сделал сам, — тогда он будет непропорционально важен для вас, хотя на самом деле он всего лишь безжалостный щенок, монстр жестокости и самомнения, не заслуживающий такого внимания...
Она оборвала его. — Вы с ним встречались?
— Нет, и вполне доволен, что не удостоился такой чести. Но я достаточно хорошо знал его репутацию. Никто, имеющий отношение к операциям эскадры, не мог избежать этого.
— Продолжайте.
Он сглотнул, прочистил горло. — Его мать и отец были судовладельцами. Отцом был Квислер Сталлис, уважаемый, хотя иногда и безрассудный капитан, управлявший прыгуном по вещницам под патронажем объединенных синдикатов. Он, его корабль и команда были захвачены, предположительно, Бозой Сеннен в 1790 году, когда Инцеру было всего десять лет. Его воспитывала мать, Метрин Сталлис, которая управляла быстроходным катером в службе защиты торговых судов. Вы много знаете об этих катерах?
Она позволила себе слегка улыбнуться.
— Естественно, меньше, чем вы.
— Они не похожи на прыгунов по вещницам, таких как "Веселая кобыла" или даже "Мстительница". Они маленькие, потому что им не нужны трюмы или собственные катера, и в основном напичканы оружием. Имеют высокую степень автоматизации, поскольку служба защиты может позволить себе такие тонкости, и работают с небольшими, но хорошо обученными экипажами. Передвигаются быстро и налегке и опасны как в ближнем бою, так и на дальнем расстоянии. Кстати, именно такие корабли составляют основную часть этой эскадры, хотя они могут включать один или два катера класса Скимитар для абордажных операций...
— Хватит о кораблях.
— Я просто привожу контекст. Метрин Сталлис взяла своего сына под свою опеку, обучая его навыкам работы на этих кораблях. Он путешествовал с ней по служебным командировкам — зарабатывал себе место, изучая штурманское дело, навигацию и, в конечном счете, кости.
— Какой плодовитый маленький говнюк. Что превратило его из ребенка, оставшегося без отца, в это... существо... которое до сих пор у меня в голове?
— Есть официальная версия и неофициальная.
— Дайте мне и ту, и другую.
— Официальная версия гласит, что Метрин Сталлис и еще один член ее экипажа погибли в результате трагического несчастного случая во время экспедиции по защите торговли, и только благодаря исключительному мужеству и находчивости дорогого молодого Инцера он сам и еще один выживший смогли вернуть катер обратно.
— И — хотя, думаю, могу догадаться — неофициальная линия?
— Убийство матери. Инцер решил не ждать, пока его мать выйдет на пенсию: он хотел заполучить ее корабль прямо сейчас. Поэтому он спланировал убийство, а этот единственный выживший был его сообщником. Идея заключалась в том, что, когда Инцер получит собственное командование, тот, кто остался в живых, получит привилегированное повышение. — Лагганвор выглядел печальным. — Но бедняга умер год спустя, пронзенный насквозь такелажным ножом. Его похоронили в двух детских гробах, чтобы сэкономить на расходах.
— Какая жалость. Так это, молодой человек, сколько ему сейчас? Около двадцати одного года?
— Достаточно близко. Молод, конечно, для такой ответственности, но, если оставить в стороне мелочь с убийствами, он проявил себя очень достойно, добившись ряда успехов, и у него действительно есть редкая способность работы с костями... конечно, он действует не без некоторого надзора — на этих кораблях будут старшие мужчины и женщины, которые будут держать его в узде, но у них будет очень строгий приказ предоставить ему свободу действий; в конце концов, какой смысл в облезлой боевой собаке, если не давать ей длинный поводок?
— Осторожнее, Лагганвор, — предостерегающе сказала она. — Вы говорите почти как его поклонник.
— Я им не являюсь. И все же испытываю определенное уважение к жестокости и готовности властей к этому... нарушению одного-двух правил в интересах успеха.
— Хорошо, — сказала она. — Вы сможете выразить эти прекрасные и благородные чувства, когда я наступлю каблуком ему на шею.
Эддралдер предвосхитил вопрос Фуры, коротко покачав головой. В любом случае, она вряд ли нуждалась в его ответе. Ей хватило одного взгляда на Стрэмбли, чтобы понять, что никаких улучшений, существенных или каких-либо других, не произошло.
