Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я замолчал, посчитав, что и без того наговорил очень много лишнего. Все-таки слабый из меня еще переговорщик. Ведь первейшее правило гласит: не лезь в тему, где чувствуешь свою слабую позицию. Отшутись, сошлись на головные боли, уйди от серьезного разговора, тяни резину, подготовься и только потом, когда будешь в себе уверен — лезь в спор. Но это для умных. Я не такой. Стоит попасть вожже под хвост — завожусь и начинаю молоть языком что попало. А он специально выводил меня из равновесия. Умеет ведь, сволочь.
— Мне казалось, — медленно проговорил Браун, — что вы уже поняли, как устроен мировой рынок? Но вы опять сумели меня удивить. Неужели вы в самом деле одиночка и за вами никого нет? Разве так бывает?
— Как видите, — я поднялся из кресла, развел руки в стороны. — Вот такой вот я. Удивительный. Документы по проекту пришлите в мой офис. В любой. Прощайте, Браун, спасибо за чудесный грог.
Спустя десять минут я ехал назад, в Лондон и мучительно соображал, чем мог себе навредить в состоявшемся разговоре? И чем ближе мы подъезжали к столице, тем становилось яснее, что ничем я себе не навредил, а только лишь набрал дополнительные очки — своей несговорчивостью, горячностью и нежеланием прислушиваться к признанным авторитетам. Чем они смогут мне навредить? Да ничем! Одним иском в суде больше или меньше — уже не важно, их и без того по десятку ежемесячно рассматривается. Мне еще здесь лет пять продержаться, а потом уже неважно будет кто там что обо мне станет думать. Завещание только нужно составить и в душеприказчики назначить... какой-нибудь благотворительный фонд с поэтическим названием вроде "Дружба народов". И создать его завтра же. А в управляющие назначить отца и кого-нибудь из Серегиных финансовых разбойников. С другой стороны, теперь у меня наверняка сложился имидж алчного буржуина, носом чувствующего малейшую прибыль, но избегающего открытой конкуренции.
И идея, пришедшая в голову в пылу спора, выглядела не такой уж никчемной. Ведь на самом деле ничего не стоит организовать в Андорре нечто вроде глобального исследовательского института, занятого всем подряд. От логистики океанских перевозок до спутниковой связи. Большинство работ отдавать сторонним лабораториям — самым передовым, самым оснащенным, а в Андорре держать штат профессиональных "придумывателей" и аналитиков, обрабатывающих результаты заказанных исследований. При нынешнем уровне развития коммуникаций и при небольшом понимании их ближайших перспектив, такое вполне можно воплотить уже сейчас! А если сделать для таких разработок существенные налоговые льготы в Андорре, а еще лучше — вместе с низкими налогами или вообще без них выдавать на первое время очень дешевые кредиты, то очень скоро мое маленькое княжество-королевство переплюнет и ЦЕРН. Какой там бюджет у ЦЕРНа? Триста-пятьсот миллионов швейцарских франков? Думаю, еще за пятьдесят они согласятся провести любое стороннее исследование. А за двести будут работать только над моими темами, пользуясь их результатами для своих текущих потребностей.
Но как обычно — кадры решают все. В Советском Союзе живут полтора миллиона человек, называющих себя "учеными", но только малая их часть, к сожалению, чего-то стоит. Полтора миллиона — это в пять раз больше, чем в Германии или Франции. Это почти в два раза больше, чем в Японии и гораздо больше, чем в США, но где патенты? Где достижения? Где открытия? Их поток настолько жидкий, что в пору ко всем обладателям ученых степеней применять статью 58 сталинского УК. За последние лет двадцать НИИ превратились в какую-то социальную программу поддержки люмпенов с высшим образованием. Образование бесплатно — и потому ничего не стоит. Если человек ничего не умеет и не хочет делать, он получает со скрипом высшее образование, затем идет в лаборанты, получает свои сто десять рублей, называется ученым, повторяет опыты, вычитанные начальником лаборатории в серьезных зарубежных журналах, если получает схожий результат — ездит на областные конференции встречаться с такими же бездарями. А потом вечером, в дружеской и непринужденной обстановке торжественно пропивает свою жизнь и вложенные в него средства. Как результат столь бурной научной деятельности приходится несчастной стране для содержания этих умников продавать станки и машины, ими же изобретенные, за полцены — чтобы хоть кто-то согласился их взять. А деньги идут на разработку новых, столь же коммерчески-эффективных станков, машин и двигателей. Я это знаю потому что сам едва не стал таким доцентом. И тогда, пять лет назад, это казалось достойным и полезным занятием.
Как так получилось, что образование, вещь, в общем, сугубо утилитарная, призванная служить улучшению ежедневной жизни, превратилась в какой-то фетиш, наличие которого стало оправдывать отсутствие результатов в работе? Непонятно и тягостно сознавать, что страна, умудрившаяся за тридцать лет пройти путь от всеобщей неграмотности до передовых позиций в образовании масс, остановилась на количественных показателях образования, упустив из виду его качество. И прежде всего, качество, как показатель последующих достижений выпускников ВУЗов.
Мне повторения такого сомнительного успеха не нужно. Лучше уж ничего вообще не делать. Но прелесть капиталистического общества в том, что для любой задачи можно найти специализирующихся на этом специалистов.
В Лондоне я первым делом позвонил Квону в Гонконг, выдернул его из постели на два часа раньше, чем он привык подниматься, и спешно рассказал свою мысль. Он не обещал завтра же представить мне подробный бизнес-план, но идеей заинтересовался, ведь она сулила очень высокий профит. Даже если не будет серьезных научных достижений — биржа проглотит акции с животным восторгом.
— Высокие технологии сейчас на подъеме, — зевая, пробормотал Квон. — Мы уже зарабатываем больше не на внедрении технологий, а на торговле своими собственными бумагами. Тебе ли этого не знать? В первые пару лет, пока ожидания на рынке будут высоки — главное поддерживать интерес и напряжение в прессе и профессиональных изданиях. А потом нужно будет только вовремя отскочить.
Он все больше становился администратором-финансистом от науки, чем ученым. Но это и к лучшему.
— То есть ты не видишь реальных перспектив у английского проекта?
— Да почему? Что-то они обязательно придумают. Но за нами и американцами им не угнаться. Пусть разрабатывают лучше то, что у них всегда замечательно получалось: двигатели для самолетов, станки, горно-шахтное оборудование, судовые установки... не знаю — что-то же они делают хорошо?
Лучше всего, по моему мнению, у них получается управлять другими, но если они сосредоточатся на этих своих умениях, то всем остальным придется тяжко.
— Я тебя понял, Майк, спасибо, — поблагодарил я младшего партнера. — Поищи информацию, подумай, чем нам может быть полезен этот проект. Я перезвоню через неделю, поговорим. Удачи.
— И тебе, Зак, — услышал я в трубке перед тем, как она оказалась на рычаге телефонного аппарата.
Глава 11.
Я уже совсем намеревался погрузиться в пучину венчурного фондирования, когда звонок от Серого потребовал моего присутствия в Луисвилле.
— У нас очень мало времени, — спокойно сказал Фролов. — Через пару недель уже можно будет не суетиться. Так что жду тебя через восемь часов.
И мой новый самолет снова понес меня за океан.
— Помнишь, как я негодовал по поводу того, что Горби бесплатно отдаст имущество своей армии немцам? — спросил Серый после сухого приветствия.
— Ты говорил что-то о тридцати-сорока миллиардах марок?
— Ага, — хохотнул Фролов, — мелочевка, правда?
— Ну не знаю, — я мысленно пересчитал марки в доллары по текущему курсу, — по-моему, очень приличная сумма. Но у вас, богатых, свои причуды.
— Ну да, ну да, — рассеянно согласился Серый. — У нас свои. В последнее время у меня создается ощущение, что все эти Перестройки и потрясения вызваны чьим-то неуемным желанием приватизировать все, что создано человечеством. Начали с Западной Европы, Штатов и Японии, продолжили в Малайзии, Бразилии, Чили и Аргентине, сейчас добрались до Восточной Европы. Приватизации там мешает существующий политический порядок? В задницу этот порядок! Думаю, следующим за коммунистическим этапом будет приватизация западными компаниями госсобственности арабских режимов. Каддафи, Саддамы, Бхутто все они станут нищими или мертвыми благодаря крысам в окружении. Если не пойдут на поводу у своих "зарубежных партнеров". На, почитай. А я пока позвоню Снайлу. Мы договаривались о звонке в это время. Это касается того дела, по которому я тебя сюда выдернул.
Он протянул мне вчерашний номер Washington Post, а сам принялся что-то жестко выговаривать в свою "Мотороллу".
Вся первая страница была посвящена откровениям ветеранов корейской войны. Вспоминали по большей части бывшие рядовые Седьмого кавалерийского полка, но их слова могли бы вызвать у любого цивилизованного человека оторопь. У деревни Сансонг-донг в 1951 году американские солдаты устроили настоящую бойню, перебив массу мирного населения, бегущего на юг от наступающих северо-корейских войск. Событие описывалось в красках, с упоминанием имен, званий, приказов. Прежде в сознании обывателя американцы в Корее были едва ли не чище ангелов. Это во Вьетнаме, как убеждала пропаганда, они не очень церемонились с бешенными вьетконговцами. Это отвечая на их "дикость", белые господа распыляли над джунглями всякую дрянь и сжигали напалмом целые деревни. Но, по прочтении статьи выходило так, что и раньше, когда мир еще пытался вести войны цивилизованно — хотя после двух мировых войн это было весьма затруднительно — американская армия не стесняясь никого убивала хоть защищаемых, хоть вообще посторонних, если этого требовала "оперативная обстановка".
Я не заметил, как замолчал Серый, положивший на стол свой сотовый телефон — перед глазами как живые стояли несчастные крестьяне, прячущиеся от американских солдат Седьмого кавалерийского в придорожной канаве среди перебитых "союзниками" односельчан. Дети, старики, женщины не могли покинуть зону боевых действий, потому что какой-то ублюдок подумал, что среди них могут быть переодетые агенты коммунистов. И все — жизнь пяти сотен людей зависела от паранойи одного выпускника Вест-Пойнта.
— Нравится? — спросил Серый. — Уже начато расследование сенатской комиссией, а в Сеуле прошла демонстрация, пока ты летел. Разгоняли, между прочим, водометами. Видишь, не только в СССР власти творят что хотят. Я им покажу гласность и демократию. Они желают, чтобы Россия хлебала дерьмо ложкой? Пусть сначала свое черпаками отведают. Найдутся и здесь свои Рои Медведевы, Славики Костиковы, Коротичи и им подобные пииты "совести нации".
Он протянул мне свежий Newsweek с закладкой на статье, где пространно описывались похождения американских маринес во Франции сорок четвертого года. Вынужденная массовая проституция "освобожденных" француженок, подтверждаемая словами и солдат и пострадавших, выглядела необычно на фоне истеричных прежних заявлений о том, что Красная Армия в Польше и Пруссии изнасиловала всех подряд, включая куриц-наседок. Половину статьи заняла беседа журналиста с каким-то отставным полковником, цинично сообщившим миру, что даже и не подумал бы наказывать своего солдата за насилие в отношении немок или француженок, если бы только тот не был черным. И что когда такое случалось, а бывало это частенько, то максимум, грозивший насильнику — дисциплинарное взыскание.
— Америка первой должна показать всему миру, что ничего не скрывает и ничего не боится в своем прошлом, — прокомментировал мое впечатление Фролов. — И только после этого пенять остальным на закрытость информации. Только после этого учить жизни других. Впрочем, и остальные "цивилизаторы" ушли от нее недалеко.
— Как ты добился размещения этих материалов? И какой эффект в обществе от этих статей?
— Прелесть "свободы слова" как официальной доктрины в том, что никто не может запретить знание. Только отказаться платить за него. Но если гонорар достаточно велик, а скандальность репортажа позволит плюнуть работодателю в харю, то внутренние запреты шелкоперов мигом испаряются и просыпается совесть, требующая донести правду до читателей. Когда все это он осознает, нужно лишь легко намекнуть желающему сенсаций журналисту, что в таком-то месте его ждет очень горячий материал — и он сам кинется за славой и деньгами. А общество... местному обществу на все плевать, если это не касается их лично. Вот повышение налогов или изменение пенсионного законодательства способно всколыхнуть массы, а это, — Серый кивнул на журнал и газету, — вызывает лишь кратковременный интерес и вопли нескольких гражданских активистов.
— Тогда зачем?
— Это не для местных WASP, у них патриотизма в сердце побольше, чем у самого правоверного комсомольца. Это в России слово "патриот" становится ругательством, а здесь патриотизм — образ жизни. Единственно возможный. Эти статьи для Европы. Чтобы неповадно было во всем виноватить своих политических оппонентов. Чтобы любой из несогласных с навязываемыми ценностями мог сказать: "А судьи кто?"
— Думаешь, сработает?
Серый кивнул:
— Если не остановиться на двух статьях, а постепенно, продолжительно и массово проталкивать эту идею, с конкретными событиями, со свидетелями — должно сработать. Даже не нужно искать секретных материалов, достаточно вытащить на божий свет неафишируемые. Думаю, это сильно осложнит Америке гегемонию в посткоммунистическом мире. А самому миру станет свободнее дышаться. И, поверь мне, терпения у меня на это хватит. Нужно всего-то лет пять. Американцев, да и всех остальных, еще ждут откровения о вмешательстве спецслужб в частную жизнь граждан, о кулуарных решениях политических вопросов, о тотальной коррупции, о реальных бюджетах спецслужб, о провокациях и вообще — много интересного. За психику бедолаг мне уже страшно.
— Хорошее дело. — Мне показалось, что Серый просто хочет выговориться и отомстить за все то будущее, которое он так желает предотвратить. Но я уже все знаю, я согласен и работаю над тем, чтобы оно никогда не настало. Поэтому меня больше интересуют аспекты именно моей работы: — А что с ГДР?
Фролов с сожалением отложил журнал в сторону. Он мог бы говорить на эту тему еще долго, но, видимо, ситуация в Европе и впрямь требовала быстрых решений.
— А в ГДР все очень серьезно. Готовится демонтаж берлинской стены. Уже завтра снимут все ограничения на перемещения из Восточного Берлина в Западный. Как думаешь, долго после этого продержится социализм в ГДР, если перед немцами во всю свою красивость развернется витрина капитализма? Им ведь не покажут цеха в Малайзии, где туземцы работают за двадцать долларов в месяц от рассвета до заката без выходных. Им не покажут африканские копи. Им не покажут латиноамериканские фавелы. Нет, им покажут неоновую рекламу, "Порши" и "Феррари", изобилие и великолепие! С тайным посланием, читающимся между строк: у вас будет все то же самое, если вы отдадите свою собственность в более умелые руки!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |