"Хрупкий мир" (Война стариков 7)

Именно поэтому мы вышли к четырехугольному зданию государственного департамента Колониального союза в Фениксе, прямо напротив башни Бейнбургер.

К быстро собравшейся группе вооруженных охранников, а за ними, на дорожках кампуса и лестницах башни, кучке глубоко удивленных зрителей.

Кстати, именно это я имела в виду, когда спрашивала о "неприятностях". Китти, будучи консу и социопатом по любым стандартам, отличным от стандартов консу, не заботилась о том, раздавит ли ее командный модуль кого-нибудь из людей, когда он, казалось бы, волшебным образом появится на лужайке госдепартамента. Я, с другой стороны, понимала, что это может привести к осложнениям. Так что одной проблемой, требующей немедленного решения, стало меньше.

Что оставило меня только с одной реальной непосредственной проблемой: передо мной выстроилась шеренга охранников с оружием наготове, готовых перестрелять нас троих.

Что хотела сделать крошечная часть меня — ладно, зачем врать, это была большая часть меня — так это принять драматическую позу и сказать: "Отведите меня к своим лидерам". Я бы на все сто процентов приняла драматическую позу, прежде чем я, Ран и Бэйкон были бы нашпигованы пулями. Не самый идеальный результат.

Итак, к своему разочарованию, я произнесла громко и отчетливо следующее: — Я Гретхен Трухильо, глава отдела Обина государственного департамента. Я со своим помощником Раном и этим консу, который обладает полной дипломатической неприкосновенностью. Я вернулась накануне государственного визита консу, и мне нужно встретиться с госсекретарем Мбаленхле и представителем Манфредом Трухильо. Пожалуйста, сообщите им, что я вернулась.

Охранники не опустили оружие, но, по крайней мере, и не стреляли из него. Больше всего этому способствовала фраза "полная и безоговорочная дипломатическая неприкосновенность". Службе охраны госдепартамента обычно не требовалось много знать, но что она точно знала, так это то, что в дипломатов не стреляют. Вообще.

Кроме того, слово "консу" произвело неизгладимый эффект. В толпе, которая все еще собиралась, раздался общий восхищенный шепот, и люди начали пробираться внутрь, держась на очень осторожном расстоянии, чтобы впервые увидеть живого консу, какого почти все они вообще видели в своей жизни. Когда они это сделали, я узнала одного из них на лестнице.

— Гектор! — закричала я. — эй! Гектор! Гектор Барбер!

Гектор невольно прижал руку к груди, как бы говоря: "Кто, я?"

— Да, Гектор, ты, — снова крикнула я. — Мой кот, Гектор! Люцифер! Как поживает мой кот?

Я кое-чего ожидала от разбора полетов на высоком уровне. Но никак не ожидала встретить хнычущего, плачущего отца.

Но он был здесь, поднялся со стула в тот самый момент, когда я вошла в тот самый подземный конференц-зал Бейнбургера, где видела его в последний раз, и прижался ко мне, рыдая.

— Я думал, ты умерла, — повторял он мне снова и снова.

— Вовсе нет, — заверила я его.

— Прости, — сказал он, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. — Мне так жаль. Мне не следовало просить тебя улетать.

— Хорошо, что ты это сделал, — сказала я. — Я единственная, с кем консу охотно говорили. По крайней мере, одна из них. Без этого у нас не было бы шанса вернуть всех обратно. Ты молодец, папа.

— Хорошо, хорошо, — сказал папа и снова крепко обнял меня.

— Папа, — возмутилась я. — Ты ставишь меня в неловкое положение перед чиновниками.

— Прости, — сказал он, наконец отрываясь.

— А еще Магди передает привет и говорит, что он во всем винит тебя, и ты отстой.

— Я верю в первую часть, — сказал папа.

— Возможно, я приукрасила, — призналась я.

— И как вы двое поладили? — спросил папа.

Я улыбнулась на это. — Ты был прав. Я не забыла его.

— Я же говорил тебе.

Я легонько хлопнула его по плечу. — Не стоит быть таким самодовольным.

— Если мы можем начать, — сказала госсекретарь Завади Мбаленхле, улыбаясь нам обоим. Папа занял свое место, а я заняла другое. Участники этого опроса, похоже, были теми же участниками совещания, на котором я присутствовала перед отъездом. Время действительно движется по ровному кругу.

— С чего вы хотите начать? — спросила я, садясь.

— Вы могли бы начать с того, как вам удалось появиться на лужайке у башни Бейнбургер с образцом технологии консу, внутри которого находится настоящий консу, — сказал полковник Бриджерс, представитель сил обороны колоний.

— Это сложный вопрос, — сказала я. — Это связано с совершенно недавно открытой областью физики прыжкового привода, который перенес колонию Юнити в совершенно другую вселенную, где разразилась гражданская война, которая, как предполагалось, должна была привести к уничтожению Земли астероидом колонии, — и здесь Матеу Жорди, представитель конференции с Земли, выпрямился на своем стуле — и тот факт, что по крайней мере одна группировка, участвующая в этой гражданской войне, направляется сюда, чтобы встретиться со мной. На какой части вы хотите остановиться в первую очередь?

Пусть не говорят, что я не знаю, как организовать встречу.

— Давайте с той части, где консу направляются сюда, — сказала Мбаленхле через мгновение.

— Да, давайте, — сказал полковник Бриджерс.

— Хорошо, — сказала я, сунула руку в один из карманов одежды и достала маленький, тяжелый, металлический диск кобальтово-синего цвета. Положила его на стол перед собой с глухим стуком.

— Что это? — спросил папа.

— Это сообщение, которое я должна передать.

— Что там написано?

— Мне сказали, что в данный момент мне не нужно знать.

— И вы просто приняли это? — спросил Жорди.

— Если хотите поспорить с консу, на лужайке есть один, с которым можете попробовать, — сказала я ему. — Возьмите уборщика, чтобы потом собрать осколки.

— Можно мне на него взглянуть? — спросил Бриджерс.

— Конечно. — Я пододвинула диск к нему.

— Черт возьми! — сказал Бриджерс три секунды спустя, бросая диск обратно на стол.

— К диску должен прикасаться только я и консу, которому я собираюсь его передать, — сказала я. — Если кто-то еще прикоснется к нему, это причинит ему боль.

— Вы могли бы предупредить меня об этом, — сказал Бриджерс.

— А вы бы послушали?

— Что вам известно о консу, которому вы отправляете этот диск? — спросила Мбаленхле.

— Почти ничего, — ответила я. — Знаю, что он — родитель Бэйкона.

— Кого?

— Бэйкона. Извините, я так называю консу в командном модуле на лужайке.

— Ты назвала консу "Бэйконом", — сказал папа.

Я вздохнула. — Да, я назвала одного из консу "Бэйкон", а другую — "Китти", и, может быть, в следующий раз, когда вы столкнетесь лицом к лицу с самодовольными, снисходительными существами с высоким интеллектом, которые не назовут вам своего имени, возможно, ваше оппозиционное поведение не заставит вас называть их домашними животными. Но сейчас дело не в этом.

— Консу — родитель Бэйкона, — подсказала Мбаленхле, возвращая меня в нужное русло.

— Да. Спасибо. Это родитель Бэйкона, а Бэйкон и Китти находятся по разные стороны гражданской войны у консу, так что вполне логично, что родитель на стороне Бэйкона.

— На какой стороне находится... Бэйкон? — спросил Жорди. — Той, которая хочет убить всех на Земле, или другой?

— Бэйкон определенно хотел уничтожить Землю.

Жорди всплеснул руками. — Что ж, это чертовски здорово.

— Вы приводите сюда консу, которые хотят это сделать, — сказал мне Бриджерс.

— Полковник, если бы консу хотели нашей смерти только ради того, чтобы мы были мертвы, они бы стерли нас — людей и инопланетян — с лица космоса в любой момент по своему желанию. Они убивают нас не ради забавы. С их точки зрения, они убивают нас, чтобы усовершенствовать наш вид. Даже уничтожение целой планеты астероидом, — тут я взглянула на Жорди, — должно было быть сделано для того, чтобы выжившие смогли вернуться на правильный путь. Консу — это не дети-садисты, поджаривающие насекомых с помощью увеличительной линзы. Они садоводы. Они вырвут часть сада, если будут думать, что это приведет к процветанию его остальной части.

— Это здорово, если только вы не тот, кого подрезают в саду, — криво усмехнулся Жорди.

— Я хочу сказать, что консу сейчас придут не для того, чтобы убить нас, — сказала я. — Они придут, потому что Бэйкон — один из них, и придут, потому что это, — я подняла диск, чтобы все увидели, — приглашение, от которого, очевидно, нельзя отказаться.

— Сколько консу придет? — спросил Бриджерс.

— Понятия не имею, — ответила я. — Может быть, это один корабль. Может быть, это сотня кораблей. Я не знаю, как все это работает.

— Вы понимаете, как это все усложняет, — сказала мне Мбаленхле не без раздражения. — Консу много чего сделали с нами. С Союзом колоний. С людьми. — Она жестом указала на Жорди, признавая его присутствие и, соответственно, людей Земли. — Но это будет первый раз, когда консу, любой консу, прибудет в самое сердце Союза колоний. Это поднимает всевозможные вопросы безопасности и дипломатии.

— Понимаю, — согласилась я. — Я также понимаю, что это единственный вариант, который мне был предоставлен, чтобы спасти колонию Юнити и всех ее обитателей от медленной смерти от голода и потери ресурсов. Я воспользовалась шансом, который у меня был.

После этого воцарилась тишина, и я огляделась по сторонам. Мне стало интересно, что, черт возьми, все это значит.

— Нам явно есть о чем поговорить, — сказала Мбаленхле. — Мы пробудем здесь некоторое время. Возможно, нам захочется немного кофе.

— Ты должен объяснить мне, чем было вызвано это молчание, — заметила я своему отцу позже, когда возвратилась в свой кабинет впервые с тех пор, как уехала. — После того, как я сказала, что вернулась, чтобы спасти колонию.

Папа посмотрел на Рана, который тоже был в моем кабинете, потому что это был мой помощник, и ему тоже не терпелось сообщить мне, сколько сообщений я получила, а их почти наверняка было несколько сотен. — Я не должен говорить об этом в присутствии Рана, — сказал он.

— Я могу выйти, — сказал Ран.

— Или можешь остаться, — сказала я и снова обратила свое внимание на папу. — Ран знает то же, что и я, и на самом деле больше, чем я, поскольку его знания о консу и их практике не раз оказывались полезными. Он жертвует больше, чем кто-либо другой, чтобы вернуть колонию Юнити, потому что, если все пойдет по плану и мы спасем колонию, наградой за это будет его смерть. Так что, возможно, Ран заслужил право услышать все, что ты хочешь мне сказать.

Папа кивнул и повернулся к Рану. — Сожалею о ваших обстоятельствах, — сказал он.

— Спасибо, — сказал Ран. — Смерть — это часть жизни, но я бы предпочел, чтобы до этого дело дошло не так скоро.

Папа не знал, что на это ответить — честно, — поэтому повернулся ко мне. — Мы все испытываем огромное облегчение от того, что вы нашли колонию Юнити и что все в ней пока в безопасности. Я испытываю особое облегчение, и не только из-за Магди.

— После этого наверняка последует "но", — сказала я.

Папа кивнул. — Да, есть такое. Как сказала госсекретарь Мбаленхле, это все усложняет. Когда колония Юнити пропала без вести, мы предположили, что на нее напали консу, потому что ни один другой вид, о котором мы знаем, не смог бы так бесследно уничтожить ее.

— Консу действительно напали на нее.

— Не так, как мы ожидали, — сказал папа. — Не тем способом, который, как бы ужасно это ни звучало, позволил бы нам, Земле и Конклаву изящно завершить эксперимент.

— Ладно, — сказала я, внезапно приходя в ярость, — тебе придется объяснить, почему прямое убийство пятидесяти тысяч живых существ — это наилучший сценарий для тебя.

Папа поднял руку. — Я же говорил тебе, что это прозвучит ужасно.

— Ты был чертовски прав, пап.

— Никто не хотел, чтобы жители колонии Юнити погибли, — сказал папа. — Но дело в том, что колония Юнити терпела крах. Люди и члены Конклава не смогли объединиться так, как мы все надеялись. Представители расы Конклава активно избегали людей, не связанных с ними по работе, и даже тогда по возможности старались держаться от них подальше. И ни Союз колоний, ни земляне не прилагали особых усилий к тому, чтобы привлечь их к сотрудничеству.

Я вспомнила о человеческом крыле больницы колонии, изолированном от остальной части, и о том факте, что единственным администратором колонии, который вообще занимался нами, была Хайми Бава. Я кивнула в подтверждение.

— Все говорило нам о том, что колония Юнити не только не работает, но и несет тенденцию к конфликту. Сначала медленно, а затем все больше и больше. Но никто из нас не хотел первым отменять эксперимент. Это стало бы сигналом для других, что неизбежен более масштабный конфликт.

— Значит, если бы консу можно было обвинить в гибели колонии, вы все могли бы сохранить лицо, — сказала я с отвращением.

— По сути, — сказал папа.

— Вот почему вы ничего не предприняли, когда обиняне сказали вам, что консу были замечены в той же системе, что и колония Юнити, — сказал Ран папе.

Папа удивленно посмотрел на Рана.

— Я же говорила тебе, что он многое знает, — сказала я папе.

— Очевидно, так оно и есть, — сказал папа. — И нет, мы ничего не делали не из-за этого.

— Тогда почему вы ничего не делали?

— А что нам остается делать? — спросил папа. — Они консу. Они могут делать все, что захотят, и мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их. — Он указал на Рана. — И чего Ран, возможно, не знает, так это того, что уже более десяти лет мы видим, как консу все активнее наблюдают за нами, где бы мы ни находились. Не только в этой колонии, но и повсюду. Конклав тоже, хотя мы знаем об этом через наши собственные разведывательные сети, а не через обмен информацией с ними.

— Это соответствует открытому недовольству консу по поводу результатов Трехстороннего соглашения, — сказала я.

— Возможно, — сказал папа. — Вот и ответ на твой вопрос. Мы ничего не предпринимали, потому что в течение последнего десятилетия или больше мы не думали, что это как-то связано с чем-либо. Мы думали, что это из-за того, что консу, как обычно, остаются непознаваемыми. А потом исчезла колония Юнити. В тот момент ретроспективный анализ не помог.

— Мне жаль, что у тебя больше нет приятной истории о том, как консу уничтожают колонию, — сказала я не совсем искренне.

Папа печально улыбнулся. — Полагаю, я это заслужил.

— Да, заслужил.

— Но теперь мы должны посмотреть, лучше ли нынешняя реальность, — сказал он. — Потому что колония еще не спасена, и сюда прибывает неопределенное количество консу, и мы не знаем, чего они хотят или что намерены делать, когда прибудут.

— А еще я умру, — напомнил Ран.

Папа показал пальцем. — Да, Ран тоже умрет.

— С моей точки зрения, это самое непосредственное последствие, — добавил Ран.

— Если на твоем синем диске есть что-то, что может дать ответы, то сейчас это было бы здорово, — сказал папа, игнорируя последнее заявление Рана.

Я выудила диск. — Понятия не имею, что на нем, — сказала я. — Понятия не имею, как к нему получить доступ. Не знаю, есть ли на нем вообще информация. Может быть, это всего лишь диск из синего металла, и консу поймет, что это значит, когда увидит его.