Западный ветер

— Уран найдётся... В Йилгву придётся идти, вот что, — глаза Гедимина потемнели. — На Йилгвенских рудниках найдётся и уран, и сингит. Заодно обшарим убежище. Помню, я там альнкит запускал... Интересно, многое ли изменилось.

Они уходили из города рано — солнце только-только выбралось из-за Опалённого Леса, и воздух ещё не превратился в кипящий расплав. Белокожий таркон выглянул из окна, когда они проходили мимо.

— Слишком мощное у тебя оружие, друг сармат. С таким на крыс неудобно охотиться! — заметил он с кривой улыбкой. — Ничего обменять не хотите?

— Эллиот, — Фрисс остановился, не обращая внимания на косой взгляд Гедимина, — вчера в крысином городе сменился вожак. Очень скоро крысы прийдут сюда, и вы не отобьётесь. Мы возьмём тебя с собой, и крысы тебя не сожрут. Согласен?

Таркон щёлкнул языком.

— Куда вы меня возьмёте, друг степняк? Я не отобьюсь от крыс, это верно, но и ящерицу в степи я не поймаю. Если мне десять шагов не сделать без передышки, что же, вы понесёте меня всю дорогу? Нет, господа кочевники. Я живу здесь давно. Пережил Применение, переживу и крыс. Счастливого пути!

Глава 17. Чёрная степь

— Уф... — Речник откинул шлем и смахнул со лба мокрые волосы, слипшиеся от пота. — Это не воздух — это прозрачное пламя! У огненных озёр и то холоднее!

На раскалённое серебряное небо невозможно было смотреть, так ярко оно сияло. Ветер, не стихающий над равнинами Аркасии, дышал нестерпимым жаром. Жёстколистная геза пожелтела и полегла. Всё живое попряталось, одни полуденники терпеливо реяли над степью, высматривая добычу... и двое путешественников брели по умирающей равнине.

Фрисс хотел бы остановиться на привал в тени — но здесь отбрасывали тень только сами странники. Тёмно-синий скафандр перегрелся на солнце и уже не спасал от жары. Речник достал из сумки полоску сушёного мяса — остатки джайкотских припасов — повертел в руках и спрятал обратно.

Гедимин молчал и напряжённо к чему-то прислушивался, отложив в сторону полусобранный летательный аппарат, обрезки проводов и обломки фрила.

— Что-то здесь не так, — пробормотал он, когда встревоженный Речник тронул его за руку. — Погоди, Фриссгейн...

Он прикоснулся к прибору, встроенному в рукав. Все стальные "усы" выдвинулись и ощетинились перистыми отростками. Сармат смотрел на экран.

Речник настороженно оглянулся. Ему тоже было не по себе с самого утра, и жара здесь была ни при чём.

— Тут сильное излучение? — спросил он с тревогой. — Мы встали в плохом месте?

— Нет... — Гедимин покосился на него с досадой. — Но я не понимаю...

Свет, заливающий равнину, стал на секунду таким ярким, что всё вокруг почернело. Что-то сдавило череп Речника, и кровь застучала в ушах гулко и болезненно. Фрисс потряс головой, поморгал и посмотрел на небо — ему примерещился раскат грома. Туч не было. Речник, не выдержав яркого света, посмотрел на землю и сдавленно вскрикнул. Он стоял на багровой траве.

Красная степь — то алая, то почти чёрная — простиралась до горизонта. Ветер вдруг затих. Высоко в небе метались огромные стаи длиннохвостых Клоа и пурпурных Скхаа — что-то напугало их и выгнало из дневных укрытий. Сдерживая дрожь, Речник повернулся к сармату.

— Гедимин, это знак Волны! Она прорвалась, её не удержали под землёй! Она уже здесь... — выдохнул он.

— Это более чем интересно... — прошептал сармат, сверкающими глазами глядя на дозиметр. Медленно и неохотно он сложил оперённые "усы" и прикрыл экран.

— Надо уточнить в Ураниуме, не думаю, что до сих пор... — с воодушевлением продолжил он, взглянул на Речника — и замолчал.

— Земля, осквернённая Волной, нальётся кровью и не принесёт плодов, а когда гнилью повеет от воды... — Фрисс осёкся. — Гедимин...

— Они выстоят, Фриссгейн, — склонил голову сармат и осторожно сжал плечо Речника. — А я что-нибудь придумаю. Знать бы, что...

Фрисс прижался щекой к его броне, чувствуя, как отчаяние и мрак отступают...

Ночь пришла, но не принесла прохлады. Воздух был вязок и неподвижен, как остывающее расплавленное стекло. Гедимин подержал в руке лист красной травы, приоткрыл экран анализатора, вздохнул и спрятал и прибор, и растение под броню. Даже у могучего сармата сейчас не было сил на исследования.

— Мой черёд караулить, — сказал Фрисс.

— Хорошо, через два Акена я сменю тебя.

Гедимин растянулся в траве, прикрывая своим телом сфалт. Речник вяло удивился про себя, что сухие листья не вспыхнули от соприкосновения с раскалённой бронёй. Он сел на камень рядом со спящим сарматом.

Вокруг было темно и тихо, даже трава не шелестела, а чёрное небо сливалось с почерневшей землёй. Фрисс медленно засыпал и ничего не мог с этим поделать. Он сердито протёр глаза, несколько раз обошёл по кругу камень — не помогло.

Он ещё раз огляделся по сторонам — ни звука, ни движения, только неподвижный мрак. Бронированное тело сармата казалось сплошной глыбой чёрного камня, вросшей в землю. Фрисс посмотрел на него и тихо вздохнул, а потом улёгся на землю и завернулся в плащ. Посреди иссохшей степи не было ничего, что навредило бы Гедимину, и на Речника тоже некому было охотиться...

Его разбудил еле слышный хруст, мерцающий красноватый свет где-то совсем рядом и ощущение смертельной опасности. Фрисс незаметно дотянулся до рукояти меча и открыл глаза.

Два смутных силуэта склонились над Гедимином. Что-то мерцало в руках одного из них — кажется, кнопка на стволе странного оружия, издали похожего на бластер. В дрожащем свете Фрисс не мог рассмотреть чужаков — он видел лишь часть брони или одежды из кое-как скреплённых кусков фрила и скирлина, свисающие лохмотья и костлявую кисть руки, чёрную, будто обугленную. Существа были огромны, чуть ли не больше самого Гедимина. Один сосредоточенно возился с пластинами и заклёпками на броне спящего сармата, другой светил ему бластером, как фонарём, и ещё один — его силуэт сливался с чёрным небом — стоял поблизости, сжимая в руках сфалт. Это оружие Речник мог узнать и по смутным очертаниям!

Гедимин лежал на спине и не шевелился. Пришельцы, кем бы они ни были, хорошо знали устройство его скафандра — пластины сдвигались бесшумно и быстро, и броня расходилась по швам. Третье существо подошло поближе, подняло сфалт и прицелилось в лежащего. Тот, кто возился с заклёпками, повернулся к нему и резко мотнул головой. Чужак с бластером издал хриплый смешок, выпрямился и помахал оружием. В мелькнувшем световом пятне Фрисс увидел лицо второго — тёмно-серое, в клочьях облезающей кожи, странно перекошенное, будто его обладатель когда-то начал плавиться, а потом остыл. Второй снова замотал головой, встал и указал третьему сначала на сфалт в его руках, потом — на последнюю пластину брони, которая скрепляла части скафандра. Она уже погнулась от бесплодных усилий чужака, но вскрыть её не удавалось. Третий что-то пробормотал и направил сфалт на широкую дыру, уже проделанную в броне на животе сармата. Сбросив оцепенение, Речник вскочил на ноги, вырывая мечи из ножен. Сверкнула молния, и от оглушительного треска дрогнула земля. Существо со сфалтом пошатнулось и хрипло вскрикнуло.

Фрисс не успел заметить, что отшвырнуло его в сторону и уронило в чёрную траву. Он опомнился через пару секунд, крепко сжимая один из мечей — второй выпал из бессильно повисшей руки. Она болталась плетью, Речник попытался сжать пальцы и чуть не заорал от боли. Что-то лязгнуло неподалёку, а потом сверкнули вспышки, и Фрисс услышал торжествующий рёв и странный булькающий смех. Три тени стояли у камня лицом к Речнику, но смотрели не на него. Их оружие было направлено чуть в сторону, на Древнего Сармата. Он стоял над разбросанными частями скафандра — броня, когда-то надёжная, сейчас осыпалась с него. Оружие в руках чужаков ещё раз сверкнуло, и Фрисс смотрел, оцепенев, как на спине Гедимина проступают светящиеся пятна и тут же чернеют.

Два прыжка отделяли Фрисса от ближайшей вооружённой тени. Она не оглянулась на шорох, человек для неё не существовал. Речник ударил, метя в колено, меч полыхнул багровым пламенем, луч бластера впустую ушёл в ночное небо. Краем уха Фрисс услышал грохот, вой боли и ужаса, смачный хруст и короткий, но громкий вопль, но оглядываться было некогда. Он успел ударить по запястью огромного высохшего существа, но перерубить руку не смог — серая плоть была твёрдой, как дерево, и меч бессильно отскочил. Выпустив из лапы бластер, враг потянулся к Речнику, тот метнулся в сторону, пинком отбрасывая оружие в траву. Поднимать не было времени.

Существо с яростным воем пыталось встать, раскачиваясь из стороны в сторону. Фрисс шагнул к нему, замахиваясь для удара, серая лапа сжалась на ноге Речника, вминая в тело кованую пластину. Клинок не дотянулся до шеи, скользнул по плечу, существо дёрнуло пойманного противника на себя — и отпустило, мягко оседая на землю. Его голова дымилась, плоть стекала с неё светящимися каплями. Вырвавшись из ослабевшей хватки, Фрисс развернулся, и его радостный крик оборвался. Гедимин стоял наподалёку, и сфалт в его руках дрожал и раскачивался. Дымящиеся пятна на его теле светились зеленью, но быстро тускнели.

— Зно-о-орк... — прохрипел он, выпуская сфалт из рук, и повалился рядом, прижимая ладонь к животу. Что-то тускло блестело под его пальцами. Речник помотал головой, сбрасывая оцепенение, и метнулся к камню — там, забытая всеми, валялась сумка, а на её дне — воинский бальзам.

Гедимин уже не катался по траве — он опрокинулся на спину, судорожно царапая землю, будто пытаясь что-то схватить. Фрисс опустился рядом и тронул его руку, горячую и липкую. Пальцы сармата дрогнули и слегка сжались.

— Что, Гедимин? Чем помочь? — Речник склонился над ним, чуя острый запах горелой Би-плазмы, окалины и плавящегося фрила. Тонкая чёрная плёнка, обтягивающая тело сармата, дымилась и расползалась вокруг ран — бесцветная жидкость вскипала под ней и расходилась лучами от прожжённых отверстий. Пальцы Речника окутались холодным туманом, быстро превращающимся в водяной шар. "Остудить бы..."

— Добей... и беги, — еле слышно прохрипел сармат и стиснул зубы. Судорога пробежала по его телу, и пальцы с силой сжались, но Фрисс уже освободил руку из его ладони и нашарил в сумке моток паучьих нитей, которыми зашивал прорехи в броне. "Целителя бы, да где его взять?!" — подумал Фрисс и тронул пальцем белесую слизь на краю раны.

— Ты не умрёшь, Гедимин, — тихо сказал Речник. — Потерпи, сейчас станет легче.

Плащ, мокрый насквозь и окружённый водяным облаком, накрыл тело сармата. Остывающая плёнка еле слышно зашипела. Фрисс сжал поплотнее края раны, чернеющей чуть пониже сердца. Белесые пятна вроде бы не расширялись, и слизь перестала шевелиться, и всё равно Речник старался убрать её всю, как будто она была заразной. Сармат не издал ни звука, пока Фрисс штопал прорехи в его теле, раскалённом и каменно-твёрдом. Речник видел множество старых шрамов на его коже — казалось, его когда-то сшивали по частям.

— Вот, теперь тебе легче будет дышать, — сказал Фрисс и погладил Гедимина по щеке. Тот приоткрыл глаза, сверкнувшие ярким золотым огнём.

— Станция... — простонал сармат, глядя сквозь Речника. — Станция...

— Никто не причинит вреда "Идис", мы вернёмся на станцию этой же осенью, — заверил тот. — Не беспокойся! Она ждёт тебя, командир "Идис"... ты же не бросишь её?

Голос Речника всё-таки дрогнул.

— Увидеть бы... — прошептал Гедимин, закрывая глаза.

Фрисс тихо застонал, помотал головой и переложил мокрый плащ на грудь сармата, чтобы увидеть раны на животе. Он надеялся, как мог, что хотя бы не добил раненого своими неуклюжими попытками помочь...

Он не сразу заметил мелодичный свист десятка флейт и сухой треск погремушек. Красноватый свет разлился по чёрной траве, выхватывая из темноты раненого сармата, Речника, склонившегося над ним, и мёртвые тела, похожие на груды лохмотьев. К Фриссу шагнуло существо в рогатой маске, чернокожее, обвешанное бусами и амулетами.

— Флейты Пёстрого Кота поют, никто не останется без защиты, — сказало оно, снимая маску. — Не пугайся, путник. Мы — сирлавен, нас ведут небесные змеи. Мы увидели молнию, бьющую с земли, и негаснущую звезду на земле...

Не договорив, он наклонился к сармату, резко выдохнул и опустился на корточки рядом с ним.

— Джауанаквати! Иди сюда, скорее!

Вокруг путников уже столпились пятеро в масках. Один из них деловито ощупал плечо Фрисса. Речник не успел возразить, как по больной руке прокатилась волна приятной прохлады, а потом разлилось тепло. Фрисс неуверенно сжал пальцы в кулак — от боли и онемения не осталось и следа.

— Ради всех богов! — к нему наконец вернулся дар речи, и он вскочил на ноги, с отчаянием глядя на пришельцев. — Гедимин ранен...

— И мы поможем, — повернулся к нему сирлавен с тёмно-зелёной кожей. — Он очень силён, он убил своих безумных собратьев — и он не присоединится к ним. И не умрёт, путник.

— Кто... — начал было Фрисс, но сирлавен покачал головой и кивнул на безжизненные тела в траве.

— Серые Сарматы, жертвы Сиджена, лишённые разума, но не оружия. Они убили многих... Но не вас, странники. Пёстрый Кот благосклонен к вам.

Речник снова открыл рот, но осёкся. У плеча Гедимина стоял на коленях сирлавен с тёмно-синей кожей, с высоким плавником на шлеме-маске, держал ладони на висках сармата и что-то шептал. Ещё двое, деловито разложив узелки, фляжки и крохотные кувшины, счистили пузырящуюся плёнку, прикипевшую к телу сармата, и теперь быстро и сосредоточенно выскабливали из ран белую слизь. Третий тонкой кистью чертил странные узоры на коже раненого и раскладывал что-то вроде листьев или перьев. Фрисс было вскинулся, но ничего плохого не произошло, напротив, Гедимину как будто стало легче — теперь он дышал ровно и спокойно.

Синекожий сирлавен повернулся к Фриссу, его голос был странен — резок, отрывист, как вопли чаек над Рекой.

— Воин! Подойди. Будь с ним. Он зовёт тебя.

— Мы начинаем песню, Джауанаквати, — чернокожий подошёл неслышно. — Мы позовём на помощь Кинкоти, он исцеляет всех. Твоего голоса не хватает в нашей песне...

Фрисс поднял взгляд на странные вспышки за его спиной, пляску теней и грустный голос флейты. На небольшой жаровне шагах в десяти от Речника горел яркий огонь, и на вкопанном неподалёку столбе колыхалось тяжёлое знамя священного змея Кинкоти. Двое сирлавен топтались у костра под рокот барабана и звон стеклянных подвесок. Глядя на них, Фрисс почувствовал пустоту в голове и оцепенение во всём теле. Синекожий громко свистнул, вырывая Речника из объятий сна.

— Не бойся. Не смотри туда. Змеи помогут.

Он вскинул руки, увешанные бубенцами, и, кружась и раскачиваясь, ушёл к костру. Барабан ударил гулко и раскатисто, как дальний гром, и погремушки из скорлупы зашелестели, как капли дождя. Гедимин тихо застонал, царапая пальцами землю. Никого, кроме Речника, уже не было рядом с ним.

— Как это... нелепо... — услышал Фрисс сдавленный шёпот. — Просто... позорная глупость...

Фрисс окружил свою ладонь холодным туманом и погладил сармата по лбу.