Алмазное сердце

— И много их у вас? — заинтересовался хозяин. — Имейте в виду, наибольшую коллекцию собрала в свое время герцогиня Эльская. Она была официально помолвлена восемнадцать раз. Но замуж, к слову, так и не вышла.

Подумалось, что если и дальше так пойдет, то я вполне могу обогнать дэйни герцогиню по количеству претендентов на мою руку, а до свадьбы попросту не доживу. Вслух я ничего говорить, естественно, не стала, но дэй Герберт этого не заметил: извинился и ушел готовить обещанный чай.

— И как давно мы помолвлены? — накинулась я на Рика, стоило нам остаться наедине.

— Если ты не заметила, минут пять, — ответил он невозмутимо. — Но не тешь себя надеждами: это лишь на время пребывания в этом доме. Сын Энрике Энсоре не может прийти к старому знакомому на ночь глядя с какой-то девицей. А невеста — другое дело.

— Можно было представить меня как свою кузину, — проворчала я.

— Можно было не насмешничать по поводу моей походки в этих туфлях, — злорадно ухмыльнулся метаморф.

— О, так это мелкая месть собирателя ложечек! — догадалась я.

— Хотите крупную, дэйни? — он дернул губой, демонстрируя клыки.

— В самом деле женишься на мне?

Оборотень оторопело отступил, улыбка померкла, но возвращение хозяина спасло его от продолжения разговора.

— Чай сейчас будет готов, а пока, может быть, просветите меня по поводу целей визита? — предложил дэй Наут. — Ищите покупателя на свою коллекцию?

— Нет-нет, — замотал головой виконт Энсоре, да так отчаянно, словно мысль о расставании с ложечками пугала его до глубины души. — Я хотел проконсультироваться с вами по иному вопросу, дэй Герберт. Одному моему знакомому попал в руки дворянский патент, отмеченный королевской дланью...

— Интересно, — не дал Рику закончить коллекционер коллекционеров. — Чьей именно дланью?

— Мой товарищ уверяет, что короля Эдуарда... последнего.

— Очень интересно. — Похоже, о чае было тут же забыто. — Идемте со мной.

Из гостиной он провел нас в обширное, хорошо освещенное помещение.

— Воздушно-масляная лампы, — указал он на один из светильников. — Прекрасный источник света, к тому же сжигают излишки кислорода, который, как вам известно, способствует гниению.

В огромной комнате без окон, уставленной бесчисленными книжными шкафами, действительно, трудно было дышать, а хозяину наряду с борьбой с гнилью стоило озаботиться уничтожением пыли, коя толстым слоем укрывала давно не востребованные фолианты и целые стелажи.

— Итак, патенты. Позвольте, дэйни...

Он потянулся через мою голову, снял с полки книгу и сдул с обложки пыль. Прямо мне в лицо.

Я чихнула, но извинений не последовало.

— Вот! — Дэй Герберт нашел нужную страницу. — Всего Эд Неудачник... То есть, его величество Эдуард выписал два таких патента... Первый был выдан некоему дэю Сави, и тот передал его на хранение в библиотеку монастыря Пресветлой Альмы, которая сгорела во время грозы в тридцать шестом году. А второй получил дэй Алджис... и снова пожар в библиотеке, в тридцать восьмом: кто-то оставил горящую свечу. Боюсь, вашего друга обманули, дэй Ричард. В мире больше не осталось грамот, отмеченных кровавой дланью короля Эдуарда.

— Вы уверены? — прошептал обескуражено Рик.

— Молодой... хм... человек. — Судя по паузе, сущность гостя не была для дэя Наута тайной. — В этой комнате хранятся перечни всех хоть сколь-нибудь известных коллекций в Вестолии, а так же коллекционных, или могущих таковыми стать, предметов. Я абсолютно уверен!

— Но...

— Одно время подделки подобных документов встречались часто: неопытным новичкам то и дело продавали липовые грамоты, пользуясь тем, что подлинность оттиска может быть установлена лишь магами крови при сличении отпечатка с кровью преемника или других родственников усопшего монарха. Скажите, кто из королевской семьи станет потакать прихотям какого-то собирателя? Но позже, уже при отце Эдуарда, ввели ряд мер, которые помогают проверить истинность патента и без этого: особая бумага, состав чернил, специальные чары, накладываемые поверх подписей... Достаньте вашу писульку, дэй Ричард, и я немедля докажу вам свою правоту. Смелее-смелее, или вы всерьез надеялись обмануть меня рассказом об "одном своем знакомом". Право слово, все так говорят!

Метаморф, помявшись, извлек из саквояжа, с которым не расставался, сверток с бумагами и вынул уже изрядно помятый патент.

— Давайте, я вам покажу... — Хозяин протянул руку и тут же опустил. — Но не здесь. Вернемтесь в гостиную.

Мы с Риком послушно последовали за ним.

— Теперь давайте. Или лучше сами: подпалите краешек бумаги и увидите. Если бы она была настоящая...

Метаморф уже поднес грамоту к одной из свечей и занявшийся уголок вдруг заискрился с громким треском, а воздух наполнился ароматом сандала.

— ...Она бы сделала вот так, — удовлетворенно закончил шаман за потрясенно глядящего на этот маленький фейерверк коллекционера коллекционеров и раздавил наслюнявленными пальцами едва вошедший в силу огонек.

— Но как?.. — только и вымолвил дэй Герберт.

— По чистой случайности, — скромно ответил Ричард.

— И...

— Что я собираюсь делать с патентом? — Оборотню приходилось угадывать вопросы. — Вернуть законному владельцу, конечно же. У вас ведь наверняка записан адрес барона Алджиса? Буду признателен, если вы мне его дадите.

— Но вы же можете...

— Продать его? — Рик взмахнул еще дымившейся бумагой. — Нет. Сын Энрике Энсоре никогда не присвоит себе чужого, каких бы выгод это ни сулило.

Получив адрес барона и так и не увидев чая, мы покинули дом дэя Наута.

Солнце уже село, но до наступления полной темноты еще было время дойти до придорожной гостиницы, у которой останавливались дилижансы и откуда завтра нам предстояло отправиться в имение дэя Алджиса. На наше счастье тот жил не так уж далеко — день-полтора пути, по словам Рика.

Но этот день может стоить Джеду жизни...

— Почему — ложечки? — спросила я, заставляя себя не думать о плохом.

— Ложечки? — смущенно переспросил унери. Едва простившись с коллекционером коллекционеров, он стащил ненавистные туфли, обул кожаные легкоступы, и теперь бодро шагал по темному саду. — Ну-у... они миленькие. И маленькие. И не бьются, как старинный фарфор...

— Четвертая по величине коллекция, — припомнила я без насмешки. — Это впечатляет.

— Так вышло, — пожал плечами волк. — Мой... Тебе и правда интересно? Так вот, мой отец родом с юга, а в полуденных провинциях есть ряд традиций... В общем, в семье Энсоре принято на появление первого зуба дарить младенцам серебряные ложечки. А поскольку родни у отца много, я получил одновременно двадцать шесть совершенно разных ложечек. И все то время, что я жил с родителями, они хранились в моей комнате. Я к ним просто привык. А потом познакомился с одной девушкой. Мы пили чай, и она спросила, что бы я хотел получить от нее в подарок на память. И я подумал: пусть будет ложечка. Затем познакомился еще с одной девушкой...

— Четвертая по величине коллекция, — повторила я уже другим тоном и с другими мыслями.

— Нет, ну я и покупал их иногда, — совершенно стушевался Ричард. — Но ты ведь все равно не захочешь выходить замуж за такого испорченного и безответственного волка? — спросил он с надеждой.

— Я подумаю об этом за ужином, — пообещала я.

Ужин пришлось ждать, комнаты были не готовы принять постояльцев, из-за чего довелось сидеть в пустом, скудно освещенном общем зале, а сутулый коротышка, то ли хозяин, то ли управляющий гостиницей, глядел на нас, как на злейших врагов.

— Это же надо: явились без приглашения и хотим ему денег всучить за ночлег! — проворчала я, перехватив очередной недовольный взгляд. — Как будто он не этим живет!

— Не узнаю вас, дэйни, — усмехнулся на мое раздражение Рик. — Я еще помню вас милым и чувствительным созданием.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — вернула я ему насмешку. — Так моя бабушка говорила.

— Я бы вспомнил другую поговорку. Ту где "с волками жить...". Потому что, если равняться на любого, с кем поведешься, я уже должен был ахать и краснеть по каждому поводу.

— Стукнуть тебя бубном? — предложила я, не найдясь с ответом на новую колкость.

Волк вежливо отказался, и беседа на этом заглохла.

— Смотри-ка, еще страдальцы. — Спустя пять минут привлек Рик мое внимание. — Крикнуть, чтобы бежали отсюда, пока не поздно?

Трое мужчин вошли в холл. Один тут же направился к стойке, а двое других — в нашу сторону.

— Доброй ночи, — поздоровался невысокий худенький человечек, подойдя к нашему столу.

— Доброй... — Я подняла глаза и обомлела, в тусклом свете разглядев его лицо: передо мной стоял фанатик, ударивший Джеда ножом в нашу первую встречу в дилижансе. Я оторопело схватила Рика за руку и испуганно пробормотала, глядя в маленькие бегающие глазки: — А вас уже выпустили из тюрьмы?

— Из какой тюрьмы, дэйни? — приблизился второй, и сердце в пятки ушло: этого я тоже узнала.

— Судья Мэвертон? Так вы... заодно?

— Мэвертон? — переспросил Рик, до хруста сжав мои пальцы и словно завороженный глядя на висящий на груди у судьи знак: чеканное изображение огня в большом медном круге и какие-то буквы. Такой же был на том ноже. — А я-то еще думал, зачем ему волкодавы.

— Скоро узнаете, дэй Энсоре, — пообещал человек.

Кто-то сзади набросил мне на голову мешок и, не дав возможности даже вскрикнуть, сдавил пальцами шею...

Джед

Все же я счастливчик. В какой-то мере.

Стоило Менно потянуться к саквояжу и в этот раз, уверен, не за перчатками, как в дверь громко стукнули дважды. Маг нахмурился, прислушался, словно надеялся, что ему показалось, но стук повторился.

Человек недовольно поморщился, поглядел на мою разбитую физиономию, на саквояж, вздохнул с сожалением и вышел.

— Джед! — В тот же миг подбежала ко мне Яра. — Дже-ед...

Она не была больше ни той гордой красавицей, что танцевала у костров, ни свирепой волчицей, бросившейся на открывшего сундук незнакомца, не задумываясь, друг он или враг, — просто испуганная девочка, которая могла лишь плакать и жаться ко мне скулящим щенком. А все, что мог сейчас я — молчать, о том, какую боль причиняет мне каждое ее касание, не говоря об объятиях...

— Как мило, — заметил неслышно вернувшийся Менно. — Можете продолжать... До утра, пожалуй. Важные дела, уж простите. Но не важнее наших с вами, дэй Джед, так что к рассвету ждите.

Он забрал саквояж и прошел к двери. Уже на выходе обернулся.

— Я отправил посыльного к Бертрану Леймсу: решил, что ваше общество не слишком подходит для дочери володаря Андирского. Так что отсрочка кстати. Вожак, думаю, многое сможет разъяснить. Но я искренне надеюсь, дэй Джед, что дэйни Дияра действительно не в курсе предмета наших... хм, разногласий, а место, где вы спрятали бумаги и княжну, называется не Ро-Андир. Поверьте, так было бы лучше. Для многих.

Говорил дэй Людвиг как всегда спокойно, будто гладил... Против шерсти, да когтистой лапой. Крякнул удовлетворенно и захлопнул за собой дверь. А мозги, оказалось, не совсем он мне отбил, может, наоборот, вправил: сразу представилось, что будет, когда здесь появится Бертран. Во-первых, дядька назовет меня... Ну и все, пожалуй, на этом разговор можно будет заканчивать. Потому что одно дело — Джед Селан, безвестный вор-неудачник, по случаю стянувший какие-то непонятные бумаги, и совсем другое — Джед Леймс, племянник вожака и сын почетного главы Палаты метаморфов, сунувший нос в государственные тайны. Тут уже целый волчий заговор вырисовывается.

Достанет ли у мага власти и сил пойти против стаи? Кто знает.

Нет, не быть волку лисом: наплел, напутал — в итоге петлю себе свил. И хорошо бы, если бы себе одному... А таки отбил он мне голову, начисто. Ни одной дельной мысли. Только страх, злой, звериный, когда не в нору забиться хочется, а напротив — вперед рвешься, оскалив клыки, и будь что будет... Жаль цепь не пускает...

— Джед, — всхлипнула Яра.

Ее голос и боль объятий удержали в сознании. Стиснув зубы, распрямился, взглядом указал на стянувшие руки ремни и рыкнул негромко:

— Развяжи.

Через минуту, ничем не удерживаемый, рухнул на сырую солому.

Яра тут же перевернула на спину, сдавила ладонями опухшее от побоев лицо... М-м-м... Пришлось открыть глаза, изобразить оскал навроде ободряющей улыбки и, звеня кандалами отползти к стене, чтобы сесть, опершись на нее, и подставить девчонке плечо, на котором можно было бы выплакаться.

Но она не стала рыдать, лишь опустилась рядом, обхватила мою руку и уткнулась носом в испачканный кровью рукав.

— Мы умрем, да?

— Умрем, — ответил я честно. — Все когда-нибудь умирают.

— Мы умрем завтра. — Это был уже не вопрос. — Маг вернется и убьет нас.

— Завтра здесь будет твой отец, заберет тебя домой.

— Если маг отдаст, — Яра хлюпнула носом. — Он... Он...

Она подняла руку, и я увидел тонкий браслет на ее запястье. Даже не заметил, когда Менно успел нацепить его ей.

— Я боюсь его, — прошептала девушка. — До смерти боюсь. Давно уже, когда и не думала, что он маг, боялась. А сейчас...

— Так ты его знаешь? — спросил я, и тут же понял, до чего это глупый вопрос: Менно ведь узнал ее сразу — значит, виделись и не однажды.

— Он к бате приходил.

— О, как, — усмехнулся я, и едва затянувшиеся ранки на губах полопались и засочились кровью. — Другим так засть — законы предков, а вожак к себе друзей-магов водит.

— Не друг он ему, — вступилась за родителя маленькая волчица. — За стол его батя не сажал, хлеба с ним не делил. Вина чарку подносил, но сам с ним не пил никогда.

Верно, так выходит, и не друг совсем. Даже случайного гостя хозяин уважит.

— Чего ходил тогда?

— Не знаю, — хлюпнула носом Яра. — Только батя потом всегда смурной был, и мамка плакала. А один раз, лет пять назад, я под столом пряталась, а они зашли как раз... И маг этот ба... Маг отцу говорит: "Или по-моему будет, или я твой Андир с землей сравняю!"...

— Пять лет? Он еще с тех пор к вам приходит?

— Он всегда ходил, — насупилась девушка. — Сколько я помню. Раз в год. Бывало — два.

Нечасто, но так, чтобы не забывали. Стало быть, дядька прежде меня во что-то влез, а сейчас и захочет помочь — не сможет. Держит его Менно чем-то. Знать бы, чем... Хотя на кой оно мне? Своих проблем — выше головы....

— Джед, — Яра подняла ко мне заплаканное лицо. — Ты... поцелуй меня...

Посох Создателя! У этой девчонки одно на уме!

— Я... — Она зажмурилась. — Я еще не целовалась ни с кем. Совсем. А теперь... теперь...

Прежде чем она разревелась, я наклонился и коснулся разбитыми губами кривившегося от сдерживаемых слез рта. Вряд ли о таком первом поцелуе она мечтала. Так и я совсем иначе представлял себе свой последний... Хотя, вру: я его себе вообще не представлял.

Потом просто держал ее за руку и вертел задумчиво браслет на худеньком запястье.

— А замочек-то плевый, — вырвалось само собой. — Шпильку бы или булавку.