Впрочем, что бы не говорила Белая, не один Лука был примечателен в этой семье. И даже если не вспоминать Томаса, который, на взгляд Дели, для обычного человека был слишком удачлив в делах, и обладал поразительным чутьём на некоторые вещи, то оставались ещё Августин и Равель. Ави, блудный сын Горгенштейнов, был выбран вместо Луки пустынным лисом, а это что-то да значит...
И этот Равель. Не маг, нет, но Дели была готова поклясться, что Тьма коснулась и его. Вот уж кто мог служить Гекате верно и преданно! Дели была готова поклясться, что предложи она молодому воину стать последователем тёмной богини, и он бы согласился с радостью. Такие всегда рады найти служение в чём-нибудь. Не то что этот Лука, вокруг которого приходилось ходить кругами, старясь не вспугнуть и не выдать себя. Наставница запретила раскрываться перед ним, считая, что мальчишка, упрямый и эгоистичный ("истинный тёмный!" — почти умилительно говорила об этих чертах Луки Белая гадалка), не захочет вспахиваться ради кучки почти потерявших силу ведьм. Дескать, вот прижмёт его жизнь, нужна будет ему помощь, вот тогда и пригодятся тёмному магу верные соратницы. А пока нужно подкидывать ему правильные идеи, исподволь направлять...
И заняться этим нужно именно Делии. А когда это сделать, когда и о женихе не стоит забывать, и его хитрой мамаше не дать под себя копать, да и ещё контролировать проказника-племянника, который, кажется, перестал доверчиво верить в то, что его тётка обычная травница?
Дели обдумывала свою нелёгкую жизнь, и одновременно делала вид, что слушает госпожу Горгенштейн, автоматически кивая там, где ей казалось это было нужно. Та, вроде, вновь рассказывала о том, почему так важно не торопиться со свадьбой старшего сына, вплетая в разговор всех своих детей скопом.
— ...ну и хотелось бы, что как можно больше моих дорогих детей могло присутствовать при этом важном событии для семьи. И так не будем бедного Августина, и близнецы будут на службе. А Лука не раньше конца июля вернётся со своего паломнического путешествия. Его, вы не поверите, под своё крыло взял сам епископ Бромель...
— Что, простите? — встрепенулась Дели. — Ваш младший сын был удостоен чести быть спутником самого Бромеля в его ежегодном паломничестве?
— Да, я сама узнала об этом недавно, хотя тот же Лекой знает уже больше месяца. Лукреций, негодник, опять со мной ничем не делиться и даже совета не спросит, не то что разрешения, — обиженно поджала губы матушка Горгенштейн.
Вот оно как... Белая будет недовольна. Мальчик всё же привлёк внимание ордена. И даже более того, тот взялся за него весьма серьёзно. А значит, и им надо спешить.
Глава 7. Пробуждение Тьмы.
Когда твоя семья столь велика, в ней всё время что-то происходит. Кто-то приезжает, а кто-то уезжает, кто-то рождается, а кто-то... умирает. И на взгляд Луки, в данном случае особого повода для расстройства не было, ведь умер всего лишь муж Анны, Оскар, о котором, кажется, даже жена не особо скорбела.
Петер Зингер, предложил было лично проследить за тем, чтобы расследование прошло на уровне, но родные напротив, настояли, чтобы дело замяли. Ещё бы, Оскар умер ведь не просто нелепо, а оскорбительно — в каком-то притоне в компании дешёвой проститутки и бандитского отребья, притом при весьма неловких обстоятельствах. Грешно даже было подумать, что именно творилось там до убийства.
Поэтому и похороны были более чем скромные, а вдова была на редкость сдержанна в проявлении эмоций. На следующий же день, оставив улаживать дела нотариусу, она, собрав детей и личные вещи, переехала в родительский дом. И хотя племянники, удручённые потерей отца, вели себя тихо и под ногами особо не мешались, сама атмосфера дома, в котором все носились с вдовой и детьми, немерено раздражала Луку. Ну нет, уж лучше он будет оставаться ночевать в библиотеке Гохра, а родителям скажет, что решил и в выходные ночевать в общежитие Орхана.
Легче было сказать, чем сделать. Тайное убежище тёмного магистра плохо подходило для длительного пребывания. Не было кроватей, возможности готовить пищу, а туалет представлял собой древнюю дыру в пол в одной из ниш. Брезгливый и придирчивый Лука смог провести в убежище лишь четыре полных выходных дня, а затем просто отказался от идеи ночевать в тёмной яме, заставленной старыми книгами.
Другая возможность съехать из отчего дома появилась Луки, когда он совершенно случайно узнал, что Жерар Лавель больше не живёт с тёткой. Выгнала ли она его, или он сам шёл, устав наблюдать за воркованием Дели и Томаса, почти вечно торчащего у травницы, но уже больше месяца сын мельника снимал собственную квартирку. Во многом благодаря Ольдвигу Горгенштейну, всё же рискнувшему, и вложившему деньги в молодого и перспективного мага. Квартира конечно была небольшая, состоящая из двух жилых комнат, кухоньки и крошечного санзла, но неприхотливый Жерар был рад и этому. В одной комнате он поселился сам, в другой организовал небольшую лабораторию, где экспериментировал с красками и тканями.
Неожиданному визиту Луки Жерар был совершенно не рад.
— Ну, чего тебе? — недовольно спросил он, пододвигая Луке плохо вымытую кружку с чаем и блюдце с каменными печеньками. Его представления о гостеприимстве обязывали напоить и накормить гостя, но вежливость в комплект не входила, тем более что Лукреция он не ждал.
— Я собираюсь жить здесь, — лаконично сказал Лука, почти хозяйским взглядом осматривая кухню.
— А не охамел ли ты, Горгенштейн? — почти устало спросил Жерар. — Хочешь жить отдельно, сними себе квартиру сам.
— У меня нет денег.
— Так ты ещё и бесплатно собрался у меня жить? — задрал брови Лекой. — Ну ты и... жук.
— Я Горгенштейн, как ты заметил ранее, и именно мой отец тебя спонсирует. А ведь я мог сказать, что затея твоя не имеет никаких шансов реализоваться.
— С чего бы это?!
— Я, в отличие от моего батюшки, знаю, как работает магия, да и в алхимии немного разбираюсь. Ничего из того, что показывал тебе магистр Гидеон, не сможет помочь в создании новых видов краски, — снисходительно сказал молодой маг.
— Кто тебе сказал, что я буду прибегать только к академической алхимии? Есть и другие методики.
Загадочно ухмыляясь, Жерар подскочил с шатающегося стула, и начал активно рыться на кухонном подоконнике, выискивая что-то среди стопок бумаг и небрежно сваленной посуды.
— А-а-а, вот, нашёл. Не узнаёшь?
— Только не говори, что ты стырил книгу из библиотеки Гохра! Я же тебе запретил оттуда что-то таскать, — яростно зашипел Лука, выхватывая и осматривая пухлый томик на предмет наличия пятен или потёртостей.
— Ты сказал не брать книги, связанные с запретным колдовством. Не думаю, что в пособии по преобразованию свойств материи может быть что-то опасное. Ну, не считая того, что в приложении три и четыре указаны методические рекомендации по работе с живыми существами... но я не собираюсь их использовать, — поспешно сказал Лекой, с лёгкой опаской глядя на приятеля. — Впрочем, можешь забирать обратно. Я что нужно уже выписал.
Лука тщательно обернул книгу одним из недописанных конспектов Жерара, вызвав у того гримасу неудовольствия, и бережно положил себе в сумку.
— Ты живёшь на деньги моего отца...
— Не только его, — возразил Жерар. — Источники моего заработка в последнее время весьма разнообразны.
— И ты пользуешься моей тайной библиотекой.
— Ну, во-первых, не совсем твоей, а во-вторых, я тоже помог найти хранилище, так что имею право на доступ к нему.
— Не принимаются. Твои аргументы — не принимаются! Ты мне должен, и я сейчас просто предлагаю тебе отдать твой долг.
Лекой терпеть не мог, когда от него что-то требовали, тем более таким наглым способом. Он скрестил руки на груди и откинулся на стуле назад, холодно глядя на Горгенштейна.
— Если уж говорить о предъявлении счетов, то стоит ли мне упоминать, как ты со своими братьями ввалился в дом моей сестры, чуть не подставив её и меня перед сыскарями? Или ты это не считаешь?!
— Жерар...
Тот резко отодвинул стул и встал:
— Вот что, Лукреций. Мне порядком надоело, что какой-то сопляк всё время указывает, что мне делать. Не хочешь пускать меня в тайник магистра? Да больно надо! Обойдусь как-нибудь без него, лишь бы твою рожу рядом с собой больше не терпеть.
— Думай, что говоришь, — поморщился Лука, тоже вставая, с неудовлетворением замечая, что он всё ещё явно ниже своего приятеля.
— Я говорю то, что давно должен был сказать. Проваливай, родственничек, пока я тебя не вышвырнул силой.
Лукe ещё никогда не выставляли за дверь. Он стоял, глядя в занавешенное окно Жерара, и в его охваченном гневом разуме рождались десятки способов, с помощью которых он мог унизить Лекоя. Унизить, поставить на место, а когда тот осознает свою ничтожность, раздавить как жалкого таракана. Хладнокровного Луку, которого, как он считал раньше, на действие могли сподвигнуть лишь любопытство или выгода, сейчас снедала ненависть и ярость. И пусть обида, нанесённая ему, в другое время казалась бы пустяковой и не стоящей внимания, сейчас Лука жаждал отмщения.
Достав из сумки перочинный нож, маг обнажил лезвие и кольнул остриём подушечку большого пальца. Крови оказалось недостаточно, поэтому Лука расширил порез, игнорируя тупую, ноющую боль. Несколько резких, точных движений, и на двери, ведущей в квартиру Лекоя, появились замысловатые знаки, навлекающие на дом неприятности и беды. Горгенштейн отрывисто прочитал заклинание, и символы, и так не слишком заметные на тёмном дереве, и вовсе исчезли. Проклятие, увиденное когда-то в хранилище магистра, заработало.
И лишь только потом Лука огляделся. Ему сильно повезло, что свидетелей его магии не было. Эмоции, накрывшие Луку с головой, улеглись, и к нему постепенно возвращалось ясность ума. А вместе с ним и пока неясное, но весьма неприятное чувство вины.
"Чёрт, конечно Жерару не стоило так себя вести, но и я хорош. Можно же было вести себя не как... тупой засранец". От данного себе нелестного эпитета Лукрецию стало ещё хуже. Не так ужасно, что он чуть погорячился, и зря наехал на друга. А вот то, что он навестил на квартиру Жерара проклятье, и теперь не знает, как всё исправить... Это было самое поганое. Если извинения можно было принести и чуть позже, то вот проклятие хорошо бы отвести назад как можно скорее, пока с квартирой, или не дай бог, с Жераром, ничего не случилось. Может быть, есть ещё время? Лука решил, что следует немедленно отправиться в убежище и начать искать что-то вроде анти-проклятья, но стоило ему на несколько шагов отойти от двери, как за его спиной раздался глухой взрыв, а брусчатку усыпало осколками стекла. Лука рванул обратно, яростно стуча в дверь, и молясь всем святым, чтобы Жерар был жив. Соседи, выскочившие на улицу, поняв, что опасность уже минула, и новых взрывов не предвидится, вяло поругиваясь на "сумасшедших колдунов", вернулись по домам.
Через несколько томительных минут дверь наконец открылась. На пороге, шатаясь и отчаянно кашляя, стоял перемазанный в саже Жерар, а за ним стелились клубы дыма.
— Лука? — прохрипел маг. — Что ты тут забыл?
— Ты в порядке?!
— Что?! Говори громче!
Поняв, что Жерар ничего не слышит, и дверь открыл лишь для того, чтобы глотнуть свежего воздуха, а не пустить Луку внутрь, юный маг отстранил Жерара в сторону, и прикрыв рот и нос рукавом, вошёл внутрь. Дым шёл от комнатки, в которой Лекой разместил лабораторию. Ни одной целой склянки или риторы, пол, стены и потолок щедро украшены пятнами, мебель здорово перекосило и покорёжило. Впрочем, противопожарное заклинание Жерара уже погасило пожар, лишь только печально тлели на полу обрывки занавесок.
— А проклятье-то сработало на отличненько, — произнёс Лука себе под нос, размышляя, развеялось после этого его заклинание или стоит ждать ещё неприятностей.
Усадив плохо держащегося на ногах Жерара на кухне, у распахнутого окна, единственно оставшегося целым, Лука налил ему стакан воды, а сам, отыскав перчатки, веник, ведро и тряпку, принялся за работу по устранению ущерба. Через какое-то время к нему присоединился и Жерар, и уборка пошла чуть веселее, хотя парни всё ещё не разговаривали друг с другом. Лука, потому что всё ещё чувствовал себя виноватым, а Жерар находился в слишком подавленном состоянии, чтобы развлекать друга разговорами.
Когда они закончили, на улице уже стемнело. Лука, не уверенный в том, что проклятье полностью рассосалось, чувствовал себя в квартирке неуютно. Да и пахло тут...
— Тебе бы стоило пойти к Делии...
— Я лучше переночую у тётки...
Они заговорили одновременно, и тут же замолкли. Наконец Лука отмер:
— Я провожу тебя.
— Не надо подлизываться, — кисло ответил Жерар, но когда Лука пошёл вслед за ним, уже не возражал.
В дом травницы Лукреций заходить не стал, трусливо опасаясь её реакции, а вместо этого направился в дом Горгенштейнов. Неизвестно, как скоро он сможет найти заклинание, которое сможет отменить проклятье, но есть способ понадёжнее. Необходимо было уничтожить материальный носитель проклятия, в данном случае, избавиться от двери, и как можно скорее. А для этого пригодилось бы удобное сподручное средство, наверняка имеющееся в подсобке родительского дома.
Вернувшись к квартирке своего приятеля, Лукреций нанёс на стены руны для отвода глаз, и вооружившись прихваченным топором, принялся за работу. Ни соседей, ни случайных прохожих, кажется, нисколько не волновал тот факт, что в их квартале кто-то просто выламывает чужую дверь топором. То ли руны сработали, то ли место было такое, что всем на всех было наплевать, как бы то ни было, от акта разрушения чужой собственности Лукреция никто не остановил.
Из случившегося Лукреций сделал несколько выводов.
Во-первых, разрушающая и слепящая ярость для такого, как он, просто противопоказанна. В этот раз он с помощью запрещённого колдовства разрушил чужую квартиру, да и ещё чуть не убил Жерара. А в следующий раз... Что, если он обидится на одного из братьев или сестёр? Или на несправедливо оценивающего его знания преподавателя. Неужели тоже их проклянёт, подвергнет опасности? Нет, инстинктам, тянущим его во тьму, нельзя было давать волю, иначе он вскоре станет похожим на одного из тех чернокнижников, которых главные герои побеждали в детских сказках. Таким же сумасшедшим, и самое главное, тупым злодеем, погрязшим в своих маниакальных идеях и мнимых обидах.
Во-вторых, нужно было перестать бездумно хвататься за любые крохи знаний, которые он получал о тёмном искусстве из библиотеки или от Гохра, и наконец разобраться в самих основах. Тёмные заклинания, тем более проклятья, были чрезвычайно опасны сами по себе, а уж в руках такого недоучки, как он, могли и вовсе выйти из-под контроля. Можно было бы конечно вовсе перестать использовать тёмную магию, вот только уже полученные знания, как только сегодня выяснил Горгенштейн, сами так и просились на язык, вырываясь на волю тогда, когда он был зол и расстроен. Значит нужно вплотную изучить, что из себя представляет тьма, и как её контролировать. А значит, магистра Гохра, до этого мастерски увиливавшего от помощи своему юному ученику под предлогом плохой памяти или излишней слабости, ждал очень серьёзный разговор. Даже если Луке придётся выворачивать тряпичные руки магистра, или угрожать отрезать тому пуговичные глаза, но он заставит выложить Гохра всё, что тот знает!
