Трудная профессия: Смерть

— То есть, неправильный выбор всегда влечет за собой больше жертв?!

— Именно так.

Я была шокирована этой информацией.

— Это те самые знания, которые были использованы против людей?

— Да. Давно, но среди нас были те, кто пытался перекроить мир на свой лад, используя эти знания. Они оставили умирающих без помощи, тем самым вызвав общий дисбаланс, а затем принялись уничтожать неугодных им людей, время которых еще не пришло, еще более раскачивая жизненный баланс. Затем они вернули его к равновесию. Разумеется, снова за счет жертв. В результате численность населения сильно сократилась, количество жизни значительно уменьшилось, хотя баланс в итоге и был соблюден.

Я в ужасе смотрела на наставницу.

— Как это возможно?! Чем им не угодили те люди?

— Сейчас уже сложно судить, чем именно они руководствовались. Намерения провозглашались, конечно же, благие — очистить мир от человеческой грязи. Но они совершили недопустимую ошибку. Как полагаешь, какую?

Я мучительно размышляла, но тщетно. Каким же должен быть ход мыслей, что бы вызвать в итоге такие действия?!

— Нет, не понимаю, — честно сказала я. — Я разочаровываю Вас, но лучше Вам знать правду.

— Ты не разочаровываешь, если бы все было настолько однозначно, проблемы бы не существовало.

— Хорошо, я не знаю, до чего додумаюсь и додумаюсь ли, но полагаю, на практике все проще. Как бы ни было, мы не вправе судить, кто достоин жизни, а кто нет. Я просто буду руководствоваться исключительно жизненным балансом. Правда пока не понимаю, как поступать в случае, если есть несколько равноценных вариантов.

— Равноценных вариантов никогда нет, ты это еще осознаешь. Но ты уже ответила на мой вопрос и ответила правильно, — слегка улыбнулась наставница.

— Разве?

— Да. Ошибка заключалась в том, что они позволили себе решать, кто достоин жизни. У нас такого права нет, жизнь любого человека бесценна.

Я задумалась, потом с горечью сказала:

— Но я тоже совершила эту ошибку. Я позволила себе решить, что Арина более достойна жизни, чем другие...

— В определенном смысле, да. Но ты не сознавала последствия этого решения. Кроме того ты пыталась дать жизнь достойному, а не отнять у недостойного. Поэтому я и приняла решение тебя учить.

Ничего особенного в том, что бы видеть детали жизненного баланса не оказалось, я усвоила навыки всего за несколько дней. Это умение несколько изменило мои представления о том, что и зачем мы делаем. Оксаремия была права, я осознала, что действительно не бывает двух одинаковых случаев, каждая жизнь уникальна и уникален ее вклад в жизненный баланс. Теперь я понимала и то, в чем заключается выбор смерти в случае дисбаланса — лишь в том, что бы вычислить вариант, при котором остается как можно больше жизни и последовать ему. И этот выбор был очевиден тем, кто умел видеть баланс детально.

Я не могла понять, хорошо это или плохо. С одной стороны я, наконец, убедилась, что моя наставница была права — мы на самом деле не убиваем людей. Выпивая жизнь из тех, чей путь подошел к концу, мы позволяем этой жизни двинуться дальше, обрести новое воплощение. Но одновременно я окончательно перестала видеть смысл в нашем существовании. Если наш выбор вовсе не выбор, то зачем мы нужны? Почему природа не сделала умирание безликим процессом, никак не зависящим от тех, кто может мыслить и чувствовать, тем более это может привести к страшным последствиям? Кажется, у вселенной все-таки серьезные проблемы с логикой...

Дни обучения я мало общалась с соученицами. У нас назревали бытовые проблемы, но пока они были не так важны. Да, в доме был беспорядок, какого никогда бы не допустила наставница, мы две недели питались, чем придется, а в прачечной уже три дня пользовались фонариком, потому что перегорела лампочка. Но меня пока беспокоили не бытовые сложности, были проблемы серьезнее. В первую очередь, отсутствие двух столь необходимых членов группы — следующее дежурство было не за горами, из-за переноса графика у нас к тому же был на две недели меньший перерыв, чем мы привыкли. Другой проблемой было то, что соученицы все больше приходили к идее, что многие вопросы могут решать самостоятельно, не оглядываясь на мое мнение.

Вообще говоря, я вовсе не хотела ими командовать, но видела, что наша усиливающаяся разрозненность в конечном итоге приведет к краху группы. Однако все мои попытки как-то подвести остальных к этой мысли натыкались на все более агрессивное противодействие. Соученицы искренне не понимали, почему вдруг они должны слушать меня в том, что не касается непосредственно нашего долга. И мне сложно было их винить, прямо скажем, я никогда не была примером для подражания.

Все начинало разваливаться буквально на глазах. Я не знала, кто и когда придет домой, на кого я могу рассчитывать, что бы сложить с себя часть забот о больных наставнице и Джуремии, нужно ли мне заботиться об ужине, или все поедят где-то еще. Я понимала, что в день дежурства или при дисбалансе все явятся по первому зову и вряд ли будут мне противостоять, — мы объединены одним долгом, который важнее наших претензий друг к другу.

Однако все остальное время соученицы желали жить своей жизнью. Лузза окончательно ушла в себя, Танремия все чаще дерзила и постоянно отсутствовала дома, а Каттер вроде бы пыталась даже помочь, но в целом и она с каждым днем все сильнее отстранялась. Меня ждала еще одна серьезнейшая проблема, которую я поначалу по глупости своей даже не предположила, хотя это лежало на поверхности.

Получив от наставницы необходимые знания и навыки, касающиеся деталей жизненного баланса, я была предоставлена сама себе. При возникновении дисбаланса мне все равно следовало позвать на помощь либо старшую Элиремию, либо наставницу Оксаремию, что бы они первое время могли увериться, что я все делаю правильно. Но пока с балансом проблем не было, я могла заниматься своими делами.

Одним из таких моих дел была забота о наставнице и Джуремии. Заканчивалась вторая неделя с момента автокатастрофы, я постоянно наблюдала за ними своими методами и видела, что Джуремии становится однозначно лучше, хотя врач осторожно говорил о небольшой положительной динамике, которая не должна меня чрезмерно обнадеживать. В состоянии наставницы заметных мне изменений не было.

Я поздоровалась с медсестрами, дождалась Евстигнеева. Вопреки обыкновению он не стал коротко разговаривать со мной в коридоре, а позвал к себе в кабинет.

— Ксения, мне нужно обсудить с вами перспективы лечения.

— Наверное, но я в этом ничего не понимаю.

— Я постараюсь объяснить вам как можно понятнее.

Должно быть, он действительно старался, но понятнее не было. Все, что я для себя вынесла из его речи, что пора приступать к более радикальным способам лечения, если же меры не предпринимать, шансы обеих на хороший исход резко уменьшатся. Нужно пробовать разные методики лечения, — он уверенно обосновал каждую из предложенных, но для меня это было пустым звуком.

— Послушайте, — в какой-то момент устало перебила его я. — Я не разбираюсь в этом, но я полностью доверяю вашему мнению. Скажите мне, что от меня требуется, я постараюсь это сделать.

Евстигнеев протянул мне лист бумаги.

— Здесь список необходимых лекарств и процедур на ближайший месяц. Что бы вам было проще ориентироваться, я указал ориентировочные цены. Чем быстрее мы приступим к лечению, тем будет лучше.

Я смотрела в список и понимала, что уперлась лбом в очередную стену.

Глава 21

Из больницы я пошла в сторону дома пешком, преследуя сразу две цели: сэкономить на проезде и получить время для спокойных размышлений. Я, наконец, осознала, что очень легкомысленно упустила из виду финансовую сторону нашего существования. А ведь, казалось бы, не первый раз сталкиваюсь с нехваткой денег... Но, так или иначе, а проблема существует и ее надо как-то решать, причем срочно.

Итак, что мы имеем? Шесть персон, включая меня. Нам нужно питаться, мыться, одеваться, оплачивать жилье, телефоны и прочие мелкие потребности. К тому же две из нас нуждаются в достаточно дорогом лечении и уходе. Полагаю, в итоге расходы не маленькие, но нужно узнать точно, сколько нам требуется денег.

А что с доходами? У меня небольшая зарплата младшего лаборанта на полставки и немного сбережений на счету. Луззаремия где-то работает, надо срочно выяснить, где именно и за какую зарплату. Каттеремия и Танремия? Скорее всего, нет, но стоит спросить, возможно, я просто в очередной раз не в курсе дел своих соучениц. Кстати, младшие вроде примерные студентки, а значит, можно надеяться еще на стипендию.

Нужно также выяснить, нет ли у нас доступа к средствам наставницы. После того, как я осенью сбежала, прихватив ее деньги, а также мелкие сбережения соучениц, наличные в нашем доме перестали лежать на виду. Но не исключено, что наставница просто их спрятала. У нее также наверняка есть счет в банке; может быть, мы сможем им воспользоваться...

Вскоре я добралась до дома и от размышлений перешла к активным действиям. Год назад гнева наставницы я боялась больше всего, а сейчас без сомнений пошла в ее комнату, устраивать несанкционированный обыск с целью изъятия денежных средств, если повезет. В этой комнате я, да и остальные соученицы, бывали нечасто. Наставница обычно уходила туда только поздним вечером, завершив все свои дела, а ранним утром уже встречала нас полностью собранной. И я впервые за всю жизнь была здесь тогда, когда хозяйка комнаты отсутствовала. Это было странное ощущение, сбивавшее меня с толку. Было сложно просто приступить к выполнению своей задачи — поиску денег. Как бы ни оправданно это было в данной ситуации, я чувствовала, что этим грубо нарушу неприкосновенность ее личного пространства.

В тишине я задумчиво провела взглядом по комнате, будто видела ее впервые. Вдоль одной стены протянулся библиотечный шкаф. В углу стояло мягкое кресло, рядом с ним были небольшой столик и торшер. У кровати располагалась тумбочка со стеклянными дверцами, за которыми виднелось невероятное количество разнообразных свечей — на самой тумбочке тоже стояло несколько штук. У окна стоял письменный стол с компьютером, принтером и сканером. Поверхности уже покрылись тонким слоем пыли, воздух словно замер на месте. Но все же это была опрятная, чистая и достаточно уютная комната.

Я тряхнула головой и решительно направилась к окну, что бы проветрить помещение, затем начала методично проверять все уголки. Мне улыбнулась удача, пусть и не слишком широкой улыбкой. В столе у наставницы были наличные, не самая крупная сумма, но достаточная для оплаты пары-тройки недель лечения. Там же я обнаружила аккуратно сложенные счета и квитанции, документы на банковское обслуживание Светланы Мягковой. Хорошо, теперь попытаемся свести дебет с кредитом...

Я расположилась прямо за ее столом — ни к чему таскать документы без нужды туда-сюда, пусть лежат в одном месте. Вытащив из принтера пару чистых листов бумаги и откопав в столе карандаш, принялась внимательно изучать найденные источники ценной информации. К моему счастью, наставница аккуратно и своевременно оплачивала счета, так же аккуратно и систематизировано их хранила. За июль у нас долгов не было. Но за август сумма получалась определенно больше моих текущих возможностей, — а это только расходы на коммунальные услуги... Я не разгребла еще и половины бумаг.

— Ксюаремия! — услышала я голос Луззы — Ты дома?

— Да! Я в комнате наставницы, иди сюда!

Луззаремия нерешительно замерла на пороге, смотря на меня так, будто я не сижу за столом наставницы с бумагами, а отплясываю канкан на алтаре.

— Заходи, ты очень кстати. Мне нужна твоя помощь.

— Что ты здесь делаешь?!

— Разбираюсь со счетами. У нас серьезные проблемы.

— А что это за деньги? — она указала на купюры.

— Эти деньги я нашла в столе наставницы. Лузза, я сказала, что у нас серьезные проблемы, тебя это не интересует?

— Ты залезла к ней в стол? Что за проблемы?

— Я залезла к ней в стол, в шкафы и под матрас. Потому что мне нужны деньги на лечение для нее и Джуремии, на оплату счетов, нам на еду и прочие нужды. Я столько не зарабатываю. Посмотри список от врача, — я протянула ей лист.

Луззаремия хмуро прочла список.

— Что делать? — наконец спросила она.

— А я знаю? Давай соображать. Луз, да сядь ты уже в кресло!

— Это же комната наставницы! — судя по ее тону, я предложила ей танцевать канкан вместе.

— И что? Я не хочу выносить отсюда документы без необходимости, а нам надо с ними поработать. Будешь стоять, пока ноги не отвалятся? Можешь сесть на пол, если оскорбляет идея сидеть на мебели наставницы.

— Ладно, — с сомнениями Луз примостилась на краешке кресла.

Я протянула ей свои записи.

— Смотри. Справа я выписала наши расходы, до каких додумалась. Слева реальные и предполагаемые доходы, имеющиеся деньги. Зарплаты, стипендии, счета и наличные. Теперь давай прояснять и уточнять.

Лузза задумчиво посмотрела в записи, вписала два числа.

— Это моя зарплата и то, что есть на моем счету.

Негусто. Я надеялась на большее.

— А почему ты отметила зарплаты Танре и Каттер? Они ведь не работают?

— Я не знала точно насчет их работы и немного размечталась. А что со стипендиями, получают?

— Насчет Танре не знаю, спроси ее. А Каттеремия точно нет, она учится на платном отделении.

— Только этого не хватало.... А этот год, часом, не оплачен еще? — я принялась копаться в бумажках. — Так, вот эти квитанции... Плохо, судя по ним, оплата производилась дважды в год перед началом нового семестра. Соответственно, в конце августа и в конце января. За этот год квитанции нет.... Каттер скоро вернется?

— Не знаю, — я набрала номер Каттеремии.

— Алло?

— Это Ксения. Ты мне нужна, когда будешь дома?

— Уже еду, примерно через полчаса.

— Хорошо, жду, — я отключилась.

— Может быть, наставница успела ей дать деньги на оплату этого семестра? — без особой надежды спросила я у Луззы.

Она пожала плечами.

— Ладно. Лузза, как ты обычно распоряжаешься своей зарплатой? Что-то отдавала наставнице?

— Нет, она никогда у меня деньги не забирала, я их трачу на себя.

— Луз... прости, но я не наставница. Я не потяну сама такие расходы.

— Я понимаю, — успокоила она меня. — Ксюар, я умею считать и знаю, что это я должна бы сейчас ломать голову над этими проблемами, а не ты. Ты можешь распоряжаться всеми деньгами, которые у меня есть. Хотя бы это я способна сделать.

— Спасибо. Но я хочу попросить тебя еще кое о чем.

— О чем?

— Начни согласовывать со мной свои планы. Я знаю, что ты часто ходишь к наставнице и Джури, но не знаю, когда именно и зачем. Мы превратили дом в свинарник, я хочу установить график дежурств, мы так делали на институтской практике. Нужно что-то делать и с питанием — покупать готовую еду слишком дорого. Нужно вообще вводить жесткую экономию.

— Все слишком сильно меняется... — тоскливо произнесла Лузза.

— Понимаю, для меня тоже. Но у нас нет выхода.