Идея шумопеленгатора лежала на поверхности. О прекрасной слышимости под водой Бубнов знал не понаслышке, и почему до такого простого решения он не додумался?
В воображении конструктора мгновенно нарисовалась картинка, как в ночном мраке его 'Акула' погружается у выхода из фарватер вражеской базы. До рассвета время есть, все расчеты сделаны заранее. На поверхности нет даже перископа. Шум винтов корабля противника, все напряжены. Пеленг совпадает с расчетным — команда на пуск. Увернуться от мчащейся со скоростью сорока узлов мины невозможно.
— Микрофон с поворотным устройством и наушники, — потрясенно произнес Иван Григорьевич, — как все просто!
— Не совсем просто, но задача решаемая. Вообще-то можно обойтись без механики и отверстий в корпусе, но об этом позже, — о фазированной антенне и точной пеленгации по минимуму сигнала Федотов распространиться не собирался.
Против опасений идея эхолота 'проскочила' без затруднений — клиент был готов слушать. Отраженный от дна зондирующий импульс инициировал повторный импульс магнитостриктора и щелчок в наушниках оператора.
— Иван Григорьевич, обратите внимание, при глубине в сто метров мы получим семь щелчков в секунду. На десятиметровой — семьдесят пять. Если до дна один метр, наш прибор буквально завизжит. Глубину можно отображать цифрами на специальной радиолампе, но на первом этапе достаточно определения на слух частоту щелчков. А теперь перейдем к 'глазам' лодки.
Перед мысленным взором строителя подводных кораблей проплывала феерическая картина. В толще вод крадется вражеская субмарина. В какой-то момент ее шумы засекает акустик и выдает командиру азимут. Остается узнать расстояние. Гидролокатор выстреливает короткий импульс и на приборе появляется расстояние до цели. Участь противника решена!
И опять ноющая боль в груди — это могла бы быть его идея. Гидролокатору совсем необязателен магнитосктриктор, достаточно той же гидравлической сирены, тем более мембранного излучателя. Можно обойтись и без всякого цифрового индикатора, человек с музыкальным слухом оценит расстояние не хуже механизма.
Иван Григорьевич знал о своей слабости. Знал, маялся, но не позволял себе поддаваться зависти — спасибо Иоанну Кронштадскому, нашедшему слова от его беды.
Благодаря Иоанну, Бубнов сейчас по доброму завидовал Федотову — того совершенно не мучали такие проблемы. Повезло человеку. А еще Иван Григорьевич был уверен, что будет вспоминать и вспоминать все нюансы этого разговора, Слишком много было необычного в директоре 'Русского Радио'.
По дороге в гостиницу примерно то же самое думал об Иване Федотов. Сложный человек. Сложный и талантливый, эти два свойства частенько умещаются в людях незаурядных.
Это надо же! Проект 'Барса' вчерне был уже готов, а на дворе только 1906-й год. В Союзе лодки аналогичного класса спустили на воду только к тридцатому году.
Самое же отрадное в другом — Бубнов согласился с доводами Федотова, что с сонарами надо повременить и никак эту тему не муссировать. Чем дольше потенциальный супостат не задумывается о перспективах использования субмарин, тем лучше подготовится российский подводный флот, а знание о сонарах в этом смысле могут противника подтолкнуть.
— Борис Степанович, о сонарах знаем только мы с вами, а о магнитострикторах Роберт Густавович забудет. Это я вам обещаю твердо, но с вас шумопеленгатор и эхолот.
Чего-то подобного Федотов ожидал. Не мог главный конструктор субмарин Российского флота не сесть на шею. В итоге, после недолгих препирательств, пришли к приемлемому решению — Федотов через год выдаст размеры будущих железяк, а году эдак к двенадцатому продемонстрирует работающие макеты.
— Почему у 1912-ому?
— Будем считать, что за пять лет никто до такого не додумается.
Не забыл Борис и о сварке корпусов.
— Иван Григорьевич, вы обратили внимание, что корпус подводного линкора гладкий и без клепки? Приезжайте к нам в первопрестольную, посмотрите на наши опыты по электрической сварке рам автомобилей, Может, где и пригодится.
В конце разговора Борис настоятельно посоветовал Бубнову проверить торпеды на точность хода после погружения на глубину.
'Появятся после проверки вопросы? Конечно, появятся. Отбрешемся, не впервой. Скажем, мол, инженерная интуиция и ... плевать, одним словом'.
Первый вопрос у Бубнова родился, когда Федотов уже дрых в московским поезде — Иван Григорьевич так и не спросил, где Федотову довелось стоять за перископом. В том, что он стоял на мостике боевого корабля, сомнений у него не было — человек, вживую не видевший работу перископа, не мог так уверенно класть руки на воображаемые рукоятки горизонтального обзора.
Чуть погодя возникли и другие, но теперь Бубнов не волновался. Никуда Федотов не денется, кстати, и сварку посмотреть стоило, но только после проверки торпед.
Глава 12. Наши в Женеве.
1906г ноябрь.
Июльское восстание в Свеаборге и Кронштадте Федотов благополучно не застал, зато по возвращению из Питера его закружил вихрь неотложных дел. Надо было контролировать выполнение огромного заказа от европейцев. Второй в очереди стояла разработка двигателя. С дизелем, который Борис упорно называл тринклером, дело сдвинулось, но с бензиновым мотором непрерывной чередой валились проблемы. А еще неоновая реклама и цифровые индикаторы, документацию на которые надо было передать Мишенину в Женеву, и многое, многое другое. Где-то на задворках телепался зверевский пулемет и звуковое кино. Не забывал Федотов и своего предка — дед Иван нагонял своих сверстников занятиями на дому, и его образование требовало немалого времени.
Как сказал один персонаж из мира переселенцев: 'Здесь вам не тут'. И верно, за полтора неполных года Федотову с Димоном удалось собрать штат толковых управленцев и инженеров. Все перечисленные задачи лежали на их плечах, но знания инженеров начала ХХ века оставляли желать лучшего, поэтому приходилось совать нос во все проблемы. А еще Борису категорически не хватало Катерины, которую Зверев за каким-то лешим вытребовал к себе в Штаты еще в августе.
На самом деле Борис немного лукавил. Компаньон 'Русского Радио' Меллер Юлий Александрович, как-то высказал мысль, что он вряд ли сумел бы в такие сроки организовать дело, тем более так нацелить персонал на результат.
Возможно, он был прав, но все имеет свое начало и свой конец, и комплект документации на индикаторы для завода в Швейцарии Борис повез в первых числах декабря. Туда же должен был приехать из Америки Зверев. Пользуясь моментом, Борис взял с собой Ваню.
Женева встретила Федотовых промозглой сыростью. Нет, не так, на вокзале их встретил Мишенин, а погода слякотью. Мост 'Монблан' через Рону. С него вид на Женевское озеро. На берегах парусные суденышки — Рону уже прихватывает ледок. Слева отель Плайнпалайс, справа университет, за ним собор святого Петра. Все в мороси, но купола Крестовоздвиженского собора русской православной сияют золотом. Мишенин успел доложить: в местном универе он 'подрабатывает' профессором математики, а в русском соборе Достоевский крестил свою дочь. Здесь задержались. Главный четверик декорирован колоннами, кокошниками и завершён зубчатым карнизом. Вроде бы и не велики отличия от привычного взору русского человека, но выступающие архитектурные формы и паперть в виде крытой арочной галереи радуют глаз.
Глядя на форпост русской культуры, Федотов второй раз в жизни искренне перекрестился. Первый раз с ним такое случилось, когда он услышал о разгоне первой думы. Иван крутит головой на триста шестьдесят градусов. Для него все внове. Море вопросов, на которые Федотов-старший едва успевает отвечать.
Завод располагался на южной окраине Женевы. Неподалеку он него Мишенин снял особняк. Второй этаж оставил за собой, первый поделили между собой безопасник и главный инженер, поэтому встреча была многолюдной и по-доброму бестолковой.
В поезде Федотов позавтракал чаем с булочкой и не прогадал — русское застолье было представлено наваристыми щами, несколькими видами пирогов и картошкой с мясом. Ко всему этому роскошеству прилагался морс и сбитень, а для желающих на столе стоял запотевший графинчик.
Бориса расспрашивали о России. Как дома? Хороши ли морозы, и каковы цены. Что говорят крестьяне после указа о праве выхода из общины и кто он такой, этот самый Столыпин. Был вопрос и о Гришке Распутине.
Ну, что тут сказать. Первое покушение на Столыпина уже в прошлом, последнее еще не случилось, а о Гришке Борис и сам ничего толком не знал, но пристрелить хотел, правда, об этом он благоразумно промолчал. Живущие в Женеве соотечественники интересовались всем без разбора. Особенно это было заметно по женщинам.
В этот же день Федотов побывал в 'заводских корпусах', что на деле представляли собой несколько арендованных помещений, по сути мастерских, но для этого времени вполне достаточных для выпуска двух моделей индикаторов. Индикатор настройки на волну уже выпускался, теперь появится индикатор буквенно-цифровых символов.
К вечеру распогодилось, а к полудню, когда Федотов с Мишениным встречали Зверева, вовсю засияло солнце. Поезд замедлил ход. В последний раз лязгнули сцепки. Открылись двери вагона и ... встречающие увидели американца!
Высокий рост, светлая шляпа с мягкими полями. Под пальто костюм из твида. Во всех деталях, даже в нахальном выражении лица, угадывался выходец из Нового света.
— Вова, ты посмотри, чистый мафиозо. Димон, как там сухой закон? — задорный возглас Федотова был полон предвкушения прибыли от контрабанды спиртного.
— Привет соотечественникам! Закон еще не приняли,— выскочивший из вагона 'американец' галантно помог выйти девушке, — знакомьтесь, Катерина Евгеньевна!
— Ну, дык, вроде понятно, здравствуйте Катя, — на рефлексах откликнулся Федотов, а мявший розы Мишенин и вовсе пробурчал что-то невразумительное.
— Мужики, вы что-то не въезжаете, перед вами Екатерина Евгеньевна!
— Ну, дык ..., — вторично ляпнув 'дык' и совсем не интеллигентно сдвинув котелок на нос, Борис озадаченно почесал затылок, — Катя, это он что, головой ударился?
— Госпожа Зверева! — голос, повернувшегося к девушке Димона, был полон патетики. — Я вам говорил, что от этих обалдуев повеет родной речью?
Упоминание о госпоже Зверевой, вызвало то ли когнитивный резонанс, то ли диссонанс, но дар речи встречающие потеряли окончательно.
— Вы что, того? — на этот раз первым опомнился Мишенин, — Но мы же не готовы.
Непонятно какую неготовность имел ввиду Ильич, но неготовой оказалась вся русская община в Женеве.
Сенсации среди соотечественников за рубежом имеют свойство распространяться стремительно, не стала исключением и новость о женитьбе Зверева. И пусть заместителя директора 'Русского Радио' почти никто не знал в лицо, но о нашумевшей русской компании были наслышаны многие, а потому поданные империи считали своим долгом засвидетельствовать почтение. Заодно познакомиться, развеять скуку и себя показать. Таковы были традиции. Кто-то приходил со скромным букетиком и оставался допоздна, кто-то приносил дорогой подарок и вскоре покидал гостеприимный дом.
От обилия фамилий у приезжих 'ехала крыша'.
— Дмитрий Павлович, познакомьтесь, Савва Иванович Мамонтов, известный меценат и российский купец... .
— Господа, позвольте вас представить друг другу: Русанов Сергей Николаевич, социалист, — и кивок в сторону Федотова, — директор 'Русского Радио' Борис Степанович.
Борис хотел было перекинуться словечком со сторонником перемен, но усталость взяла свое и допрос 'политзека' был отложен до лучших времен.
* * *
После встречи молодоженов день оказался наполовину пропащим. Ходили, отдыхали, любовались Монбланом, благо погода наладилась. До вершины восемьдесят километров, а кажется рукой подать. После обеда Борис погрузился в проблемы с новым индикатором, Ильич отправился в ратушу, а Димон с Катериной шлялись по городу. Им сейчас все можно. Федотов, правда, не постеснялся навялить им в компанию своего Ивана. Молодым полезно, а Ваньке не так скучно.
Поговорить удалось только к вечеру третьего дня.
— Уф! Наконец-то можно пообщаться. Ильич, тебе плеснуть? — Федотов повернулся к Мишенину.
— Символически.
— И мне на донышко, — Зверев подвинул свой бокал.
— Морпех, не тяни, как там?
По приезду в Америку Зверев встретился с Лодыгиным, что предопределило все последующие шаги. Пятидесятидевятилетний изобретатель оказался крепким и напористым мужчиной, но, самое главное, он не успел продать свое изобретение Эдисону.
Год тому назад Александр Николаевич собрался переехать с семьей в Россию. Средств явно не хватало, и изобретатель решил пожертвовать своим патентом на применение вольфрама в лампах накаливания. Именно в это время его разыскал представитель Русского Радио.
Получив заманчивое предложение, Лодыгин поначалу не поверил — судьба часто поворачивалась к нему своей изнанкой, а предложение было слишком соблазнительным, чтобы не заподозрить подвоха, но две тысячи рублей, половиной из которых он мог распоряжаться по своему усмотрению, лежали перед ним.
Потом пришла тревожная телеграмма с просьбой задержаться, якобы для консультации приезжающего в Америку соотечественника. По правде сказать, тревога длилась недолго — через неделю на банковский счет Лодыгина упали средства в качестве компенсации за задержку. Да и наведенные к этому времени справки о новой компании 'Русское радио' говорили о вполне преуспевающем товариществе. Если то, о чем писали газеты, соответствует истине лишь на треть, то его наниматели совершили потрясающее изобретение. Вот и господин Эдисон зашевелился — не случайно его подставная фирма пожелала вдруг выкупить у Лодыгина патент по цене на половину выше. Ой-ёй, какая пошла игра!
В конце девятнадцатого века Александр Николаевич перебрался из России во Францию, где организовал производство ламп накаливания, но жизненные неудачи погнали его за океан. В США он построил и пустил в ход завод по электрохимическому получению вольфрама, хрома, титана. Разработал электрические печи для нагрева металлов, меленита, стекла, закалки и отжига стальных изделий, получения фосфора, кремния. Работал на дядю Эдисона. Чего он только ни делал.
После приглашения от 'Русского Радио' появилась конкретная цель — кому как не ему было известно, что надо брать с собой в Россию, и вдруг просьба задержаться.
Лодыгин рассчитывать увидеть инженера, но Дмитрий Павлович оказался управленцем без технического образования. На неучей Александр Николаевич за свой век насмотрелся до хохота, но Зверев в общие рамки не вписывался. Он действительно был гуманитарий, в этом Лодыгин убедился достаточно быстро, но одновременно Дима был осведомлен по большинству технических вопросов. Удивительно, но он неплохо, да какой-там неплохо, для управленца он великолепно разбирался в электричестве. Такое для гуманитария было категорически не характерно. Озвученная Зверевым задача строительства завода по производству батареек поставила Лодыгина в тупик. Зачем за океаном вкладывать средства в какой-то хилый заводик и тягаться с тем же Эдисоном? Вложенные средства, конечно, вернуться, но вкладываться надо в сулящее настоящую отдачу. Александр Николаевич навскидку предложил несколько таких объектов вложения средств, но Звереву зачем-то были нужны эти несчастные батарейки.
