Сказки врут!

Логике тоже можно позавидовать.

— Из-за Сокола, да. — Я прошла к двери, открыла и подняла палец, призывая Нат прислушаться.

Темный, словно дожидался сигнала, тут же выдал одну из своих виртуозных рулад.

— О, боже! — Натали закрыла лицо ладонями и зашлась в беззвучном смехе. — Прости, пожалуйста, — выговорила она с трудом. — Это у меня... это... Прости...

Ничего, даже забавно вышло.

— Прости, — повторила она, уже почти успокоившись. — Глупость, конечно. Но вы в последнее время часто остаетесь вдвоем, уходите куда-то. Заповедник, опять же. И ты расспрашивала меня о нем...

— Точно. А теперь, по всем канонам, я должна спросить, говорил ли он тебе обо мне, и что говорил.

— О, да! Естественно! — продолжала веселиться баньши.

— И что же он говорит обо мне? — спросила я без улыбки. — Что со мной не так?

Натали вмиг посерьезнела.

— А, ты об этом. Ну... Сокол думает, что это слом.

— А Сокол не может думать общепонятными терминами?

— Извини. Сейчас попробую объяснить. Когда одаренные перестают использовать свои способности, это, как правило, вызвано одной из двух причин. Первая — перегорание. Чрезмерный расход силы на какое-нибудь действие, вызвавшее полное истощение. Иногда после этого восстанавливаются, иногда — нет. А бывает слом. Это больше психологическое. Неудача, неправильные или безрезультатные действия, как следствие — депрессия и проблемы с самоидентификацией... В общем, это очень сложно и очень индивидуально. И лечение подбирается в каждом случае свое. Нужно разобраться, на чем именно человек сломался, вернуть его к тому моменту, помочь признать ошибки, найти решение и заставить двигаться дальше.

Меньше всего на свете я хотела возвращаться к "тому моменту"...

— Настя, я не специалист, просто пересказываю то, что слышала от Сокола. И он говорит, что ты не безнадежна. В чудеса вот уже поверила...

Да уж, не поверишь тут.

— ...В себя, правда, еще не очень. Но чай же получился?

— Потому он и всучил мне ту тетрадку? — Вопрос был риторический. — Айболит, блин! А, может, я не хочу выздоравливать? Может, мне и без ваших чудес прекрасно жилось? И не нужен мне никакой доктор. Собой пусть займется. Если он такой крутой целитель, чего храпит как трактор? И дымит как паровоз? Или первое не лечится, а второе полезно для здоровья? А сам... Вообще... Разве что жиром не заплыл! Молодой же мужик, сорока еще нет!

Я умолкла, поняв, что с шепота почти перешла на крик и для особы, ни в коей мере не интересующейся господином доктором, свернула куда-то не туда. Но Натали этого не заметила.

— После того, что случилось с Кирюшкой, — проговорила она тихо, — Сокол держался еще какое-то время. А потом сорвался все-таки. Курить стал. По молодости только баловался, а сейчас, сама видишь. Жиром, да, не заплыл. И не спился, слава богу. Но не тот уже... Совсем. Он ведь, Настя, тоже сломленный. Не так как ты — может, еще хуже. Но лечение себе уже назначил. Вытащит твоего Сережку, глядишь, и выздоровеет. А храп... Может, он и не знает, что храпит? Сказать-то некому...

Проснулась я рано. Тихо, чтобы не разбудить Нат, выбралась из-под покрывала, а потом и из комнаты. Совершила традиционное утреннее паломничество по "святым местам" и зашла в кухню.

Сережка стоял у плиты. Обернулся, услыхав мои шаги, улыбнулся.

— Иди сюда. Глянь-ка...

Я сделала шаг, второй и обомлела.

— Не бойся. Все нормально.

Ага, конечно. Только с нормами у нас в последнее время что-то странное: рука Серого лежала на зажженной конфорке в лужице голубого пламени.

— Сам придумал, — сообщил парень гордо. — Прикольно, да?

— Что придумал? — Не отводя взгляда от его ладони, я плюхнулась на стул.

— Вот это. Помнишь, в школе рассказывали про энергию? Тепловая там, электрическая, кинетическая... Получается, все вокруг — энергия. И я могу ее брать, откуда пожелаю. Из огня, из текущей воды...

— Сереж, — я сглотнула. — Давай лучше из воды, а?

Сказать, что рука на плите нервировала — ничего не сказать. Еще немножко посмотрю и на веки вечные заделаюсь вегетарианкой.

— Сначала чувствовался жар, — продолжал он, будто и не слышал моих слов. — Я аккуратно так, с расстояния. А потом вроде как настроился, почувствовал струю, и видишь?

— Молодец, быстро учишься, — похвалили от двери Натали. Не знаю, как долго она там простояла, но увидела достаточно. — Только помногу сразу не тяни, а то с непривычки плохо станет. Головокружения нет? Не мутит?

— Не, порядок, — замотал головой Серый, но руку, к моей радости, с огня убрал.

Был один нормальный человек в этой компании, и тот туда же! Завтра застану его у розетки, высасывающим электричество через оторванный от торшера провод, как через коктейльную трубочку. Зато, наверное, можно не кормить.

— А потом это все куда? — спросил Сережка у Нат. — То, что насобираю?

— Либо тратить на себя, либо учиться отдавать. Чистая отдача, как у Насти, у тебя не получится, но со временем научишься трансформировать энергию...

И будет у меня не парень, а трансформатор. А что? Удобно, практично. Отключили свет — он палец в розетку, и снова в сети двести двадцать. Мобильник зарядить можно, ужин разогреть. И мило все так: приходишь с работы, а он сидит себе в уголочке, гудит тихонечко.

— Как трансформировать?

— Это у каждого по-своему проходит, — пожала плечами баньши. — Но сам понимаешь, если только брать, и лопнуть можно. А о механизме лучше Сокола расспроси.

— Вернется, спрошу.

— Откуда вернется? — не поняла Нат.

— Он к Ле Бону поехал, записи, который тот просил, отдать.

— Интересно, — протянула баньши. — Сам решил съездить, или приходил кто?

— Сам. Говорит: чего, мол, тянуть, еще скажут, что мы намеренно от них что-то скрываем.

— А нам, выходит, скрывать нечего? Ну-ну...

Посчитав, что она уже увидела и услышала все, более или менее достойное внимания, Натали удалилась в спальню, и, как показывала практика, выманить ее оттуда теперь могли лишь ароматы свежеприготовленного завтрака.

— Настюх, а ты чего от меня ночью сбежала?

— А? — Я не сразу поняла, о чем он, занятая своими мыслями.

— Я тебя чем-то обидел, да? — Насупился Серый. — Просыпаюсь, тебя нет, подушки тоже Я понимаю, я в эти дни отмороженный совсем... Блин, только встретились через столько лет, и тут такая фигня! Только Насть, я же не специально все это затеял. Это вообще не я...

Еще один мастер логических умозаключений на мою голову!

— Сереж, я не обижалась. Просто... Ты там нормально спишь, ничего не мешает?

— Да нет, ничего. А у меня за день от всех этих мыслей так башка распухает, что глаза закрываю и сразу отключаюсь.

Счастливчик.

— Диван неудобный, — зачем-то соврала я вместо того, чтобы пожаловаться на истинную причину бессонницы. — Пружина, наверное, вылезла, ворочаюсь полночи...

Парень, не дослушав, обнял меня, крепко прижимая к груди.

— Спасибо, — прошептал он. Теплые губы ткнулись в висок. — Спасибо, что ты со мной. Сам бы свихнулся б уже, Насть...

— Да ладно, — я провела рукой по ежику серых как волчья шерсть волос. — Ты молодец. Видишь, как быстро со всем разобрался? А с твоей удачей тебе вообще ничего не грозит.

— Ты — моя удача, — улыбнулся он. — С тобой точно ничего не страшно.

Хотела улыбнуться в ответ, но в глазах вдруг потемнело, а в ушах снова стоял крик Нат: "Спаси!"... Крепкие объятия не позволили мне упасть: я лишь пошатнулась, а после, почувствовав, как тяжело стало дышать, отстранилась от Серого — почти оттолкнула его — и, придерживаясь за мебель, побрела к окну.

— Насть?

"Спаси! Спасешь, твоим будет. Навсегда..."

— Сереж, я...

— Я понимаю, — вздохнул он. — Все это... так... На кой я тебе такой, да?

О, боже! Ну что еще за мысли?

— Прав Антоха, упырь и есть. Что жил, что сдох — ничего не изменилось. Тридцать лет: ни дома своего, ни семьи, ни работы нормальной — шабашки одни, лишь бы платили побольше. Сегодня тут, завтра там... Но это же не навсегда, Насть. Честно. Вот закончится все, устроюсь как-нибудь. Только с мамой решу, Сокол мне телефон одной клиники дал, там как раз на таких заболеваниях специализируются... А потом мы с тобой и вправду на море съездим. В сентябре уже получится, ну и что? В Крыму в сентябре хорошо, тепло еще, купаться можно...

Я стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу, и ни слова не понимала из того, что он говорил. Какой Крым? Неужели он не понимает?..

— Ты еще из-за Аленки злишься? — Я встрепенулась, услышав имя таинственной соперницы. — Не надо, Насть. Забудь. Ну было. Я сам думал, может, серьезно. А потом... Меня по полгода дома не бывает, а она молодая, красивая. Ей же погулять хочется: кабаки, подружки... Все равно не дождалась бы. Вот думаю, и пусть. Симку выкинул, чтоб не звонила... А когда приехал... В общем, понял, что все я правильно сделал.

— Сереж...

— Короче, забудь, и все, — отрезал он, властно отрывая меня от подоконника и привлекая к себе. — Это прошлое, Насть. А теперь все по-другому будет. И никуда я больше не поеду. Разве что с тобой, на море.

На море, так на море. Я положила голову ему на грудь, вслушиваясь в ровное уверенное биение сердца, и закрыла глаза. Главное, что он сам в это верит: в море, в нас. Только стало вдруг жалко незнакомую девушку Алену, так и не узнавшую, что ее не бросили, а отпустили... почти благородно... До чего же странные создания эти мужчины!

— Не помешаю? — еще один представитель загадочнейшей половины человечества робко протиснулся в приоткрытую дверь.

— Заходи, Антоха, — по-хозяйски позволил Серый. — Чай с бутербродами будешь?

— Буду, — радостно отозвался светлый.

— Тогда и нам приготовь. А мы пока в комнате посидим, да, Насть?

Что-то изменилось в нем, когда он держал руку над зажженной горелкой, вместе с осознанием силы появилось что-то новое, незнакомое, но мне нравились эти перемены.

— Антош, и про Наташу не забудь, — сказала я растерявшемуся от нашей наглости охотнику.

Ничего, мы еще осиновый кол помним. Пусть искупает.

А мы пока просто побудем вдвоем. Без Сокола. Без Нат. Без разговоров о силе, Ван Дейке и вместилищах. Без чужих душещипательных историй о разбитом счастье и несбывшихся мечтах...

Но стоило закрыть за собой дверь, как в прихожей мерзко задребезжал звонок! Я вздрогнула от неожиданности и тревоги — в последние дни этот звук всегда вызывал тревогу — и Серый ободряюще сжал мою ладонь.

— Не волнуйся, — подмигнул он мне. — Сейчас глянем, кого там черти носят.

— Куда?! — грозно шикнул на Сережку выскочивший из кухни светлый. — Сам посмотрю.

Он прислушался и опасливо прильнул к дверному глазку.

— Кто там? — показалась на пороге своей спальни Натали.

— Баба какая-то, — недоуменно пожал плечами охотник.

— Фе, Антон! — баньши сморщила точеный носик. — Не баба, а женщина.

— Не, — затряс он лысой головой, — баба!

— И чего ей надо? — поинтересовалась я.

— Чего вам... Кто там? — через дверь прокричал светлый.

— Любовь! — зычно откликнулись с площадки. — Вызывали?

На Антошку напал приступ кашля.

— Любовь Иванна! Из ЖЭКа. Вызывали же?

— Нет... кхе-кхе...

— Открой, грю! — незваная Любовь забарабанила кулаком по двери.

— Открой, — посоветовала лысому Нат. — А то хуже будет.

Он встряхнулся — на стене позади обозначилась на миг грозная тень — и провернул ключ.

— Ну не прошло и года! — на пороге, потрясая устрашающего вида молотком, стояла дебелая тетка в рабочем комбинезоне. Глянула сверху вниз на Антона и строго вопросила: — Родители дома?

— Конечно. — Натали грациозно выступила вперед. — Чем могу помочь?

— Да чем ты можешь помочь? — свысока фыркнула Любовь. — Это я те помогла. Распишись вот.

Она сунула молоток подмышку и протянула Нат замызганный листочек.

— За что? — полюбопытствовала баньши.

— За выполненную работу, — гордо подбоченилась тетка. — Жаловались, что когда окно между этажами открывается, у него рама выпадает? Ну вот. Устранили.

— Уже не выпадает?

— Уже не открывается! — взмахнула она молотком. — Распишись, да пойду я. Там еще во втором подъезде стекло разбито.

— Фанеркой замените? — предположила я.

— Умная! — похвалила меня Любовь. — Разбираешься.

— Насть, распишись, раз ты такая умная, — попросила меня Натали, с отвращением глядя на бланк в грязной ручище. — Не будем задерживать... человека.

Кажется, она уже была согласна с Антоном в том, что это — не женщина.

— Если вдруг мастер наш с обходом явится, вы ж подтвердите, что я была, — напоследок погрозила нам молотком тетка. — Так и скажите ему: Любовь к нам приходила.

Мы еще с полминуты тупо смотрели на закрывшуюся за ней дверь, а потом стены затряслись от дружного хохота.

— Слышь, Насть, — толкнул меня в бок Серый. — К нам любовь приходила!

— Какая-то она у вас не слишком чистая и светлая, — ухмыльнулась Нат.

— Зато большая! — заметила я.

— И с молотком, — хихикнул Антошка.

— А что? Любовь такая и должна быть, — заявил Серега авторитетно. — Придет, значит, молотком как зарядит, и враз башню сносит. Настоящая любовь!

Явление Любови (или любви?) задало настроение на все утро. Грустные мысли уступили место беззаботному веселью. Мы шутили, смеялись, сообща соорудили десяток бутербродов и, пользуясь отсутствием Сокола, который не преминул бы высказаться по этому поводу, заварили дешевый чай из пакетиков. Болтали о всякой ерунде...

— У нас праздник? — В радостном гаме возвращение темного осталось незамеченным до самого его появления на кухне.

— К нам приходила любовь, — весело сообщил ему Серый.

— Поздравляю, — улыбнулся колдун, но скользнувший по мне взгляд был абсолютно холоден. — Тогда цветы здесь, думаю, уместны.

Он поднял руку и просто из воздуха вытянул за длинный стебель белую розу.

— Натали. Прекрасный цветок для прекрасной женщины.

Баньши растеряно приняла подарок: должно быть, прежде Сокол ее цветами не баловал.

— И... Ты пронес ее под иллюзией? Как ты это?..

"Друг Шурик научил", — едва не ляпнула я, досадуя на себя, за то, что чуть было не потянулась за розой. И с чего бы мысли, будто она предназначалась мне?

— Ты знала, что Виктор коллекционирует монеты? — Мужчина присел у стола и пододвинул к себе тарелку с оставшимися бутербродами. — И некоторые, особо ценные всегда возит с собой. Наряду с мечтами нумизматов там есть пара-тройка экземпляров, интересных... м-м-м... по нашей части. Например, три монетки из кошелька Короля Шутов.

— Ты ограбил Ле Бона? — Нат в ужасе прикрыла рукою рот.

— Фу, как не стыдно? За кого ты меня принимаешь? Мсье третий день страдал от несварения, местная кухня вкупе с жарой неблагоприятно отразилась на его нежном желудке. И когда я застал его в столь плачевном виде, то как человек, поклявшийся Аполлоном со товарищи, не мог не предложить свою помощь. За что и был удостоен благодарности.

Он подбросил на ладони маленький медный кругляшок.