Не-не-не, это тоже не вариант.
К дьяволу загадки — Ай-дишник падает под ноги прибалту.
— Что там у вас за предложение было?
— Предлагаем разойтись краями. Мы уезжаем. Вам остается техника и груз.
— Сколько грузовиков уходит?
— Два грузовика, багги и пикап.
— А чего Хамви не берете?
— Зачем? — искренне удивился моему вопросу прибалт.
Действительно зачем.
Грузовик штука намного более полезная.
Итого четыре машины.
А Мискас говорил, что их осталось шестеро, при одном смертельно раненом.
Значит, второму раненому досталось достаточно серьезно и за баранку его не посадят.
Да у них там воевать некому.
Хотя, рисковать с атакой все равно не будем. Смысл подставляться под пули из-за хабара.
Это ночью мы воевали за свои жизни.
А сейчас пусть берут, что хотят и проваливают. Нам все равно ништяков перепадёт.
Так что, пусть берут и едут, не жалко.
Но мы всё-таки подстрахуемся.
— Не-не-не, так не годится. Вы нам УАЗик прострелили. Так что пикап остается. Теперь у меня на него большие планы. Вас шестеро, по сути даже пятеро, Двух грузовиков и багги вам вполне хватит. В тесноте, как известно, да не в обиде поедете. Устроит такой расклад? Нет? Ну, нет, так нет. Война продолжается, — сухо щелкает второй курок обреза.
— Подожди! Не стреляй! Я не могу принимать такие решения, надо главному доложить.
Вот это правильный ответ, именно в расчете на него я и нагнетал условия контрибуции.
— Не надо докладывать. Некогда мне ждать пока ты двадцать раз туда-сюда бегать будешь. Сюда его зови. Без твоей беготни закроем тему.
Мне будет спокойней, если главарь нападавших сидеть передо мной будет.
А избавиться от него было бы совсем чудесно. Без главаря эта шайка шакалов сможет лишь бежать без оглядки.
— Как скажешь. Я пойду, передам твои условия, — Мискас, или как там его на самом деле зовут, порывается рвануть к подельникам. Повернувшись ко мне задом, прибалт продемонстрировал след рифленой подошвы отпечатавшийся на его заднице.
— Стоять! Я тебя не отпускал! Стой, где стоишь!
— Так, а как же?........
— А вот так. Степаныч! Будь ласков, принеси "Кенвуд" из брони.
— Что принести? Так и не покинувший поста, Степаныч высунулся над броней борта.
Не понял? Где это его так?
На лице пожилого водителя наливается фиолетом огромный синяк, правый глаз прикрыт здоровенным отёком, подбородок и рубашка на груди обильно залиты засохшей за ночь кровью.
— Ась? Что принести? Не понял.
— Справа от руля рация лежит, маленькая, чёрненькая, с антенной выдвижной. Принеси ее сюда, будь ласков, — как ребенку объясняю Степанычу, что от него требуется.
— Нерусский, надо пояснять, что твоя жизнь напрямую зависит от твоего красноречия? Если в вашем дружном коллективе расклад, как ты на исповеди отчитался, то вашему "бригадиру" коллектив выдаст пинка еще посильнее твоего. Молись в рацию, — вручаю прибалту Кенвуд.
Пока прибалт перетирает с бандитами условия дальнейших переговоров, интересуюсь у Степаныча — кто его так приложил.
— Да пистоль здоровенный, который вчерасе с трупака сняли. Я из него сшиб того бедолагу, который из-за стены выскочил, — Степаныч виновато замялся.
Вот ведь — под полтинник мужику, а как первоклассник перед училкой мнется.
— Нерусский, а ты чего лыбишься? Что-то веселое увидел? Я тебе сейчас такую травму организую, остаток жизни только и сможешь, что милостыню просить. Подавать на ура будут, не сомневайся. Я уж постараюсь, с фантазией тебя уработаю.
Ухмылка исчезает с лица прибалта.
Ну вот, так-то оно лучше намного.
Киваю Степанычу — продолжай.
— У этого пистоля отдача, как у танковой пушки. Как копытом в морду прилетело. Я даже подумал, грешным делом — все, отмучился Степаныч. Ан нет, только пол морды разворотило.
— Да ладно, нормально все, отец. До свадьбы заживет.
— Шутки у тебя, — обижается на подколку Степаныч.
— Какие тут шутки. Ты же еще.... — сжимаю кулак в интернациональном жесте, символизирующем размер и упругость мужского полового органа. — Ну вот, раз ты еще о-го-го, будет и свадьба. В лучшее надо верить. И к нему же стремится.
Муха забеспокоилась — к нам опять гости. Посмотрим, что у них за "главный".
— Степаныч, давай на пост. Недолго осталось.
Из-за форта вышел новый, ранее не виданный мною персонаж.
Высокий, плечистый альбинос, возрастом чуть за тридцать, с желтыми, пустыми — как у назначенных в мины змеюк, глазами. Покрытое нездоровой испариной лицо и ухо залеплены полосками пластыря. Ведьмак Гарольд просто, приходит на ум сравнение. Правая кисть забинтована и подвешена в перевязь. Из-под бинта торчат распухшие сосиски пальцев.
Альбинос упакован в добротный камуфляж. На правом бедре кобура с пистолетом (как он забинтованной рукой стрелять собрался?). На груди, рукоятью вниз висит большой нож в черных, кожаных ножнах. На поясе очень полезный в хозяйстве "Кенвуд". На ногах песочного цвета берцы.
Что-то кожа у альбиноса-главаря не белая или загорелая, а неестественно желтая какая-то. Белки глаз желтые, как у больного гепатитом.
Действительно больной?
В здешнем климате заразиться всякой гадостью можно на раз.
Или это последствия змеиного укуса?
Универсальный антидот он себе скорее всего вколол. Но это ни разу ни гарантия.
И взгляд. Да.
Альбинос люто-бешено меня ненавидит. Такое не скрыть, так ненавидят исключительно маньяки или кровники.
Да он похоже не столько на антидоте, сколько на ненависти держится
Непредсказуемый персонаж, очень неизвестная "неизвестная" в нашем уравнении.
— У вас пять минут, чтобы исчезнуть в направлении города. Два грузовика и багги ваши. Этот, — показываю стволом обреза на альбиноса, уходит последним, и только после того, как вы все выедете со стоянки. Условия не обсуждаются! Или будет, как я сказал, или вы трупы, а с остальными мы моментом разберемся. Без вас они околонулевые величины. Альбинос дернулся, как от удара током. Презрительно скривил губы, выдержав паузу, кивнул в знак принятия условий. Нет в нем страха, ненависть есть. Это плохо, очень плохо, пока я или он жив, для него война не окончена.
Не попрощавшись, прибалт убежал за форт.
Взвыл мотор.
А вот дальше произошло совсем неожиданное.
Ревя мотором, багги перевалил через периметральный вал и, поднимая пыль, помчался на запад.
Альбинос заторможено повернулся на звук. Судя по удивлению на лице, его планами бегство багги не предусматривалось.
Сейчас он поймет, что Все. Совсем ВСЕ.
БАХ!
Вот такая я редиска. С пары шагов, тяжелая пуля шестнадцатого калибра мгновенно обрывает мучения белоголового. Даже конвульсий нет, "Бам!" — готов.
На выстрел прибегает Степаныч, косоглазые и Дядя Саша привстают на своих позициях, причем, совсем не там, где я ожидал их увидеть.
Меняю патрон в стволе. — Мы победили. Теперь нужно собрать трофеи. И вообще осмотреться.
Перевернув альбиноса на спину, смотрю в пустые глаза. Умер человек, а взгляд совсем не изменился — был как у рыбы, такой же и остался после смерти.
Снимаю с бедра покойника кобуру.
Что там у нас? "Беретта". Годится, на стол ее.
Хлопаю по карманам, обойма, еще одна. На стол их. Нож туда же. Бумажник в карман, потом посмотрю, что там. Часы, аптечка, таблетки какие-то, на стол их. Открытая пачка сигарет незнакомой марки, это Степанычу. Все, больше ничего интересного.
Ан, нет, есть еще ключи от машины, прицепленные к брелоку сигнализации.
А если нажать?
Тот самый заряженный на проходимость пикап отозвался на зов брелка.
— Дядя Саша, принимай аппарат. А то твой, похоже, свое отъездил.
Бывший егерь поймал брошенные ключи и пошел догонять косоглазых, ушедших на западную половину стоянки.
С той стороны, куда ушли Итц*Лэ и Син, все тихо.
А раз все тихо, то можно и мне выдвигаться.
— Олег ты с нами?
Бывший зек отрицательно покачал головой, — Я тут пригляжу.
Ну и чудно.
В узком дефиле между северной стеной форта и валом воняет смертью — выпущенной человеческой требухой и гарью. За ночь местные насекомые добротно обосновались на трупах. Наше вторжение в облюбованный насекомыми мирок вызывает утробное, монотонное жужжание тысяч крыльев.
Тьфу ты, в длинной, рваной ране трупа под стеной уже копошатся мелкие, белые личинки.
Оружие сразу отложить в сторону. Похлопать труп по карманам. Толстые пачки денег не прощупываются. А мелочь потом выгребем.
Что тут, у нас по стволам?
"М16", с каким-то коротким магазином. Еще пара таких же коротышей рассованы по карманам трупа. Страшного вида нож. Маленькая фляга с рваным, явно осколочным отверстием. Фу-у, сивуха какая-то.
Негусто, следующий.
Еще "М16", с таким же ущербным магазином. Запасные магазины? Всего один, зато здоровый — на три десятка патронов. Карманы не топорщатся пачкой местных тугриков — обидно, но вполне ожидаемо. Зато топорщатся характерными сферами.
Гранаты?
Гранаты. Пластиковые черные. С малопонятной буквенно-цифровой надписью на корпусе.
Слезогонка?
Очень похоже. Очень.
Прилети к нам пара таких подарков, паники было бы не избежать. Да и как бойцы мы бы стали не очень.
Что еще?
Все.
Идем дальше.
Ни денег, ни длинноствола. На ремне трупа, кобура с пистолетом и мачетоподобная железяка местного производства. Зато рядом с трупом нашлись очки со сломанной дужкой. Пойдут в мою коллекцию.
Дальше.
Последний труп самый интересный.
Бурая полоса тянется на два десятка шагов. Не повезло мужику, изрядно намучался, прежде, чем костлявая заключила его в свои нежные объятия. И ведь почти дополз до подельников. Будь подельники посильнее духом, или сообрази покойный, перетянуть ремнем пробитое осколком бедро, имел бы все шансы и дальше радоваться жизни.
Переворачиваю тело.
Хм, других ран нет — точно бы выжил. Обыскиваю карманы.
Не считая еще одной черной гранаты, пусто.
— Степаныч, оставь ты в покое эту страсть американскую, — пожилой водитель со вздохом прислоняет М16-ю к стене.
— Твою мать! — Степаныч буквально пронизывает пространство, вот только что ставил винтовку к стене, а через мгновение тяжело дышит в пяти метрах от винтовки.
— Приведение увидел?
— Ась? — Степаныч сгреб с головы некогда белую кепку и судорожно вытер выступившую на лбу испарину. — Сам посмотри, только аккуратно, она живая еще.
Успеваю схватить за ошейник Муху, решившую проверить, кто это там такой дерзкий, что до дрожи в коленках нашего Степаныча напугал.
— Дура, блин, была же команда — Место! Какого ты сюда приперлась? Хорошо еще на земле всех змей затоптали, — распустил я собаку, придется наисрочнейшим подтягивать ее воспитание. Для нее, это вопрос выживания.
В щели между камней кладки замерла тоненькая серая змейка. Вот ведь минеры расстарались, ее при свете дня с пары метров не разглядишь, а они в кромешной темноте на ощупь навязывали. И ведь как грамотно привязали. Ботинки или сапоги змеюкам не по зубам, но косоглазые абсолютно правильно рассчитали, что в темноте нападавшие будут придерживаться руками за стену форта. Тут-то змейка и попробует вкус человеченки.
— Степаныч, штаны сухие? Ага, обязательно схожу, куда ты меня послал. А пока пошли дальше. Самое интересное впереди.
Связанный человек извивается на земле. Рвет жилы в попытке отыграть сантиметры между собой и смертью. Будь у него возможность вцепиться в землю зубами, он без раздумий вцепился бы в нее, помогая телу отползти еще на пару сантиметров. Но такой возможности у него нет — рот страдальца заткнут замасленной, грязной тряпкой, долго пылившейся под сиденьем грузовика.
— А-А-А-А-А Фак! — (дальше не разборчиво, но от души), хрипит справа.
Придя из кошмаров и заслонив полукруг восходящего светила, Смерть склонилась над человеком. Не милая добрая старуха с косой, нет. Теперь человек знает, истинный облик смерти может быть только один — это облик бога смерти древних индейцев — ацтеков или мая. Хотя, какая разница, кто разберет этих желтозадых обезьян, скормивших своим богам миллионы вырванных из живой плоти сердец.
И глаза — глубоко посаженные, слегка косящие к переносице, напрочь лишенные эмоций.
Смерть заглядывает человеку в глаза, с минуту пытается рассмотреть что-то понятное ей одной. Косые лучи рассвета сверкают на бритвенно-остром лезвии выкидной навахи. Смерть нагибается и переворачивает человека на живот.
Вспышка боли в давно потерявших чувствительность запястьях, туго стянутых собственным ремнем. Так хочется жить, хотя бы пару лишних мгновений, ну, что вам стоит.
Сверкает нож, и еще раз, и еще.
Нестерпимая боль толкает потерявшее разум тело вперед. Метр, еще один, и .... Лицо упирается в пропахшие моторным маслом сапоги из странной кожи.
Кисти рук горят огнем — перерезали вены?
В лодыжки впиваются сотни раскалённых игл.
— Ы-Ы-Ы-Ыы-ы-ы! — припрет, и с кляпом в пасти сирену переорешь.
— Степаныч, пни его кирзачём, чего он разорался. Ток не переусердствуй, надо чтобы он очухался слегка, а не отрубился окончательно. Да оставь ты в покое кляп, тут не детский сад — штаны на лямках, очухается, сам вынет.
— Баб и детей куда!? — откуда-то из-за машин звучит сиплый бас Дяди Саши.
— Всех в кучу.
Подгоняемый нежным пинком кирзового сапога, слабо воспринимающий реальность человек вливается в толпу таких же неудачников, согнанных в тень под каменную стену форта. К черту! Кляп, выдрать кляп, да хоть вместе с зубами и языком в придачу.
И пить! Пить! Все что угодно за глоток воды! Один глоток, глоточек!
Звякнув зубами об алюминий фляги человек, жадно глотает.
— Вот присосался, знатно у них трубы пригорели, — бубнит себе под нос Степаныч.
Флягу вырывают из дрожащих рук.
Пить! Пить! Пить!
Русский парень, с длинными — до плеч волосами и покрытым сеткой тонких шрамов лицом, задумчиво прохаживающийся вдоль строя приходящих в себя людей, остановился. Повернулся к страдальцам и толкнул короткую речь о "Текущем моменте".
— Камрады, алкоголики, наркоманы, тунеядцы. Раньше вы жили, как хотели. Теперь ваши жалкие жизни принадлежат мне. Будете жить, как скажу я. Что не понятно? — русский не по-доброму зыркнул на явно не осознающую всю важность текущего момента сталкершу с глуповатым лицом.
— Что есть тунеядец? — поинтересовалась женщина.
— Тунеядец! — это очень, очень запущенная форма бездельника. Продолжаем политинформацию. Что опять? Политинформация — это брифинг, по-вашему. Не перебивать! Продолжаю. Сейчас, строем идете на принятие водных процедур. Потом прибираетесь тут, отжираетесь, отпиваетесь, отсыпаетесь и вообще всячески приводите себя в порядок. Сегодня конвой стоит тут. Завтра посмотрим. Вопросы есть?
Вопросы имелись.
Много.
И почти у всех.
Не поняли камрады службы. Но это поправимо.
Бах!
Бах!
Через пустые стволы переломленного обреза русский посмотрел на вжавшихся в камень стены людей. Отметил про себя, что даже скотина в импровизированном загоне на время притихла. Стер невидимое пятнышко с металла стволов, сунул новые патроны в обрез и продолжил.
