— Думаю, до самого конца.
Он произнес слова так тихо, что мне почудился в них двойной смысл.
Сам же старик начал готовиться к своему излюбленному делу. Достав из кисета мятый платок, он расстелил его на скамейке и выложил огниво, трут и ершики. После тщательного продувания трубки, он выбил ее о тыльную сторону ладони и прочистил мундштук ершиком. Его глубокая сосредоточенность немного нервировала меня. Такое ощущение, будто старик вершит ритуальное таинство. Меня так и подмывало съехидничать и спросить, что ему важнее: разговор со мной или его бесценная трубка.
Прикрыв от наслаждения глаза, граф наконец-то задымил и, выдержав паузу, тихо произнес:
— Я бы все равно поговорил с тобой, если бы ты не пришла. Приехал бы к твоей тетке, — признался старик и взглянул на меня сквозь дымовую завесу. Глаза у него слезились, то ли от едкого дыма, то ли от переизбытка чувств. — Ты ведь и сама хочешь этого разговора. Тебе ведь не безразлично... все это. Только вот я не совсем еще понял, что все-таки тебя влечет больше: развалины за моей спиной или твой дед-дуралей.
Решив, что юлить глупо, когда сама же требую откровенности, я призналась:
— Да, я ждала этого разговора, — продолжала я, — С утра я готова была забыть все, сделать вид, что не знаю вас. Но поняла, что не в силах отказаться от открывшейся возможности. Когда стоишь всего лишь в шаге от мечты, никакие преграды не способны остановить это шаг.
— А что, есть какие-то преграды?
Старик как всегда лукавил.
— Вы же прекрасно знаете, что есть. И не прикидывайтесь, от вас за мили несет лукавством.
Я подошла к берегу и ступила на бревенчатый мост. Кажется, десятки лет прошли с того дня, когда я сидела здесь, свесив ноги в воду, и увлеченно рисовала, а под ивовыми ветвями стоял смешной человечек, похожий на лепрекона, в зеленом сюртуке и котелке, и наблюдал за мной.
— А куда у вас делась борода? — неожиданно выпалила я, и сама же вместе со стариком изумилась столь нелепому началу.
— Здесь какой-то подвох?
— Да нет же, — засмеялась я. — В детстве я слушала истории о родителях, и Мэг, описывая графа, говорила, что у него, то есть у вас, седая борода. Я и представляла вас таким грозным стариком с крючковатым носом и длинной лохматой бородищей.
— А вместо этого я оказался сморщенным коротышкой с жиденькими волосиками на макушке! Не совсем подходящий облик для графа Китчестера, да?
Мы оба улыбнулись этому замечанию, и натянутость, сковывавшая нас, немного отступила.
— На самом деле у меня была борода, — сказал дед, ощупывая подбородок, — но я долго болел, после того как... после того как выгнал Эдварда, и все мое бородатое богатство повылазило.
— Вы переживали?
— Из-за бороды то? — спросил он и хохотнул, увидев мой возмущенный взгляд. — Думаешь, я совсем бессердечный? Я очень хочу, чтобы ты поняла, почему я сделал то, что сделал, и, если сможешь, простила.
— Вам не у меня надо просить прощения. Мне вы ничего плохого не сделали.
Он хотел возразить, но лишь еле заметно покачал головой.
— Каждый день я проклинаю себя за трусость. Я уговариваю себя, что вся беда в нашей фамильной гордости — все Китчестеры, горды до безобразия, — но я уже слишком стар, чтобы прикрывать правду высокопарными словечками. Я боялся, Роби, страшно боялся, что услышу от Эдварда отказ, и все из-за той же гордости.
— Но вы даже не попытались! Я не верю, что отец отказал бы вам.
— Мы в жизни поступаем так, как считаем единственно верным. Но если ошибаемся, то узнаем об этом слишком поздно, чтобы что-то исправить. Мне тяжело признаваться в этом. Я ждал, что он сам вернется! Тогда мне казалось, что я прав, а Эдвард оскорбил меня, не приняв моей воли. Он еще слишком глуп, думал я, а эта ситуация хорошо прочистит ему мозги и научит кое-чему в жизни. Нужда и заботы скоро ему опостылеют, и он прибежит обратно! Так я рассуждал...Но вышло иначе. Время шло, а от него не было ни слуху ни духу. Только тогда я понял, что совершил. И самое неприятное — я осознал собственное бессилие что-либо исправить.
— Но почему? Я до сих пор не понимаю, почему вы выгнали его, чем вас не устроила моя мать? — мой голос зазвенел. Я чувствовала, как во мне нарастает буря возмущения и горькой обиды за своих родителей.
— Потому что был слеп! Потому что не заметил, когда мой сын перерос свою юношескую мечтательность. Он стал таким же гордым, как и все Китчестеры. Ему нужна была самостоятельность, а не твердая отцовская рука, которой я хотел управлять им. Боже, как я был зол тогда! Мой собственный сын не захотел подчиняться моим приказам! Это случилось впервые, и оттого было еще более оскорбительным. Я так вспылил, что готов был собственными руками придушить его, но, слава богу, Нора была рядом...
Старик замолчал, не в силах продолжать. Я же не смела отвести взгляд, боясь пропустить малейшее изменение его лица. И уловила момент, когда этот человек, будто переломался в хребте, его плечи опустились, а тело ощутило весь груз прожитых лет. В один миг он сделался смертельно уставшим. Словно почувствовав мою жалость, он в негодовании на самого себя побледнел и очень громко, почти яростно, крикнул:
— Да, я жалок! Да, виноват! Я совершал поступки по своей воле и, если не смог справиться с жизнью — не должен винить в этом других! Я требовал от сына того, что был не в состоянии сделать сам. И впал в ярость, когда оказалось, что у него собственное мнение на этот счет.
Он все больше распалялся. В его глазах зажглись искры гнева, беспощадного, тяжкого, но оттого еще более скорбного гнева на себя и собственное бессилие.
— Я сразу понял, что Эдвард долго настраивался на этот разговор, и пришел только тогда, когда превратил себя в кремень. Но я не верил в его серьезность. Глупец!
— Расскажите же, наконец! — прервала его я. Он, вздрогнув, посмотрел на меня, и я поняла, что вырвала его из плена воспоминаний. Его взгляд был рассеянным, словно он не узнавал меня. Но вот он затеплился и старик улыбнулся. Улыбнулся почти по-детски счастливой улыбкой.
— Ты, внучка, торопыга! — дед снова улыбнулся и, как бы вслушиваясь в звучание слова, повторил с забавной нежностью — Внучка... внученька... Ну-у, раскраснелась, словно на тебе солнце переночевало. Ну-ка, давай, привыкай уже!
Я рассмеялась, но не от того что мне смешно, а чтобы скрыть смущение, охватившее меня.
Слушая деда, я задумалась о новом статусе. Какие перемены ждут меня? И ждут ли?
Граф же рассказывал. И его стариковская память воспроизводила все детали с необычайной точностью.
Все произошло из-за денег. Уже в те времена Китчестеры испытывали серьезные денежные затруднения. Дом разваливался на глазах, и существовала постоянная угроза попасть под обломки или провалиться. На деньги от арендаторов кое-как поддерживалась видимость достатка: вывозили Эллен в свет и устраивали небольшие приемы для соседей. Поэтому-то граф и задумал женить сына на наследнице. Тем более, крупная рыбка сама плыла в руки: соседнее поместье с недавних пор принадлежало промышленнику с весьма солидным доходом и тремя дочерьми на выданье. Он, как и все торгаши, мечтал породниться со знатным родом и войти в общество. Но в тот момент Эдвард Сноу уже встретился с Каталиной Уилоуби.
-...Видите ли, он полюбил и горько сожалеет, что не оправдал моих надежд. Мы спорили, но мальчишка был глух ко всем приказам и...мольбам. Все твердил, что у него обязательства. Какие обязательства, кричал я! На что ты, черт возьми, намекаешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты треклятый болван и твое приключение имело последствия?! Ведь не явился ты сюда сообщить, что хочешь на ней жениться? Еще чего! Пренебречь долгом и предать семью ради какой-то девки!...
В порыве волнения граф схватил стоявшую рядом трость и изо всех сил стукнул ей по стволу дерева, так что послышался хруст, и на отполированной поверхности появилась трещина. Старик ничего не заметил, продолжая возмущенно выкрикивать:
— Чтобы мой сын и наследник женился на дочери нищего! Да черт бы его побрал, если он это сделает! Пусть тогда купит себе метлу и подметает улицы! А я знать не желаю предателей!
Он резко замолчал, поднеся руку ко лбу. На лбу выступили капельки пота, он стряхнул их пальцами. Ему требовалось отдышаться, чтобы прийти в себя.
Я же, слушая как завороженная, легко представляла себе все перипетии и чувства отца и деда. Я понимала эту бурю протеста, которую вызвала в графе решимость сына идти своим путем.
— Не думай обо мне плохо, Роби. Я никогда не был бесчувственным. Но я был беспощаден, и, в первую очередь, к самому себе. Я люблю Китчестер! Мне хочется выть и рвать волосы, когда я вижу, как рушатся его стены, как он по камешку умирает на моих глазах. Всей душой я жажду восстановить замок. И выбрал для этой цели самый легкий путь. Женить сына на деньгах!... Но он женился по любви, и я потерял его... навсегда. И сына и Китчестер. Сейчас дом в еще более плачевном состоянии, а его хозяин, до последнего времени готов был в любой момент слечь в могилу.
— До последнего времени? Из-за Дамьяна? Вы рассказывали, что с его появлением граф снова ожил и что ему понравился мальчик. Это же были вы.
— Да, и из-за этого тоже, но есть и другие причины. Гораздо более важные.
— Какие же? — спросила я и почувствовала глупость вопроса. Вот же я, причина, сижу рядом с ним. Но мне захотелось, чтобы он произнес это вслух, сказал, что я ему просто необходима.
— Когда появился Дамьян, я увидел в нем того, кто сможет возродить Китчестер. Поэтому я стал учить его вести дела и постепенно внушать мысль, что возможно в будущем замок будет его.
— Так значит, вы все-таки хотите сделать его наследником?
— Хотел... Я даже подготовил все бумаги, чтобы усыновить его.
— О, вы хотите усыновить его? — недоумевая, переспросила я.
— Для наследования он должен официально войти в круг моих близких родственников, а для этого требуется усыновление. Хотя, конечно, прав он будет иметь гораздо меньше, чем мой родной сын. Я не смогу передать ему свой титул, и заседать в палате лордов он тоже не сможет.
— Не велика потеря для Англии, — не удержалась я от ехидства.
— Без Эдварда я лишился наследника. Ты видела мою семью, от этих молокососов пользы, как от клопов, только кровь сосут да дрязги разводят. Что они могут дать Китчестеру? Окончательную гибель! Поэтому, когда на горизонте появился Дамьян, я даже не задумывался. В мальчишке есть все, что я хотел бы видеть в сыне... Ругай меня сколько хочешь! Я знаю, что заслуживаю упрека, но ничего не могу поделать с собой, я так чувствую и честен с тобой.
— Я не упрекаю вас... ну, может, только самую чуточку.
Его рука сжалась в кулак, и, прежде чем продолжить, он какое-то время смотрел на нее невидящим взглядом. Несмотря на его высокомерие, он тоже страдал.
— Мой сын... — старик тяжело выдохнул, слова давались ему с трудом. — На Китчестер ему было наплевать. Поэт, витающий в облаках, писака... Когда я узнал, что Эдвард зарабатывает деньги, я был сильно удивлен. Он мог бы корпеть над писаниной, пытаясь заработать гроши... но чтобы получать деньги за улучшение хозяйства, такой практичности я от него не ожидал.
— Вы что следили за нами?
— А ты как думала? С глаз долой из сердца вон! Не мог же я бросить его умирать в нищете. Я нанял людей, которые слали мне доклады. Если бы что-то пошло не так, я оказал бы поддержку. Ну, само собой, тайно. Только этого не потребовалось. Эдвард раскрыл в себе черты характера, о которых ни я, ни, видимо, он сам не знали. Он сумел обеспечить вас!
— Значит, все это время вы знали о нас и обо мне. И ни разу не захотели встретиться?!
— Я трусил, Роби. Поверь, я очень хотел... Я вижу, ты мне не веришь, но это правда. Теперь же мы встретились, и я хочу сделать для тебя все то, что задолжал сыну.
— Почему же вы не приехали, когда узнали о смерти родителей? И почему же столько времени не давали о себе знать? Только не говорите, что боялись?
— Я знал, что ты в хороших руках. Твоя тетка славится по всей округе. Кроме того, с ней ты быстрее бы пришла в себя после трагедии, чем у нас. Элеонора и Эллен вряд ли дали бы тебе необходимые теплоту и заботу. А вот Гризельда Уилоуби смогла.
— Да, она самая замечательная тетя.
— Вот видишь! И потом, я думал ты ненавидишь меня или... или вообще не знаешь о моем существовании. Поэтому я выжидал подходящего момента, чтобы познакомиться с тобой. Не знаю, сколько бы я так выжидал и трусил, если бы не случай.
— Едва ли наша встреча случайна! Я уверена, вы все подстроили.
Дед захохотал, да так что захлебнулся собственным смехом и закашлялся.
— У меня что, по-твоему, дар ясновидения прорезался?!
Я хмуро сдвинула брови и пожала плечами. А дед, все еще посмеиваясь, объяснил:
— Вот уже десятки лет я просиживаю на этой скамейке долгие часы, любуясь на бушующие потоки воды. И вот однажды, придя сюда после недолгого перерыва, я увидел девушку. У тебя было вдохновенное лицо, и оно сияло счастьем. Я сразу узнал тебя. Ты очень похожа на Эдварда.
— Зачем же надо было разыгрывать спектакль?
— Чтобы узнать тебя, узнать твое отношение ко мне. Представь, если бы я тогда сказал, что я — граф Китчестер, твой дед, что бы ты сделала, а?
— Наверное, высказала бы все, что о вас думала. И уж будьте уверены, вам бы это ни капельки не понравилось.
— Вот именно.
Я почувствовала в его словах неприкрытую грусть и мне стало стыдно, за всю ту злость и обиду, которые когда-то точили мне сердце. Я подошла к нему и сжала его ладони, вкладывая в этот жест все чувства, бушевавшие в моей душе. Он все понял без слов.
— Мы ведь стали родными друг другу, внучка. Не отворачивайся от меня.
— Вы правы, мистер Лемуэл. Я уже не могу представить свою жизнь без вас...
— Ты настоящий Китчестер, Найтингейл. И я думаю, моя новость будет тебе по душе.
— Какая новость? — насторожилась я. С меня уже было достаточно неожиданностей.
— Я сказал, что хотел сделать Дамьяна своим наследником. Теперь же мне незачем это делать. У меня есть настоящий наследник, точнее наследница.
— Но вы не можете...
— Ты моя кровь, Найтингейл. Ты и только ты, обязана стать владелицей Китчестера. Я не смогу загладить свою вину перед тобой — это невозможно. Но я хотя бы сделаю то, что должен был сделать для своего сына. Именно из-за этого я и ездил в Лондон, где подготовил бумаги, в которых официально признал тебя своей внучкой и составил новое завещание.
Мне стало не по себе. Его слова ошарашили меня, я никак не могла поверить, что граф действительно предлагает мне подобное. Стать хозяйкой Китчестера! Я обернулась и посмотрела на замок. В сером утреннем свете, окутанный уже почти прозрачной дымкой тумана, он казался таким нереальным, и таким далеким, словно отражение из потустороннего мира.
— А как же майорат? — выдохнула я, и мой голос прозвучал слишком визгливо.
— С этим, слава богу, все в порядке. Еще во времена Реставрации мой пра-какой-то-дед сумел с выгодой для себя использовать политическую ситуацию в стране и расположение Карла II, получив разрешение изменить порядок наследования Китчестера. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его дочери и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола. С тех пор мы сохраняем это право, и, должен сказать, что наш род один из немногих, кто имеет его...
