Нищий.

Бабакан подмигнул мне и прощально махнул рукой — пока, мол. Я остался наедине с говорливой старушкой. Через пятнадцать минут я знал все, начиная с того, как вел себя в детстве Бабакан, что ел и как писал в пеленки, и кончая ее мнением о международной обстановке и рекомендациями, сколько раз нужно ходить в течение суток в туалет, чтобы желудок нормально работал.

Меня еще раз, почти насильно накормили, отвели на горшок в заднюю часть дома. Кстати сказать, туалет меня сильно заинтересовал, и я все хотел спросить, куда все девается в пещере.

Затем я еле смог отбиться в импровизированном душе от попытки потереть мне спину, иначе, мол, я не вымоюсь как следует. Вода была ледяная, но я с наслаждением смыл с себя грязь, копоть и кровь прошедшей ночи — и вот я уже лежу под чистой простыней, старательно изображая сон.

Имитация сна помогла мне все-таки прикрыть словесный фонтан старой гномки — теперь я понял смысл подмигивания Бабакана: этот прохиндей знал, в какой капкан меня завел. Теперь она тихонько бродила вокруг и поглядывала, сплю я или нет, чтобы продолжить воспитание и уход за мной. Это напоминало перемещение комода, только без скрипа ножек.

Незаметно для себя я стал засыпать. На границе сна и бодрствования мне привиделись Амалон и Мараса. Они стояли, взявшись за руки, и как будто мне что-то говорили. Я не мог разобрать их слов, но по их улыбкам и настроению, понял — все будет хорошо. Они меня успокаивали и махали мне руками. Я чувствовал одновременно и горе, и радость — они теперь вместе, им хорошо...

Проснулся я как по команде — несмотря на толщу камня над собой, я почувствовал, что близится вечер. Я проспал целый день — дали о себе знать и бессонная ночь, и волнения, и горе от утраты близких людей.

Настало время действовать. Мне было по большому счету наплевать на пропавшие камни. Ну много ли мне надо? Прикрыть наготу, поесть, попить, крышу над головой — мне богатство это не особенно было нужно. Но как посмели эти уроды тронуть близких мне людей?! Во мне просыпалась холодная страшная ярость. Если я не смог отомстить — пока — за свою убитую подружку, то уж за Амалона, Марасу и Алану я точно отомщу, и жестоко. Они запомнят меня!

Первым делом я направился к Бабакану — посмотреть, как там Каран, еле вырвавшись от его матери, тетушки Дагабары. Она преследовала меня по всему дому, и пока я не съел чашку каши с кусочками мяса, выйти за дверь не смог — мощная тетушка перегородила своим шкафообразным телом выход. Запив еду огромной кружкой компота, сопровождаемый криками, что я мало поел и весь худой и тощий заморыш, я все-таки прорвался к дому Бабакана. Он встретил меня хитрой улыбкой:

— Ты как там, живой? Неужто живой? Теперь ты понимаешь, почему я такой большой и сильный...гы-гы-гы-ыы... и ты такой будешь, если поживешь у моей мамочки.

— Ну ты, Бабакан, и зараза, — уничижительно посмотрел я на гнома, — она чуть не задушила меня заботами! Вот что, надо ей как жертву подсунуть Карана — вон он, уже улыбается! Подкинем ей его, она от нас отстанет!

Мы гномом рассмеялись, а я загрустил:

— Бабакан, никак не могу привыкнуть, что нет моих друзей. Вроде только вчера мы с ними обсуждали жизнь, планировали, все были веселые и здоровые — и вот их нет. Улетели с дымом... душа у меня болит. Хоронил я друзей и раньше, хоронил близких, но никак не могу привыкнуть.

— А к этому нельзя привыкнуть... никогда. Притерпеться — можно. Привыкнуть — нет. Они всегда живут в душе, как часть тебя... Ладно, давай теперь о другом. Что думаешь делать?

— Да все просто — я пойду и убью канцлера.

Поодаль охнула жена Бабакана, а он сам укоризненно покачал головой:

— Не надо при ней.

— В общем, сейчас я уйду, вернусь, надеюсь, к ночи. Меч я оставляю тут. Каран, тебе, как больному, завещаю — ходи с ним, пока не поздоровеешь.

Каран приподнялся:

— Я с тобой пойду! Я тоже хочу отомстить за наших!

— Каран, ты сейчас слаб и болен. К тому же и твоя подготовка немного другая — меня учили ползать, заползать, заплывать... и убивать. Ты мне только помешаешь.

— Может, я сгожусь, — неуверенно произнес Бабакан, косясь на прислушивающуюся у печи жену.

— Не-ет... тебе есть, кого терять и о ком заботиться — ну как я могу увести тебя у такой красавицы? — Я подмигнул Бабакану и прямо-таки всем телом почувствовал, как облегченно вздохнула его жена. — Ты вот что сделай: подежурь, пожалуйста, у входа в пещеры, чтобы, если что, я мог сразу свалить под землю. Боюсь, мне придется быстро это проделать.

— Хорошо. Заметано. Сделаю. Тебе оружие какое-то надо?

— Нет. У меня есть перевязь с метательными ножами и пара в одежде — хватит. Сажи вот возьму у вас, и все. Проводишь меня к выходу из пещеры? А то я не знаю, как открыть ваши запоры...

Через час я шагал в сумерках наступающей ночи в сторону города. Пока что было довольно светло, и я не спешил — наслаждался вечерним прохладным воздухом и запахом трав — это гораздо лучше, чем качающаяся палуба крейсера и запах йода и водорослей. Эх, Блисторн, Блисторн... как ты мог, капитан?

Я спустился к морю, пошел вдоль берега в сторону порта. Зря я это сделал, потому что скоро дорогу преградили заборы поместий богатеев, какие-то причалы мелких и крупных помещиков — пришлось вернуться на основную дорогу, благо, что уже сильно стемнело, а путь освещала лишь красная луна. Фонарей тут и в помине не видали, ночью же, как известно, все кошки серы. Пройдя к порту, я спокойно вошел на его территорию — в этом мире не было никаких КПП, никаких часовых, преграждающих всем желающих проход к причалам.

Громада 'Черного принца' так и возвышалась у причала, я не стал подходить к нему — ни к чему было рисоваться на глазах вахтенных матросов и офицеров. Отойдя в дальний конец порта, выбрал свободный причал и осторожно скользнул в воду. Как всегда ощущение было неприятное — как будто кто-то монстровидный сидит внизу и вот-вот схватит меня за ногу и утянет в пучину. Впрочем, это не помешало мне тихо, практически бесшумно подплыть к кораблю.

Через двадцать минут я был уже под его бортами и, плавая вдоль них, осматривался на предмет болтающихся концов канатов. Ничего не находилось, я уже отчаялся и хотел пересмотреть свой план проникновения на судно, когда заметил небольшой канат, свисающий с борта, ближе к корме. Я возблагодарил Бога и небрежного матроса, забывшего этот трос, добрался до него рукой, аккуратно потянул, чтобы проверить его крепость, и стал подниматься.

Карабканье по канату заняло минут десять, в течение которых я то замирал, то снова начинал ползти, как по натянутой струне. Вот и борт корабля — уцепился, и мягко перевалился через него, сделал пару шагов, и вдруг услышал голос:

— Это что еще такое, ты кто....

Закончить он не успел — возможно, я нарвался на вахтенного офицера — я отключил его ударом в солнечное сплетение и быстро оттащил за сложенные бухты канатов, накрыв брезентом.

Ох, как неудачно вышло, я не хотел его убивать, надеюсь, что он очнется потом. Я знал этого офицера — он был вполне приятным человеком средних лет, уважительно относившимся ко мне. Меня он, конечно, не узнал — мое лицо было покрыто смесью сажи и жира, чтобы сажа не смылась. Легкими шагами я подобрался к каюте капитана и осторожно постучал в нее.

— Кто там? — спросил капитан.

Я промолчал, и еще раз постучал.

— Да кто там?! — раздраженно повторил Блисторн и загремел запорами.

Он распахнул дверь, стоя в проеме, на фоне освещенной светильником каюты, и держа в руках кинжал. Я рванулся вперед, сходу выбил у него из руки оружие и, захватив его шею, поставил на удушающий прием. Через несколько секунд капитан обмяк. Закрыв дверь, я связал его по рукам и ногам полотенцами, потом заткнул рот и стал дожидаться, когда он очнется. Наконец, капитан открыл глаза, непонимающие осмотрелся по сторонам и попытался двинуться — вязка ему помешала, и он яростно рванулся.

— Капитан, не дергайтесь. Это Викор. Сейчас я развяжу вам рот, и мы поговорим. Вы можете мне обещать, что не будете кричать, поднимать шум и всякое такое? Если вы это сделаете — мне придется вас убить. Вы поняли меня?

Капитан кивнул, я склонился над ним и, развязав полотенце, вынул у него изо рта кляп. Потом уселся рядом на стул, подняв выбитый у капитана кинжал:

— Можете говорить.

Капитан, холодно, яростно проговорил:

— Викор, что это значит? Что за дикость? Я сегодня был у вас в гостинице, мне сказали, что вы погибли в огне, и вот теперь вы являетесь ко мне в таком странном виде — вы с ума сошли? Почему вы напали на меня?!

Я слушал его и анализировал: врет или нет, врет или нет...

— Капитан, от того, поверю я вам или нет, сейчас зависит ваша жизнь. Скажите мне, это вы организовали нападение на нас?

Капитан помолчал, потом с горечью произнес:

— Я понял. Викор, кто погиб?

— Почти все, капитан. Амалон, тетушка Мараса, Алана. Все погибли. И я пришел за ответом: КТО?! Докажите мне, что это не вы. Мне очень не хочется вас убивать. — Я впился глазами в лицо Блисторна и попытался понять — врет он, или нет.

Капитан молча полежал, глядя в потолок, потом повернул голову ко мне и тихо сказал:

— Викор, мне очень жаль Амалона. Мне нравился старик. Неужели ты думаешь, что я мог организовать такую подлость? Я боевой офицер флота, у меня есть честь, разве я когда-нибудь давал повод усомниться в моей чести?

— Кто знает, господин Блисторн... Вот господин канцлер учился с вами, наверное, тоже был офицером... А потом в гостиницу приходят агенты Тайной стражи и вырезают постояльцев, грабят их — это соотносится с понятиями о чести боевых офицеров?

— Я понимаю вас. Вы ударили меня в больное место... — Лицо Блисторна перекосилось гримасой отвращения, — Да, мы учились с канцлером Гроткорном в одном офицерском училище. И если это его рук дело, мне стыдно за него и за офицерство. Только одно могу сказать: политика портит людей, и потому я на мостике боевого корабля, а не в сенаторах. Расскажу вам, после нашего разговора, я собрался и отправился к канцлеру. Я рассказал ему о вашем предложении, а чтобы заинтересовать его еще больше, сообщил, что, возможно, у вас есть еще камни, и это будет очень выгодно армии — мы сможем заполучить несколько сильных магов с помощью ваших камней. Я не знал, что у вас есть несколько камней, и сейчас не знаю, но подозревал. Мы договорились, что встретимся с ним на следующий день, в одиннадцать часов утра, он должен был приготовить деньги за камень — в виде векселя, для передачи в банк. Там на ваше имя завели бы счет, и все бы было, как вы хотели. Но утром я обнаружил вместо гостиницы дымящиеся развалины, а вместо вас — кости. Сказали, что в гостинице прятались какие-то государственные преступники, поджегшие ее. Вот все, что я знаю. Хотите верьте, хотите нет.

— Вы кому-то еще говорили о сделке?

— Нет. Только канцлеру.

— Капитан, я вам верю. Но, извините, я вас снова свяжу и оставлю тут до утра. Прошу меня простить, но это необходимо. Кто знает, вдруг вы ради государственной необходимости поднимете тревогу и постараетесь спасти вашего друга Гроткорна. Сегодня его место должно стать вакантным. Я в этом уверен.

— А если я дам честное слово, что ничего не предприму? — с надеждой спросил капитан, глядя на то, как я приближаюсь к нему, держа в руках кляп и полотенце.

— Извините, капитан, мы не в детские игры играем — на кону моя жизнь. А я не хочу рисковать. Один раз я уже доверился вам — и что вышло? Утром вас развяжут матросы. Простите, и прощайте!

Я засунул ему в рот кляп и затянул полотенце под его яростным взглядом. Затем погасил светильник — он мне все равно был не нужен — и вышел из каюты в темноту. На палубе было тихо, я подошел к канату, по которому поднялся на борт, и скользнул по нему вниз. Темная вода привычно приняла меня, и я тихо поплыл к берегу. Мне предстояла сложная задача... как раз для диверсанта.

Глава 10

Пахло водорослями и сыростью... В кустах свиристели какие-то насекомые — то ли сверчки, то ли цикады — мои познания в насекомых этого мира ограничивались мухами да тараканами. Звезды на небе выглядели мохнатыми, нереально яркими — воздух этой планеты еще не был загрязнен ни дымами заводов, ни выхлопами автомобилей, он был чист, свеж и пах какими-то фруктами и цветами.

Шагать было не очень приятно, хотя я и вылил из мягких сапог морскую воду, но она все равно чавкала и просачивалась между пальцев ног, стекая из штанин. Впрочем, это мне не мешало, и я скользил между домами, кустами и деревьями, как демон мщения. Добираться пришлось недалеко — поместье канцлера находилось в районе порта.

Это было огромное белое здание за высоченным забором, метра четыре, который преодолеть оказалось нелегко, хотя у владельца особняка и не имелось никаких ярких прожекторов и электронной сигнализации. Мне предстояло задействовать все, что я умею, все, чему меня учили инструкторы спецшколы диверсантов.

Осмотрел забор — высоко. Сидя под кустом напротив особняка, я стал внимательно изучать местность: поместье с тыльной стороны выходит к морю, там причал для частной яхты канцлера. Я подполз к берегу, осмотрелся: территория окружена металлическим забором с пиками наверху, через него видно, что яхта стоит у небольшого причала, за ним — дорожка к тому же высокому каменному забору и вход, ворота.

Я обратил внимание, что в воротах нет 'кормушки', значит, для того, чтобы узнать, кто за ними стоит, придется открыть либо сами ворота, либо калитку. Наверху каменного забора — стальные прутья, наверняка острые, как шило.

К яхте приставлен охранник, он то прогуливается по дорожке рядом с ней, то садится на скамеечку отдохнуть.

Крадусь к морю и тихо вхожу в воду — ни одного лишнего движения, всплеска или шума, только мелкие волны расходятся по тихой вечерней воде, — ни ветерка, ни малейшего движения воздуха... 'Устроил бы я вам движение ветерка, — злобно подумал я. — Но мне хочется поглядеть в глаза этому уроду. И никаких сантиментов — валить всех, кто попадется. Если вы служите уроду, то вы тоже уроды. И вы сами выбрали свою судьбу'.

Белый борт яхты с золотыми буквами... Не стал читать, что там написано, — наплевать. Дождался, когда охранник отошел на дорожку прогуливаться, подтянулся и медленно перевалился — благо, что борта сзади низкие, это небольшая прогулочная яхта — затаился под скамейкой и замер. Минуты тянулись тягостно, но и спешить нельзя — одно неверное движение, и провал.

Послышались шаги охранника — он перешагнул борт яхты. Уселся на скамейку и вздохнул, вытянув ноги.

Я медленно, как минутная стрелка, вытянул себя из-под скамейки, тихо-тихо согнулся... прыжок! Я подмял мужчину, вцепившись ему в горло и перекрыв дыхание. Он попытался крикнуть, но я правой рукой достал метательный нож и прошептал, приставив его к глазу охранника:

— Одно движение или крик, и я проткну тебе глаз, потом нож окажется в мозгу. Ты меня понял?

Он кивнул.

— Сейчас ты аккуратно встанешь и пойдешь по дорожке к воротам, потом постучишь и попросишь охранника открыть калитку. Скажешь, что тебе что-то срочно надо. Запомни: я буду рядом и, если что, моментом перережу тебе горло. Все — пошел вперед.