labirint.4

— Что я вижу? — Она попыталась изобразить улыбку.— Мой соня наконец-то проснулся.

— С кем ты сейчас говорила?

Мой голос был здорово похож на кваканье лягушки, которую долго держали в микроволновке.

— Этот? Ах, просто один посыльный,— небрежно бросила она.— Как ты себя чувствуешь?

— Сколько времени я здесь нахожусь?

— Времени? — Калипсо на минутку задумалась.— Видишь ли, за временем тут никто не особенно следит. Честно скажу, Перси, я не знаю, как давно ты здесь.

— Откуда тебе известно, как меня зовут?

— Ты разговаривал во сне.

— А-а.— Я покраснел.— Мне уже не раз говорили, что за мной такое водится.

— Наверное. А кто такая Аннабет?

— Это... ну, в общем, одна моя подруга. Мы вместе с ней были, когда... Погоди-ка, а как я попал сюда? И вообще, где я?

Калипсо чуть подалась вперед и пробежала пальцами по моим спутанным волосам. От ее прикосновения я шарахнулся назад, как испуганный конь.

— Извини, просто я привыкла заботиться о тебе. А насчет того, как ты попал сюда, могу сказать, что ты просто-напросто свалился ко мне с неба. И прямо в воду.— Она указала рукой на озеро.— Не знаю даже, как ты умудрился выжить. Когда я увидела тебя, мне показалось, что ты лежишь на воде спокойно, будто в колыбели, и она баюкает тебя. А остров этот называется Огигия.

Она так смешно произнесла это слово: О-о-хи-и-хи-ия.

— Это, кажется, рядом с горой Сент-Хеленс? С географией у меня всегда было неважно. Калипсо рассмеялась. Смех ее звучал чуточку натянуто, как будто я показался ей жутко смешным, но она не хочет обидеть меня откровенной насмешкой. Она стала такой хорошенькой, когда рассмеялась!

— Мой остров ни с чем не рядом, герой,— ответила она наконец.— Огигия — призрачный остров. Он существует сам по себе, везде и нигде. Здесь ты можешь чувствовать себя в безопасности. Бояться тебе абсолютно нечего.

— Но как же мои друзья?

— Аннабет? — уточнила она.— И Гроувер с Тайсоном?

— Точно. Мне нужно возвратиться к ним. Боюсь, они-то не в безопасности.

Когда она второй раз прикоснулась кончиками пальцев к моему лицу, я уже не испугался.

— Сначала тебе нужно набраться сил. Что толку от тебя твоим друзьям, когда ты так слаб и сам нуждаешься в помощи.

Как только она это сказала, я сразу почувствовал себя невероятно усталым.

— А ты... ты не злая колдунья?

— С чего ты так решил? — Калипсо лукаво улыбнулась.

— Потому что, знаешь, я уже встречался однажды с одной волшебницей, Цирцеей, на ее острове. Она тоже, между прочим, была очень красивой. Только эта Цирцея обращала людей в морских свинок.

Калипсо снова рассмеялась.

— Обещаю, что не стану обращать тебя в морскую свинку.

— А в кого-нибудь другого?

— Нет, я не злая колдунья,—прямо сказала она— И совсем не враг тебе, храбрый герой. А теперь пора подумать об отдыхе. У тебя глаза сами закрываются.

Калипсо была права. Ноги у меня вдруг подогнулись, и я непременно уселся бы прямо на гальку, если б она не подхватила меня. Девушка оказалась очень сильной, а может, это просто я стал тощим и легким. Калипсо подвела меня к скамье, стоящей у фонтана, и помогла прилечь на подушки. Волосы ее пахли корицей.

— Отдыхай,— приказала она.

И я провалился в сон, в котором пели фонтаны и пахло корицей и можжевельником.

В следующий раз, когда я проснулся, стояла глубокая ночь, и я совсем не был уверен, что это ночь после того самого дня, а не какая-нибудь другая. Обнаружив, что лежу в своей постели в пещере, я потихоньку встал, натянул футболку и зашлепал к выходу. Звезды сияли в небе как бриллианты, тысячи их рассыпались по небосводу. В городах никогда не увидишь сразу такой уймы звезд. Я даже мог различить некоторые созвездия, их мне когда-то показала Аннабет. Козерог, Пегас, Стрелец... А около горизонта стояло новое созвездие, Охотница, названное в честь одной из наших подруг. Она погибла прошлой зимой.

— Перси, что ты там ищешь?

Я вернулся на землю. Как ни прекрасны были мерцающие звезды, Калипсо в сто раз их красивее. Я хочу сказать, что видел саму богиню любви Афродиту, и, на мой взгляд, Калипсо даже прекрасней, чем она. Только, конечно, я ни за что не стал бы объявлять это во всеуслышание, а то как бы Афродита не вздумала испепелить меня. Но честно, Калипсо красивее, хотя бы только потому, что она выглядит так, будто ей и в голову не приходила мысль о ее красоте и она совсем не старалась эту красоту подчеркивать. Она была такой на самом деле. С заплетенными в косы карамельного цвета волосами, в белом платье, она словно сияла в лунном свете. В руке Калипсо держала какое-то крохотное растение с изящными серебристыми цветами.

— Я смотрел на...— Я глаз не мог оторвать от лица девушки.— Забыл, на что я смотрел.

Она негромко рассмеялась.

— Пусть так. А раз ты все равно встал, помоги мне, пожалуйста, посадить этот цветок.

Девушка протянула мне растение, корни его были укрыты комом земли. Цветы слабо засветились, когда я прикоснулся к ним рукой. Калипсо захватила с собой садовую лопатку, и мы пошли в другой конец сада, где она начала копать лунку.

— Этот цветок называется «лунное кружево»,— говорила она между делом,— и сажать его можно только ночью.

Я смотрел, как с лепестков слетают серебристые огоньки...

— Что этот цветок делает?

— Делает? — удивилась Калипсо.— Что он может делать? Ничего не делает. Цветок растет, светится по ночам, дарит красоту. Разве он должен еще что-то делать?

— Наверное, не должен,— согласился я.

Она потянулась, чтобы забрать у меня цветок, и нечаянно наши руки встретились. Пальцы у нее были теплые-претеплые.

Калипсо опустила цветок в ямку, забросала землей и отступила, любуясь своей работой.

— Мне нравится мой садик,— сказала она.

— Ага, и мне. Он очень красивый.

Я не хочу сказать, что много понимаю в разных садиках, но здесь, на острове Калипсо, у подножий деревьев цвели розы шести разных оттенков, решетки были увиты жимолостью, а на виноградных шпалерах зрели гроздья винограда, чей вид заставил бы умереть от зависти самого Диониса.

— Там, дома,— сказал я,— моя мама всегда хотела иметь свой садик.

— А почему она его не посадила?

— Где? На Манхэттене? Мы же живем в Нью-Йорке, в малюсенькой квартирке.

— Что такое Манхэттен? И что такое квартирка?

— Ты не понимаешь, о чем я говорю? — Я удивленно взглянул на нее.

— Боюсь, что нет. Я ведь не покидала Огигию... уже очень давно.

— Ну, знаешь, Манхэттен это такая часть одного большого города, и там не очень-то увлекаются всякими садиками.

— Как грустно.— Калипсо нахмурилась.— Гермес, он иногда навещает меня, говорил мне, что мир очень изменился. Но я не знала, что он изменился так сильно, что вы уже даже сады не можете выращивать.

— А почему ты давно не покидала Огигию? Она опустила глаза и печально сказала:

— Меня подвергли такому наказанию.

— За что? Что ты сделала?

— Я? Ничего, конечно. Это все мой отец. Я ведь дочь Атласа.

От этого имени у меня дрожь пробежала по спине. Я встречался с титаном Атласом прошлой зимой, и это была не самая приятная встреча в моей жизни. Титан пытался убить всех самых дорогих для меня людей.

— Ну и что? — неуверенно произнес я.— Несправедливо наказывать тебя за то, что сделал твой отец. Я знал другую дочь Атласа, ее звали Зоя. И эта девушка была самой храброй из всех, кого я видел.

Калипсо долго смотрела на меня. Ее глаза стали грустными-грустными.

— Что ты так смотришь? — наконец решился спросить я.

— Скажи, а ты уже... уже хорошо себя чувствуешь, мой герой? И собираешься скоро оставить меня?

— Оставить? — переспросил я.— Не знаю.— Я переступил с ноги на ногу, прислушался. Ноги все еще болели. И у меня начинала кружиться голова, если я долго оставался в вертикальном положении.— А ты хочешь, чтобы я поскорей ушел?

— Я...— Голос ее прервался.— До свидания. Увидимся утром. Приятных снов!

Калипсо побежала к озеру. Я растерянно смотрел ей вслед, не в силах отвести глаз.

Не знаю точно, сколько времени прошло. Как и говорила Калипсо, уследить за временем на этом острове не было никакой возможности. Я понимал, что мне пора возвращаться. Хотя бы потому, что мои друзья беспокоятся обо мне. Не говоря уж о том, что им может грозить серьезная опасность. Я даже не знал, сумела ли Аннабет выбраться из жерла вулкана. Несколько раз я пытался настроиться мыслями на одну волну с Гроувером, но контакта не получалось. Меня ужасно раздражало, что я не могу узнать, все ли у них в порядке.

Но с другой стороны, все-таки я был еще очень слаб. Больше часа или двух я не мог оставаться на ногах. Что бы я ни сделал там, на горе Сент-Хеленс, это отняло у меня больше сил, чем когда-либо.

Нет, я вовсе не чувствовал себя узником Калипсо. Я отлично помнил отель «Лотос» и казино в Вегасе, где я доигрался до того, что чуть было не позабыл обо всем на свете. Нет, остров Огигия — совсем другое дело. Я постоянно думал о Аннабет, Гроувере, Тайсоне. Точно знал, почему мне надо уходить отсюда. Просто... я как-то не мог решиться на это. А тут еще красота Калипсо.

Она никогда толком не рассказывала мне о себе, и из-за этого меня обуревало любопытство. Я сидел на лугу, потягивал из чаши нектар, пытался думать о цветах, или облаках, или об отражениях, играющих на озерной глади, но что бы я ни делал, я не сводил глаз с Калипсо. Я смотрел, как она работает, копает землю, забрасывает за спину волосы или сдувает со лба упавшую прядку. Иногда она вытягивала руку, и птицы — попугайчики лори, голуби — слетали с ближайших деревьев и садились к ней на ладонь. Она здоровалась с ними, спрашивала, цело ли их гнездышко, они что-то чирикали в ответ, а потом разлетались. Глаза Калипсо светились счастьем в такие минуты. Она оглядывалась на меня, и мы обменивались улыбкой, которая тут же сменялась на ее лице грустью. И она отворачивалась. Я не понимал, что так тревожит Калипсо.

Однажды вечером мы вместе сидели на пляже и ужинали. Невидимые слуги притащили стол, поставили на него блюда с мясом и кувшин с яблочным сидром. Может, для вас эти слова и не звучат очень уж привлекательно, но это только потому, что вы не пробовали сидра и мяса на острове Огигия. К тому же со дня своего появления здесь я не видел ни одного слуги, но теперь уже привык к тому, что постели каким-то чудесным образом бывают убраны, блюда приготовлены, и очень искусно, а одежда выстирана и сложена чьими-то невидимыми руками.

В общем, сидели мы в тот раз с Калипсо за ужином, и при свете свечей она выглядела ослепительно прекрасной. Я рассказывал ей про Нью-Йорк и немного о Лагере полукровок. А потом нечаянно вдруг рассказал о том, как Гроувер съел яблоко, которым мы до того играли в соке[13]. Калипсо рассмеялась, на ее губах снова расцвела чудесная улыбка, наши взгляды встретились. Но она быстро опустила глаза.

— Вот опять,— сказал я.

— Что опять?

— Опять ты будто убегаешь от меня. Ведешь себя так, словно не разрешаешь себе радоваться.

Калипсо помолчала, не отрывая глаз от чаши с сидром, потом ответила.

— Я ведь говорила тебе, Перси, что я наказана. Ты, может, даже сказал бы — проклята.

— За что? Расскажи мне. Я хочу помочь тебе.

— Не говори так. О, пожалуйста, забудь об этом.

— Я хочу, чтобы ты мне рассказала. Калипсо накрыла остатки еды на тарелке салфеткой, и в ту же минуту тарелка исчезла.

— Этот остров, Перси, мой родной дом, тут я родилась. Но также он и моя темница. Я живу под домашним арестом, думаю, тебе это слово понятно. Под постоянным домашним арестом. Я никогда не увижу твой Манхэттен. Или любое другое место. И я ужасно одинока.

— Это все из-за того, что ты дочь Атласа?

Она кивнула.

— Боги не любят доверять врагам. Это справедливо, поэтому я и не жалуюсь. К тому же не все темницы так прекрасны, как моя.

— Нет, это несправедливо! — вскричал я.— Если вы родственники, это вовсе не значит, что ты на его стороне. Та, другая дочь Атласа, с которой я был знаком, Зоя Ночная Тень,— она сражалась против отца. И ее не заключали в темницу.

— Но я-то против него не сражалась, понимаешь, Перси,— мягко возразила Калипсо.— Наоборот, я поддерживала его. Ведь он мой родной отец.

— Как поддерживала? Но ведь ты знаешь, что титаны — зло!

— Да? Все как один? И всегда были такими? — Она с жаром забросала меня вопросами. Затем сжала упрямо рот, помолчала, но через минуту попросила: — Объясни мне это, Перси. У меня нет желания спорить с тобой, просто объясни. Вот ты поддерживаешь богов. Скажи, ты это делаешь потому, что считаешь их хорошими, или только потому, что сам принадлежишь к их семье?

Я не ответил.

Калипсо рассуждала правильно. Прошлой зимой, после того как нам с Аннабет посчастливилось спасти Олимп, боги долго спорили между собой, как им поступить со мной. Убить или нет. Конечно, это было не очень-то хорошо с их стороны... Нет, наверное, все-таки я воюю на стороне богов потому, что мой отец Посейдон.

— Наверное, я была не права в той войне,— продолжала Калипсо.— И, если говорить честно, боги не поступили со мной очень уж жестоко. Время от времени меня разрешено навещать. Мне приносят вести из большого мира. Только те, кто приходит, могут оставить остров, а я не могу.

— И у тебя нет друзей? — спросил я.— Я хочу спросить, здесь кроме тебя живет еще кто-нибудь? Ведь тут так красиво.

— Я запретила себе говорить об этом, — слеза скатилась по ее щеке,— но, знаешь...

Слова Калипсо были прерваны странным грохочущим звуком, внезапно налетевшим с озера. Над горизонтом встало зарево, с каждой минутой оно разгоралось ярче и ярче, пока наконец не превратилось в столп огня, летевший над поверхностью воды прямо на нас.

— Что это?

Я вскочил на ноги и выхватил меч. И услышал спокойный ответ Калипсо:

— Посетитель.

Когда огненный столп достиг берега, Калипсо уже тоже стояла на ногах. Затем отвесила вежливый поклон. Языки пламени рассеялись, и перед нами возник высокий мужчина в сером комбинезоне, с металлической скобой на ноге и волосами, опаленными огнем.

— Повелитель Гефест,— обратилась к нему Калипсо,— какая редкая честь!

— Нимфа Калипсо, вы как всегда прекрасны.— Бог огня усмехнулся.— Но прошу извинить, мне надо перемолвиться парой слов с нашим юным Перси Джексоном.