Царь-дедушка

— Ну уж, скажешь тоже — до гвоздика. — не поверил Патвакан.

— А где поселенцы их брать-то станут, а? На месте ковать — так не с чего, руды не разведаны, да и поди их еще добудь, когда кочевники кругом.

— Ну а что же, городов поближе нету?

— Есть, как не быть. — хмыкнул Сохак. — Только в них хефе-башкентом князя Штарпена нету.

— Что, думаешь сможет наш толстяк царя уговорить, чтобы для поселенцев заказы именно в Аарте размещали? — усомнился его собеседник.

— А то! Зря они что ли в одеоне рядом сидели?

— Ну вот ты-то откуда знаешь, как они где сидели? — снова проявил скепсис Патвакан. — Тебя же там не было.

— Да про то все знают! — отрезал Сохак.

Нда, а я-то уже думал, что рискую спалится...

— К тому же именно князь Штарпен завтрашний экзамен царю организовывает.

— Ну вот все бы тебе языком чесать. — добродушно усмехнулся Патвакан. — Как это — он, и экзамен гильдии философов может устроить?

— Совсем ты, за трудами-то, от жизни отстал. — цокнул языком его кум. — Принимать экзамен-то, ясно дело, гильдия станет. А все остальное действо кто обустраивает? Это ж и публика быть сугубо приличной должна, да чтоб из всех городских концов, и чтобы, значит, лотошники с перекусами были в должном числе, и давки чтобы не случилось, и прочее иное.

— Ну, Боги дадут — справится наш пузан, потрафит государю, тогда может и сможет уговорить на заказы царя-то... — вздохнул Патвакан.

Так-то оно, конечно, может и уговорит, я не против, в принципе. Только сначала разведаю, какая у князя Когтистых Свиней с того прямая и непосредственная выгода. И заставлю поделиться!

Нет, чисто теоретически-то понятно, что и налоги ремесленниками платятся не всегда именно с "точки", бывает что и от объемов, и что для получения выгодных заказов в первых рядах надо градоначальнику что-то в клювике занести, ну а вдруг еще что-то есть, чего я не знаю?

Вернулась подавальщица. Мне миску брякнула так, что могла бы пожилого царя и забрызгать, а вот Энгеля самым натуральным образом придавила грудью — якобы тянулась на другой конец стола, Тумилову тарелку ставила.

— Ну вот и популярность у женщин пришла. — с невинным видом прокомментировал мой стремянной, когда девушка удалилась. — Каждый перестарок Аарты на тебя вешается.

— Пуская вешаются, чай не сотрусь. — отмахнулся сын Морского воеводы. — Главное чтобы не по четверть сотни разом, как на некоторых тут.

— А вот зависть есть порок, ведущий к греху уныния, и вообще просветлению не способствует. — даже глазом не моргнув парировал Тумил.

Хорошая у нас растет молодежь, душевная, и священные тексты знает...

Местная похлебка с куриными потрошками не впечатлила, вино тоже, причем настолько, что можно сказать что и совсем — один Утмир, пивший молоко, с кислой физиономией не сидел, — зато хлеб в "Пьяном ёжике" оказался на диво хорош: белоснежный, мягкий и пахучий. Держу пари, половина счета будет именно за него.

Бесед интересных в зале тоже слышно не было — звучало порой, что царь-де завтра будет экзамен держать и на такое событие сходить непременно надобно, но и только, — так что таверну я покинул без малейшего сожаления, утешая себя тем, что теперь внуки хотя бы примерно представляют, чем питается простой горожанин. Для людей их круга тоже уже весьма не мало.

В воротах Верхнего города нас ждали двенадцать городских стражников и укоризненный взгляд Лесвика из Старой Башни.

— Вот лучше и помолчи. — вместо приветствия произнес я.

Старший брат моего стремянного только вздохнул.

— Ваше величество, — негромко, с укоризной, обратился ко мне он, — но ведь это крайне небезопасно. Капитан Латмур было порывался отправить на ваши поиски солдат гарнизона, но решил повременить до захода Солнца.

— Вот и пошли к нему гонца, чтобы уже не спешил. Мы тут по лавкам прошвырнемся и к темноте будем во дворце.

— Позвольте хотя бы нескольких человек отправить, дабы они сопровождали вас в отдалении, государь.

— А что, — усмехнулся я, — в Верхнем городе все так плохо с патрулями на улицах?

— Нет, но все же...

— Ну вот и не суетись. Нас с царевичами вон гвардия с флотом охраняют, да и брат твой при мне.

Лесвик смерил всех троих скептическим взглядом.

— Они, полагаю, юноши достаточно сильные, повелитель... Но очень уж легкие.

— Ты учти, — я погрозил витязю пальцем, — мне эта притча про ежика известна.

— Отчего же — про ежика? — удивился Лесвик. — Про бобра.

В общем — неплохо быть царем, если тебя кто-то и не слушается, то только украдкой, а прямо противоречить все же не решаются. Пара одноусых изображающих патруль, конечно, в полусотне метров за нами нарисовалась, но приближаться не пытались и глаза не мозолили.

— Дедушка, я больше кушать уже не смогу. — жалобно сообщил Утмир.

— Правильно, жрать и спать — свинячье дело. — кивнул я. — Пошли, безделушек каких-нибудь на память об этой прогулке купим. — я остановился на местечке поосвещеннее (все же вечер был уже довольно поздний, и хотя солнце за горизонтом еще не скрылось, в тени двух-трехэтажных домов Верхнего города царили уже натуральные сумерки). — Так-с, что у нас тут поблизости? Лавка ткани, лавка ювелира, лавка оружейника...

— Ой, дев-а-а-ачки, вы только гляньте какие милые монашки у нашего порога стоят. — прозвучал над моей головой протяжный девичий голос. — Ну такие все пусики, прям так бы и съела.

— Где-где? — прозвучал другой голос. — Ха-а-арошенкие...

"Ха-а-арошенькие", все пятеро, стояли задрав голову куда-то в район второго этажа и медленно наливались краской.

— Да что с них толку? — третий голос был грудной и чуточку пренебрежительный. — Они же обет воздержания дают.

— Жа-а-аль. — протянула первая девушка. — А я тому рыженькому даже скидку бы сделала.

Я повернулся и тоже задрал голову.

— Странно. Во времена моей юности бордель располагался у других ворот.

Не то чтобы на здании была вывеска "Непотребный дом", или фасад был изукрашен картинками фривольной тематики, вовсе нет — вывески не наблюдалось вообще, а изразцовая плитка демонстрировала нейтральный растительный орнамент, — но догадаться о принадлежности заведения к храмам любви не составило никакого труда. Платья у нескольких девушек, высунувшихся в украшенные веселенькими занавесками окна и с интересом разглядывавших сопровождавший меня молодняк — на них декольте, ну не то чтобы было вызывающим... Его просто не имелось, однако вставка из ткани, которая прикрывала грудь, выполнена была из столь тонкого и прозрачного материала, что мухам-то, может, и препятствовала, а вот мужскому взгляду — ничуть. Лишь одна из них, самая зрелая, лет так шестнадцати женщина, вышедшая на миниатюрный балкончик чуть сбоку, была облачена в платье, которое можно было отнести к нормальному ашшорскому женскому костюму — только очень дорогому.

— Балаболки вы пустоголовые. — скучающе вздохнула она, постукивая сложенным веером по ладони. — Монах среди них только один, тот, что еще веселый дом госпожи Перизат помнит, а этот рыженький что тебе, Набат, так приглянулся, всего лишь послушник — на косы бы их хоть поглядели, они же в две пряди заплетены, а не в три.

— Это что же, госпожа Гавхар, ему воздержание не обязательно? — девушка, которая первой обратила внимание на нашу группу, оказалась роскошной медовой блондинкой с толстой косой и озорной мордашкой.

— Ни ему, ни прочим... Ну, может быть кроме одного, у которого коса с "рыбьим хвостиком".

Набат опустилась грудью на подоконник и протяжно, с томной негой в голосе, произнесла:

— Рыженький, идем к нам? Я тебя плохому не научу.

За моей спиной раздался глухой и сдавленный звук. Надеюсь, это не Нварда писькой по лбу щелкнуло.

— А ты, брат, — обратилась ко мне Гавхар, — видимо не был в Аарте много лет, если не знаешь, что теперь у каждых ворот Верхнего города стоит дом удовольствий.

— И проживал в очень интересных местах, раз не требует от нас прикрыться, дабы мы не выглядели как шлюхи. — весело добавила одна из девиц.

— Странно было бы, милое дитя, — ответил я, — если бы я требовал от тебя выглядеть не той, кто ты есть.

— Воистину, Ясмин права — ты жил где-то очень далеко, и не знаешь, что первосвященный Йожадату еженедельно клеймит нашу сестру позором на проповедях в Пантеоне. — всплеснула руками женщина с веером.

— Могу его понять. Святое Сердце завещал мужчинам любить женщин за их хозяйственность, покладистость и красоту. С красотой, вижу, все в полном порядке, покладистость ваша стоит денег, но не таких уж запредельных, а вот в хозяйственности твоих девочек, почтенная Гавхар, — я приложил руку к сердцу и чуть поклонился, — сказать по правде, не уверен.

Мой ответ вызвал у жриц продажной любви всплеск искреннего веселья, и даже бордель-мадам (ну а кто она еще может быть — не уборщица же) улыбнулась.

— И что же, — Гавхар ткнула веером в сторону моих спутников, — ты отпустишь своих послушников под наш кров, брат?

— Ну, если они сами того хотят... — я обернулся к молодежи, и пришел к выводу, что да, таки хотят.

Парни стояли соляными столпами, только красные как вареные раки, и ошалело пялились на, скажем так, самые интересные части платьев девушек, причем у Утмира даже челюсть отвисла.

Ну, вот разве что Энгель был не в такой уж и прострации, но смотрел в том же направлении что и остальные, как кролик на питона. Эх, молодо-зелено...

— Что, юноши, сходите, исповедуете грешниц? — хмыкнул я.

Ответом мне были пять пар ошарашенных взглядов.

— Рыженький мой! — категоричным тоном заявила Набат и стремительно скрылась внутри здания.

* * *

— Миленько тут у вас, госпожа Гавхар. — я устроился в кресле поудобнее и отхлебнул вина из серебряного чеканного кубка со срамными барельефами. — Кожаные обои, акварели, мебель удобная...

— Покровитель нашего заведения полагает, что прекрасными должны быть не только девы, но и то, что их окружает, брат Прашнартра. — вежливо улыбнулась та в ответ.

Молодняк расхватали прямо с порога и моментально растащили по комнатам, а мне бордель-мадам решила скрасить ожидание и развлечь беседой. Ну, с учетом того, что я произвел предоплату (не несчастные же две драмы мелочью я с собой взял, ясно дело, было и немного золотишка при себе) — вполне объяснимо. Вдруг я надумаю продлевать, а она не рядом?

— Он лично контролировал и отделку, и обустройство, и даже платья для девочек.

— У него отменный вкус. — я сделал еще один маленький глоток. — Цветовая гамма подобрана идеально, ни один предмет, ни один рисунок не выбивается из общей палитры, к тому же все изображения выполнены с большим мастерством и знанием дела.

— И вас не смущает то, что на этих рисунках изображено? — улыбнулась Гавхар.

Да уж, понарисовано было такое, что не в каждом-то порножурнале напечатают.

— Нет, разумеется. — я пожал плечами. — Было бы странно, если рисунки в таком заведении оказались иными.

— А сами темы? — в улыбке мадам появилось лукавство.

— А что с ними не так? Все это, насколько знаю, вполне в человеческой природе.

— Значит, вы не порицаете прелюбодеяния? — удивилась хозяйка бардака.

— Это смотря что таковыми считать. — я пожал плечами. — Если к вам заходят женатые мужчины, то да, не вижу в этом ничего хорошего.

Гавхар вздохнула.

— Какой смысл давать обет перед богами в верности одной единственной... Ну или не одной, если по каким-то причинам мужчина заключил брак с несколькими супругами — это не принципиально. Просто что за блажь такая, клясться в вечной любви, если на следующий день побежишь в бордель? Это лишь одно означает, что ни о каких чувствах тут речи не идет — только о расчете. Святое Сердце таких браков не одобряет, хотя прямо и не воспрещал.

Борделеначальница смотрела на меня все с большим и большим интересом.

— Ваш первосвященный патрон, — грустно заметила она, — в проповедях своих утверждает, что шлюхи являются для мужчин источником соблазна и сбивают их с пути истинной добродетели. Уже который месяц нам, сосудам греха, воспрещен вход во все храмы Аарты, а в нашу дворовую часовенку прийти для принесения жертв Петулии и вовсе ни один жрец не решается.

— Источником соблазна — да, являются, к чему спорить? Так и скоромная пища в дни поста тоже ей является, однако не все же ее в такие дни едят.

Я сделал еще один глоток из кубка.

— Послушника Тумила попроси, чтобы он вам обряд провел. Мальчик до таинства принесения жертв уже допущен.

— Ты не боишься вызвать гнев первосвященного? — удивилась Гавхар.

— Сказывают, — откинувшись на спинку кресла произнес я, — что в древние времена, когда Первые Просветленные только начали проповедовать Слово Троих в дальних южных землях, один из них, вместе со своими учениками, пришел в некий город. Зима в тех краях не такова как у нас, и никогда не бывает в этой земле никакого снега, но бывает сезон дождей, который аккурат в это время и начался. До того просветленный учитель воспрещал останавливаться своим ученикам в одном и том же доме более чем на два дня, дабы те не стесняли хозяев и не были им обузой, но в этот раз разрешил сделать исключение, поскольку город из-за ужасных ливней им покинуть было опасно, а сторонников истинной веры в нем было немного. И вот, ученики пошли просить у горожан себе пристанища, и один из них повстречал жившую в том городе куртизанку. Та, увидев, красивого и статного юношу сказала: "Я слышала, что вы, монахи Троих, вечно ищите себе место для пристанища, так отчего бы тебе не поселиться в моем доме?"

Круврашпури, спасибо тебе за те притчи и побасенки, что ты рассказывал братии в обители — не знаю, правдивы ли они, или ты выдумывал их сам, но госпожа Гавхар слушает едва не разинув рот.

— "Я не против", ответил ученик святого, — продолжил я, — "но мне на то надо получить согласие своего наставника". Та горько рассмеялась: "Ну что же, спроси, что он думает по этому поводу". Тогда этот ученик пришел к своему наставнику, проповедовавшему в это время горожанам, и рассказал все как есть. Тот выслушал своего ученика и сказал: "Ну, раз эта женщина проявляет такое гостеприимство, то тебе следует согласится на ее предложение".

— Да быть того не... — мадам осеклась. — Извини, брат Прашнартра, расскажи скорее, что было дальше.

— Когда люди услышали, такие слова просветленного учителя, они сказали: "Ну всё, слова этих людей такая же пустая болтовня, что и у наших жрецов. Речами они проповедуют добродетель, а сами живут с куртизанками".

Гавхар лишь невесело кивнула.

— Тогда просветленный учитель сказал: "Я исповедую путь Святой Троицы, ибо считаю его сильнейшим и надежнейшим, а вы полагаете что падшая женщина может меня или моих учеников с этого пути столкнуть? Неужто ее путь сильнее?" — я хмыкнул. — Утверждать такого горожане не решились, и ученик просветленного поселился в доме куртизанки. Она готовила ему вкусную пищу, а по вечерам играла на музыкальных инструментах и танцевала, а он на это смотрел и вел с нею беседы. Люди, слыша музыку, роптали на то, что ученик просветленного святого продолжает жить в доме куртизанки и, верно, поддался уже соблазну нарушить обеты. Но прошли два с половиной месяца, прекратился сезон дождей и учитель собрался в дорогу. И когда он готов уже был выйти из дома, пришел этот его ученик, а с собой привел первого на Мангала монаха-женщину.