| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Постоялый двор был из тех бедных уголков, где не имелось отдельных комнат даже для самых почетных гостей. Путники проводили ночь там же, где ужинали, растянувшись на полу перед большим очагом, сложенным из грубых камней. Вряд ли стоило ждать от подобного ночлега особого удобства, но мне было не привыкать и к худшему. Перед огнем сидела неприветливая старуха в черном — должно быть, жена хозяина. Служанка подала нам знак и провела в закуток, где имелся рукомойник, который ради нас наполнили горячей водой. По очереди мы смыли с себя подсохшую кровь и грязь, и я в который раз заметила, что смуглое лицо Хорвека посерело от нездоровой бледности.
Нынешний поздний вечер, казалось, выдался не слишком удачным для заведения — за столом в общем зале сидел только один гость: пожилой крепкий мужчина в темно-зеленом бархатном кафтане. Я немедля решила, что он слишком пристально рассматривает нас. Во взгляде этом мне почуялась немалая толика презрения — одежда что у меня, что у моих приятелей была грязна и изодрана, как у нищих бродяг. Разумеется, едва подумав об этом, я тут же с нескрываемым вызовом бросила серебряную монету служанке, поднесшей нам еду. Хорвек отчего-то вновь с осуждением покачал головой, но ничего не сказал. Харль же, завидев дымящиеся тарелки, забыл обо всем на свете, и накинулся на жирную похлебку, словно ничего вкуснее отродясь не едал.
Бывший демон ел медленно, сдерживая себя — наверняка, голод мучил его не меньше нашего, но он сдерживал себя, помня, что поддаваясь человеческим желаниям, становится чуть более человеком, чем раньше. Мне было не по себе от мысли, как опасно сейчас находиться рядом с этим существом, но жалость возобладала, и я пододвинула к нему еще одну тарелку, сердито приговаривая: "Не вздумай отказаться!".
В окно, покрытое давней копотью, ударилось какое-то ночное существо, и я услышала, как старик-хозяин кричит служанке: "Акка, отчего ты не затворила ставни, дура набитая?! Нечисть нынче разбушевалась!". Вспомнив, как Хорвек говорил о том, что ослабленные колдовством люди для горных духов и нелюдей — славная добыча, я вздрогнула, и подумала, что уж точно носа не высуну на улицу до самого утра. Однако толстая Акка была не из пугливых, и, даже не подумав спорить, вышла за дверь, прихватив фонарь. Где-то неподалеку тонко и тоскливо выли твари с пустоши, а в трубе что-то шуршало, тщетно пытаясь пробраться внутрь. Никогда еще мне не доводилось бывать в столь диких местах — мы с дядюшкой Абсаломом старались держаться ближе к оживленным трактам — и я подивилась, как достает храбрости у старика держать здесь постоялый двор.
-Наверняка тут полно разбойников! — громко прошептал Харль, одновременно с тем жуя и икая от жадности.
Я мысленно согласилась с ним и невольно погладила кошелек, благодаря богов за то, что мы ночуем не под открытым небом у костра.
-Судари мои, — закряхтел хозяин, подошедший к нашему столу. — Время позднее, а в наших краях не принято встречать полночь на ногах. Сами слышите, как разошлось нынче бесово племя!.. Добрым людям лучше не слышать, как хохочет и воет треклятая нечисть — от того, говорят, случаются всякие хвори. Ложитесь-ка спать, Акка уже пошла за одеялами, а тюфяков с чистой соломой вон в том углу хватает...
Постоялец в зеленом кафтане, заслышав эти слова, отрывисто пожелал нам доброй ночи, и первым последовал совету хозяина, заняв место чуть поодаль, у стены. Старуха с оханьями и стонами поднялась со своего места, и мы с Харлем, сдвинув ее кресло в сторону, расположились аккурат перед очагом, посчитав что уж за свои-то деньги имеем право на лучшее место в доме. Хоть вина за ужином мы выпили совсем немного, но усталость брала свое: мальчишка заснул, казалось, еще до того, как его голова коснулась тюфяка. Хорвек же, встав из-за стола, замер на мгновение, словно сомневаясь, как именно поступить.
-Уж если ты надумаешь нас удавить ночью, то какая разница, будем ли мы дрыхнуть вповалку или же в разных углах? — преувеличенно сварливо прошептала я, подвигаясь так, чтобы ему хватило места лечь рядом со мной.
Догорали последние плохонькие огарки на столах, жар в очаге бросал красноватые отблески на стены, а странные звуки пустошей, смутно слышимые в ночной тьме, невольно заставляли прятаться поглубже под толстое шерстяное одеяло. Согревшись, я окончательно обессилела, и уснула, уткнувшись носом в спину Хорвека.
Сон мой был настолько крепок, что громкие голоса и хохот сначала показались мне продолжением какого-то тревожного сновидения. Я приподнялась, сонно моргая и не понимая, отчего вдруг комната так ярко осветилась среди ночи, и кто все те люди, чьи тяжелые сапоги оглушительно топают по дощатому полу.
Хорвек, в отличие от меня, спросонья соображал куда быстрее, и потому сразу вполголоса выругался, завидев меховые плащи, грубые сапоги и многочисленное оружие ночных гостей.
"Разбойничье гнездо! Самое место для того, чтобы похваляться своим кошельком, Йель!" — мысленно взвыла я, толкая Харля, которого не сумели разбудить гам и топот.
-Ну, что за богатеи решили сегодня заглянуть к нам на огонек? — насмешливо пробасил кто-то, вызвав дружный хохот у остальных разбойников, и я признала в говорившем того самого постояльца в зеленом бархате. Теперь я ясно видела в его лице признаки злодейской натуры — черные глаза так и сверкали из-под низких бровей, подкрученные усы воинственно топорщились, а ухмылялся он точь-в-точь будто злой пес скалит зубы. Однако вовсе дурным человеком он не был — мне пришлось в этом убедиться почти сразу.
-Деньги у девчонки, мастер Глаас! — услышала я знакомый голос старика-хозяина: старый мошенник угодливо согнулся перед предводителем разбойников, торопясь услужить.
-Девка! — немедленно загалдели остальные злодеи, тыча в мою сторону пальцами, и от их перемигиваний щеки у меня тут же запылали, а лоб, напротив, покрылся холодной испариной. Но господин Глаас, важно усевшийся на лавку посреди комнаты, тут же резким окриком заставил притихнуть своих ребят.
-Угомонитесь! Девчонку без моего разрешения чтоб пальцем никто не трогал! А ну-ка, иди сюда, — поманил он меня, широко улыбаясь, словно при виде диковинной зверушки из бродячего балагана.
Я, затравленно оглянулась на Хорвека, но тот со вздохом промолвил:
-Говорил я, что на первую же потраченную из этого кошелька монету ты купишь отменную неприятность. Отдай ему деньги, ничего не поделаешь.
Неловко поднявшись, я подошла к главарю поближе. Хоть он обращался ко мне безо всякого уважения, однако злобы в его голосе я не расслышала, и оттого таращилась на господина Глааса с робкой надеждой. "Что, если он отпустит нас? — думала я, мысленно уже попрощавшись с кошельком. — Зачем мы разбойникам? Быть может, они не убьют нас... И мы пойдем своим путем, а они — своим".
Покорно протянув старому разбойнику кошелек, я вжала голову в плечи, не зная, чего ожидать. Тот знаком указал мне вернуться на прежнее место, а затем заглянул внутрь кошелька, присвистнул, подбрасывая монеты на ладони, и объявил:
-Что ж, нам свезло напоследок, братцы! Тут полно золотых полновесных крон! Клянусь кровью и пеплом, в наши лапы попались королевские родственнички, не иначе!
Последнее предположение изрядно повеселило разбойников: мы были оборваны как худшие из нищих, а исцарапанные лица и подавно не добавляли нам сходства с благородными людьми. Но не успела я подумать, что разбойники смилостивятся над теми, кто ушел по дороге жизненного везения недалеко от них самих, как господин Глаас, позволив своим людям насмеяться вволю, снова заговорил.
-Никак судьба подает нам знак и желает счастливого пути. Только вчера я говорил, что нужно податься на зимовье как можно раньше... Кругом недобрые знамения, кругом черные дела. Отправимся в дорогу завтра же утром!
Эти слова заметно обрадовали злодеев, а вот старик-хозяин, напротив, в беспокойстве забормотал:
-До настоящей зимы еще луна успеет смениться! Куда вам торопиться, братцы? Никогда вы еще не уходили на зимовье раньше Волчьего дня!
-Эй, Торок, какие мы тебе братцы?! — посуровел мастер Глаас. — Говори-говори, да не заговаривайся! Мы — вольный люд из славного края, и к пустоши этой треклятой гвоздями не прибиты. Это тебе судьба истлеть под здешним камнем, под безбожные завывания ночных духов, а наши кости будут лежать в доброй освященной землице. Получаешь пару серебряных монет за то, что посылаешь нам вести о новых гостях — и радуйся им, да скажи спасибо, что до сих пор твой дом не превратился в головешки.
Из презрительной речи этой я поняла, что хозяин постоялого двора не раз отдавал своих постояльцев на поживу пришлым грабителям, за то получая скромную награду. Однако ровней его себе лихие люди не считали, и по гримасе, которая исказила сморщенное лицо Торока, было видно, что на душе у него давно копится обида на зазнавшихся подельников.
-Ладно-ладно, — забормотал он, улыбаясь одновременно заискивающе и недобро. — В братья я вам не гожусь, однако если по ваши души сюда придут люди короля, то я буду болтаться в петле рядом с вами, мастер Глаас, нравится вам это или нет.
-Люди короля! — воскликнул Глаас, хлопнув ладонью себя по колену. — И в былые времена никто из людей вашего короля не совался на Сольгерово поле, а следующей весной, помяни мое слово, Торок, я со своими людьми пойду в земли герцога Таммельнского и соберу там столько оброка, сколько выдержат наши повозки! Если переживешь эту зиму, то непременно узнаешь, как славно я пощипал перышки Его Светлости. В эти земли пришел упадок, а там, где вода замутилась — ловить рыбу проще всего.
-Так отчего же вы уходите так скоро, мастер Глаас? — не удержался старый Торок. — Сами говорите, что пустоши наши надежно прячут вас от королевских слуг и от воли герцога Таммельнского. Отчего бы вам не относиться с почтением к здешним камням, столько раз укрывавшим вас в плохие времена? Право слово, лежать под одним из них — ничуть не хуже, чем гнить где-то на тесном городском кладбище, а вой духов для покойника ничем не отличается от звона храмового колокола...
Нахальство старика заставило заворчать разбойников, вольготно расположившихся по лавкам, и в Торока полетело сразу несколько кружек. Я от страха зажмурилась и прижалась к Хорвеку, который словно окаменел — за все это время он не издал ни звука, с мрачным достоинством приняв происходящее как данность. С другой стороны к нему приник Харль, от страха сопящий с громким присвистом.
-Проклятый старик, научился от здешней нечисти предвещать смерть! — раздавались грубые выкрики. — Укоротить ему язык! А до того — пусть скажет, где припрятал горшок с монетами! Наверняка делился с нами не всем, что находил при своих постояльцах!
Старый Торок, поняв, что рассердил грабителей всерьез, согнулся в три погибели и приник к ногам главаря, визгливо прося прощения. Господин Глаас, выждав пару минут, приказал своим ребятам утихнуть.
-Если я до сих пор жив, Торок, — произнес он веско, — то только потому, что жадность никогда не застит мне глаза, в отличие от тебя. Ты так желаешь получить от меня до зимы хотя бы еще пару-тройку монет, что не чуешь беды, стоящей у порога.
-О какой беде вы толкуете, мастер Глаас? — заискивающе спросил Торок. — Духи нынче беснуются, и ночные плакальщицы воют громче обычного, но мало ли что взбредет в ум нечистой силе?..
-Нечистая сила не тревожится попусту, — ответил на это Глаас, помрачнев из-за какого-то воспоминания. — Ты видел, какая туча стояла сегодня днем над Урраским холмом, где Троепалая сосна? Это было колдовство — уж мне ли не догадаться... В наших местах еще свежа память о проделках королевы-ведьмы. Дед рассказывал мне, как она насылала страшные грозы на врага, и, провалиться мне на этом самом месте, сегодня кто-то вновь наколдовал такую грозу!
-Мало ли какая непогода случается, мастер Глаас... — опасливо, но упрямо возразил старик. — В наших краях иной раз дождь сменяется солнцем по три раза на день...
-Твои кости еще крепки, хоть ты и кряхтишь, точно вот-вот помрешь, — еще более мрачно ответил Глаас. — Отправляйся завтра с утра к Лигарскому ущелью и посмотри на южный склон! Нынче там прошел дождь, но, пожалуй, такого дождя ты еще не видал. Все усеяно мертвым вороньем. И не говори мне, что это случайность. Столько падали с неба без колдовства нипочем не просыплется!
Его рассказ был подтвержден возгласами разбойников, в которых за напускной бравадой слышалась тревога: хоть они и привыкли к здешним диким краям, однако обострившееся чутье верно подсказало им, что нынешние страшные чудеса предвещают наступление темных времен.
-Таммельн — порченое проклятое место, — громко произнес кто-то из грабителей, и слова эти вызвали ропот одобрения. — Правитель города сошел с ума, а король, отдавший за него свою дочку, никак тоже разума лишился. Слабые господа — слабая власть!.. А там, где нет человеческих законов — устанавливаются нечистые порядки, и скоро границы между пустошами и людскими землями никто не различит...
-Вот и посмотрим, чем будут жить эти края после зимы, — сказал на это мастер Глаас. — Долгими зимними ночами чего только не случается... Повозки готовы? С рассветом отправляемся в путь, нас заждались жены!.. Торок, накрывай столы, что стоишь, как пень? Или не желаешь с нами попрощаться по-доброму?..
Хоть от страха я боялась глаза поднять на старого разбойника, однако не упустила ни одного слова из того, что он говорил. Услышав про мертвое воронье, я вздрогнула, и Хорвек легонько сжал мои ледяные пальцы — разбойникам не стоило знать, что сегодняшнее колдовство было делом моих рук, а наблюдательности и подозрительности у одного только мастера Глааса хватило бы на десяток людей попроще. Из его речей я уяснила, что в эти края грабители приходят издалека, чтобы пытать счастья на окраинах Лаэгрии. Пустошь надежно скрывала их от королевского гнева, а с наступлением холодов разбойники возвращались в родные дома, где, должно быть, местный люд и не подозревал, что живет бок-о-бок с душегубами. "Наверняка говорят всем, что подались на заработки, — невольно размышляла я, припоминая, что и в Олораке встречала парней, пропивающих всю зиму напролет монеты с чужеземной чеканкой. — Ох, хоть бы рассвет наступил поскорее, чтоб их и след простыл вместе с награбленным добром! Без денег нам придется туго, однако Хорвек и сам раздобыл их нечестным путем... Ворованное добро всегда проклято — переходит из рук в руки быстрее, чем ветер носит сухие листья!"
Однако следующие слова господина Глааса заставили мое сердце замереть:
-Этих ребят, пожалуй, прихватим с собой — продадим на рынке в Ликандрике, — сказал он, махнув рукой в нашу сторону. — Невелика прибыль, но и в пути от них убытка немного, к голоду они привычны — вон какие тощие!..
-П-п-родать? Нас? — проблеял Харль, от очередного потрясения обретший дар речи, в отличие от меня, напрочь его утратившей. — Да разве ж мы скот какой?
-В наших краях такие, как вы, ценятся меньше, чем скот, — добродушно ответил господин Глаас, не пожелавший присоединиться к общему застолью и оставшийся вести с нами беседу. — Я слыхал, что здесь у вас рабов нет, но в наших землях все устроено куда разумнее.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
