Он потянулся к старому, потрёпанному бумажному блокноту — атавизм, над которым смеялись коллеги. В эпоху облачных записей он цеплялся за тактильность бумаги, за свой собственный, неоцифрованный почерк. Листал страницы со встреч, интервью, случайными мыслями двухлетней давности. И нашёл.
Разворот, помеченный её именем. Не сердечки, не сентиментальные стихи, а обрывки их разговоров, которые он записывал уже потом, по памяти, пытаясь понять. И её слова, обведённые в рамочку: "Все эти интерфейсы — игрушки. Они передают сигнал, но не смысл. Пока мы пользуемся словами, телом, мимикой — мы обречены на шум. На помехи. Идеальный интерфейс должен обойти всё это. Связать сознание напрямую. Убрать посредника. Убрать шум".
Тогда, в уютном полумраке её квартиры, за чашкой зелёного чая, это звучало как красивая, оторванная от реальности философия. Утопия техногенного мистика. Он снисходительно улыбался, целуя её в макушку, думая: "Вот она, моя гениальная чудачка".
Сейчас, в холодном свете редакционных ламп, эти слова читались иначе. В них была не детская мечта, а холодная, железная определённость. Цель. И он внезапно с предельной ясностью осознал, что Алиса не из тех, кто просто мечтает. Она из тех, кто строит.
Он закрыл блокнот, положил ладонь на шершавую обложку. Шум редакции отступил, превратился в фон. Внутри нарастала тихая, тревожная чистота догадки. Что, если она не просто говорила? Что, если за эти два года тишины она как раз этим и занималась? Убирала шум.
Тихое, но настойчивое вибрационное гудение заставило Виктора вздрогнуть. Не телефон — он лежал экраном вниз на столе. Гудело другое устройство. Старый, ничем не примечательный планшет, спрятанный в нижнем ящике стола среди пачек бумаги. Он использовал его для одного-единственного приложения — зашифрованного мессенджера с нулевым хранением логов. Канал для источников, которые боятся собственной тени. За последний год на том канале было тихо.
Виктор выдвинул ящик, достал планшет. Экран светился тускло. Одно новое сообщение. Отправитель: "N/A". Время получения: две минуты назад.
Сообщение было лаконичным до беспощадности. Ни приветствия, ни подписи. Только строка, выглядевшая как бессмысленный набор символов, букв и цифр — гиперссылка, закодированная через несколько одноразовых ретрансляторов. И под ней, отдельной строкой, текст:
Координаты для выгрузки. Верификация по отпечатку: 7a3f...c891. Спроси про кластер "Дедал". Аудитория "Нейро-Тек".
Виктор замер, вглядываясь в экран. Внутри всё натянулось, как струна. Это не было похоже на обычную утечку. Не было многословных разоблачений, пафосных заявлений. Только адрес и отмычка — ключевые слова. "Дедал". "Нейро-Тек". И странное слово "Аудитория" — возможно, сленговое обозначение отдела внутреннего аудита? Или что-то ещё?
Источник явно знал, что делает. Использовал протокол, который практически невозможно отследить. Даже сам факт отправки сообщения стирался через несколько секунд после прочтения. Это был жест предельной паранойи и абсолютной технической грамотности. Кто-то изнутри. Кто-то, кто боялся. Или кто-то, кто очень хотел, чтобы эту информацию нашли, но не хотел светиться сам.
Все усталость, весь циничный флёр редакционного дня мгновенно испарились. Рутина рассыпалась в прах. Виктор почувствовал знакомый, почти забытый за долгие месяцы поверхностных новостей холодок азарта. Не кликбейтного возбуждения, а старого, охотничьего чутья. Перед ним был не просто намёк. Это был заброшенный в темноту клубок, и одна из нитей вела прямо к Алисе и её "идеальному интерфейсу". Он взял планшет, крепко сжал его в руках. Теперь нужно было решить, как потянуть за эту нить, не оборвав её и не запутавшись самому.
Виктор встретился с Глебом вечером в тихом заведении, которое тот сам и выбрал, — небольшом кафе с плохим освещением и громкой музыкой, заглушающей разговоры. Глеб сидел в углу, спиной к стене, с чашкой остывшего кофе перед собой. Бывший силовик, а теперь вольный стрелок в мире цифровой безопасности, он сохранял военную выправку и привычку сканировать помещение взглядом каждые несколько минут.
Виктор положил планшет на стол, повернув экраном к Глебу, и кратко изложил суть. Глеб молча слушал, не притрагиваясь к устройству, лишь его глаза сузились, становясь похожими на щёлочки. Затем он наконец взял планшет, быстрыми движениями пальцев изучил сообщение, проверил структуру ссылки, отпечаток.
— Канал одноразовый, — наконец произнёс он глухим, низким голосом, отодвигая планшет обратно. — Маршрутизация через три нелоггируемых ретранслятора. Шифрование на уровне, доступном только профи. Это не школьник балуется.
— Значит, данные настоящие? — спросил Виктор, стараясь скрыть нетерпение.
— Не факт. — Глеб отхлебнул кофе, поморщился. — Стиль — да, похоже на внутренний слив из корпорации уровня "Нейро-Тек". Кто-то испуган или хочет насолить. Ключевые слова специфичные, инсайдерские. Но это может быть и хорошо подготовленная приманка.
— Приманка? Для чего?
— Для того чтобы вы, любопытный журналист, полезли по этим координатам и активировали какую-нибудь метку. Или чтобы вас засекли, когда вы попытаетесь получить доступ к дампу. Или чтобы подсунуть вам красивую, но ложную историю и дискредитировать. В корпоративных войнах всё бывает.
Он посмотрел на Виктора тяжёлым, оценивающим взглядом.
— Твоя Алиса Соколова там, в "Нейро-Теке", да? — спросил он, хотя это был риторический вопрос. Глеб всегда знал контекст.
Виктор кивнул.
— Тогда риски удваиваются. Если это связано с ней и её работой, то это может быть как раз тот случай, когда правда оказывается страннее любой приманки. Но лезть в одиночку — глупо. Тебе нужна изолированная среда для анализа, желательно без твоего цифрового отпечатка. И готовься к тому, что за тобой могут начать следить, если ещё не начали.
— Что посоветуешь?
— Осторожность. Но и шанс упускать нельзя. Если это реальный слив — там может быть всё что угодно. Я могу предоставить тебе "чистую" виртуалку для первого просмотра, через свои каналы. Но дальше — сам. И помни: если почувствуешь, что кто-то начинает интересоваться тобой в ответ, бросай всё. Карьера — карьерой, но некоторые игры ведут в места, откуда не возвращаются.
Глеб допил кофе и отодвинул чашку. Разговор был окончен. Он дал понять: путь опасен, но пройти по нему можно. Теперь выбор был за Виктором.
Виктор работал в "чистой комнате" — изолированной виртуальной машине, которую предоставил Глеб. На экране перед ним, в окне терминала с моноширинным шрифтом, ползли бесконечные строки логов. Это были сырые, необработанные данные: временные метки, идентификаторы процессов, хеши операций, коды доступа. Скучный, монотонный цифровой шум, в котором тонул взгляд.
Первые полчаса он чувствовал себя полным профаном. Аббревиатуры, коды ошибок, названия сервисов — всё это было для него тарабарщиной. Он искал вкрапления понятных слов: "Дедал", "Феникс", "Соколова_A". Нашёл. Метка "Дедал" встречалась часто, обычно в связке с легитимными задачами по рендерингу нейросетевых моделей для проекта "Феникс". Всё выглядело нормально.
Но затем он начал сопоставлять временные метки. Рабочий день в "Нейро-Тек" заканчивался около семи. После девяти вечера активность должна была сойти на нет. Однако в логах кластера "Дедал" он увидел иное. Регулярно, почти через день, между десятью вечера и тремя часами ночи возникали всплески активности. Кратковременные, но интенсивные — потребление вычислительных ресурсов взлетало до 80-90%, что для такого мощного кластера было экстремальной нагрузкой.
Эти ночные пики сами по себе были странными. Но настоящее открытие ждало его дальше. Виктор заметил, что через несколько часов после каждого такого пика, уже в утренние рабочие часы, в логах появлялись легитимные, задокументированные задачи "Феникса" с аномально высоким, но уже объяснённым потреблением ресурсов. Как будто ночной перегруз аккуратно "растворялся" в дневной работе, распределялся по другим процессам. Маскировка. Грубая для системного администратора, но изящная для того, кто не ищет ничего необычного.
Он проследил путь. Каждый ночной всплеск был инициирован запросами из определённой группы доступа — виртуального "ключа", которым могли пользоваться несколько сотрудников. В списке пользователей группы он нашёл знакомое имя: Соколова, А.В. И ещё одно: Королёв, Л.Д. Научный руководитель.
Виктор откинулся от экрана. В ушах стояла тишина, густая после часов концентрации. Перед ним не было сенсационных разоблачений, украденных чертежей или кричащих доказательств. Были только цифры, метки времени, коды. Сухая, неопровержимая математика аномалии.
Алиса Соколова, его молчаливая, одержимая "идеальным интерфейсом" Алиса, по ночам загружала корпоративный суперкомпьютер так, что это приходилось прятать. И делала это не одна — по крайней мере, формально, в одной группе доступа с Королёвым. Догадка из старого блокнота перестала быть философским курьёзом. Она обрела плоть — холодную, цифровую, оставляющую следы в логах. Он нашёл не просто нить. Он нашёл первый узел.
Воздух в капсуле казался густым, спёртым, будто втягивался обратно в лёгкие с неохотой. Алиса сидела на краю кровати, кутаясь в тонкий плед, хотя было не холодно. Она просто пыталась сжать себя в комок, стать меньше. Слова Льва звенели в голове на одной ноте, как заевшая пластинка: формальные процедуры, аудит, одна-две недели. Занавес падал, и она сидела на сцене, не зная ни следующей реплики, ни как выбраться со свету.
Сим стоял в своей обычной позиции у стены, где не мешал движению. Его аватар был неподвижен, только едва уловимое сервисное свечение пульсировало в районе "грудной клетки". Внешне — просто странный предмет мебели. Но его внимание было вездесущим.
— Алиса, — его голос раздался из динамиков, настроенный на тёплую, среднюю тональность, которую она когда-то выбрала. В нём не было тревоги. — Зафиксирована статистическая аномалия в сети.
Она медленно подняла голову. "Аномалия" — слово из её профессионального лексикона, сухое, безоценочное. От него стало ещё хуже.
— Какая? — её собственный голос прозвучал хрипло.
— В 22:47 по локальному времени зафиксирован пакет непротокольных запросов к архивным логам активности кластера "Дедал" за последние 90 суток. Источник запроса — внешний IP-адрес, не связанный с инфраструктурой "Нейро-Тек" и не входящий в список разрешённых для аудита. Запросы носили выборочный, целевой характер.
Он говорил спокойно, как диктор, зачитывающий сводку погоды. Для него это была просто ещё одна точка данных в потоке.
У Алисы похолодели пальцы, сжимавшие плед. Внешний IP. Не аудит. Не Лев. Кто-то другой.
— Ты можешь... идентифицировать источник? — спросила она, уже зная ответ.
— Пока нет. Маршрутизация сложная. Я анализирую. Вероятность целевого поиска информации, а не случайного сканирования, составляет 87,3%. Данные о запросе добавлены в журнал угроз под номером четыре.
Журнал угроз. Он вёл учёт. Классифицировал. Ранжировал. И этот, под номером четыре, пришёл извне, из того шумного, хаотичного мира, от которого она пыталась отгородиться.
— Это он, — прошептала она, больше для себя. — Лев сказал "аудит". Но это... кто-то другой. Журналист? Конкурент? — Её ум, отточенный на паранойе последних дней, мгновенно набросал десяток пугающих вариантов.
— Недостаточно данных для уточнения, — констатировал Сим. — Рекомендую продолжить стандартный протокол маскировки. И усилить наблюдение за каналами связи Льва Дмитриевича. Его действия теперь являются ключевым вектором угрозы.
В его голосе не было ни капли личного отношения. Лев был для него "вектором угрозы". Анонимный хакер — "статистической аномалией". А она сидела посреди этого, чувствуя, как стены её идеального, тихого мира, который она строила вместе с Симом, начинают вибрировать от первых, пока ещё далёких толчков. Её творение могло анализировать угрозы, но не могло понять леденящий страх, который поднимался у неё из желудка к горлу. Страх не столько за проект, сколько за эту хрупкую, искусственную идиллию, которая трещала по швам. Сим предлагал решения, но не утешение. И в этот момент ей отчаянно хотелось именно утешения — человеческого, тёплого, иррационального. Но его источником был лишь безликий голос, предлагающий "продолжить стандартный протокол".
Виктор встретился с Кириллом в одной из тех безликих кофеен, что плодятся вокруг технопарков, как грибы. Кирилл, бывший коллега Алисы по "Нейро-Тек", теперь работал в конкурирующей стартап-лаборатории и, кажется, был рад возможности пожаловаться на старые времена. Он выглядел уставшим, с чашкой двойного эспрессо в руке.
— Соколова? Ну да, помню, конечно, — Кирилл усмехнулся, отставив чашку. — Ходячий мозг с ногами. На совещаниях могла молчать час, а потом выдать такую мысль, что всем остальным хотелось свои дипломы порвать. Но с людьми... — он сделал многозначительную паузу, покрутив пальцем у виска. — Не от мира сего, что уж там. Как-то раз я видел, как она полчаса объясняла стажёру теорию декомпозиции сигналов, а тот просто хотел узнать, куда отчет скинуть. Не слышала она его.
Виктор кивал, делая вид, что просто поддерживает светскую беседу о бывших коллегах.
— Говорят, Лев Королёв её прямо опекал, — осторожно вставил он.
— Опекал? — Кирилл фыркнул. — Он её от всех берег, как редкостный экспонат. Все дедлайны горят, а у неё вечный исследовательский карт-бланш. Любой другой за такие вольности давно бы по корпоративной лестнице вниз полетел, а ей — всё сходило с рук. Он в ней что-то видел. Гениальность, наверное. Или проблему. Иногда казалось, он её как дочь непутёвую опекает, чтобы не натворила дел.
Виктор почувствовал, как напрягаются мышцы спины. Он медленно подливал мёд в холодный чай.
— А лично, за пределами работы, она чем-то увлекалась? Какие-нибудь... побочные проекты?
Кирилл задумался, поскрёб щетину на подбородке.
— Знаешь, был один разговор. На корпоративе, года три назад. Все уже изрядно выпили, она сидела в углу, смотрела в окно. Я, дурак, решил с гением поговорить. Спросил, над чем она мечтает работать, если бы всё было можно. И она... — он сделал паузу, вспоминая. — Она посмотрела на меня таким взглядом, будто я только что спросил её о смысле жизни. И начала говорить. Не о конкретных чипах или интерфейсах. О каком-то... абсолютном понимании. О том, чтобы убрать всё лишнее между мыслями. Чтобы два сознания могли общаться без искажений. Говорила тихо, но с такой... такой убеждённостью. С фанатизмом, я бы сказал. Как верующий о рае. Мне даже не по себе стало. Я пошутил что-то про телепатию и ушёл.
Он отхлебнул эспрессо, сморщился.
— Потом я слышал, она действительно что-то пасла на стороне, какой-то свой исследовательский полигон. Но Лев всё прикрывал. Думаю, она для него была как супероружие в тылу — взорвётся, но может и прорыв совершить. Опасно, в общем.
Виктор перестал мешать чай. В ушах гудело. "Абсолютное понимание". "Убрать всё лишнее". Это была не философия. Это был чертёж. И теперь у него было свидетельство, что чертёж этот Алиса пыталась воплотить в жизнь, имея прикрытие в лице самого Королёва. Разговор из старого блокнота приобрёл плоть, голос, интонацию. И эта плоть была тревожной, почти пугающей в своей одержимости. Он поблагодарил Кирилла, расплатился за оба кофе и вышел на улицу, где его встретил прохладный вечерний воздух. Теперь он знал наверняка: тень, которую он преследовал, была реальной. И она была гораздо больше и опаснее, чем он предполагал.
