— Нет, не привыкла я...
— Привыкай. Я буду в Петербурге еще недели две-три, не больше, и хочу провести их с тобой. А значит, три недели мы будем обедать, а возможно и ужинать в ресторанах. Я хочу, чтоб ты запомнила эти дни, как хочу запомнить их сам.
— А куда ты уедешь? — озаботилась Лика, только это и услышав.
— Домой, в Швецию. Я живу в пригороде Гётеборга.
— Ты иностранец? — удивилась и расстроилась Лика. Она слышала, что брат Егора Аркадьевича живет далеко от Санкт-Петербурга, но не думала, что настолько далеко, через две границы. Швеция в ее понимании была, что любая другая страна, кроме России — цветное пятно на карте мира. Как можно жить за границей, вдали от Родины она не представляла и не хотела представлять. Отчего-то ей всегда казалось, что любой эмигрант подобен самоубийце, который добровольно лезет в петлю ностальгии, и рано или поздно она его задавит.
Лика с сочувствием смотрела на Вадима и чуть не плакала: как же ему трудно, наверное, одному на чужбине? И зачем ему жить среди незнакомых людей, в незнакомой местности, говорить на чужом языке, жить по чужим законам?
— Ты расстроилась, малыш? — удивился Вадим.
— Ты не можешь остаться? Насовсем?
— Нет. Зачем?
— А зачем уезжать?
Странный вопрос, — отвел взгляд мужчина: и как на него ответить? Длинно и нудно изложить любому ясные причины? Залезть в дебри автобиографии, излагая причины его эмиграции, а потом раскрыть карты и объявить свою должность... Что будет потом, ясно уже сейчас — закончится поэзия, начнется проза. Очарование бескорыстных отношений испарится. Будет восторженное: О-о! Или уважительное: А-а! И пойдут `тонкие' намеки на бедность собственного существования, кивки на норковые шубки в витринах, завлекательный блеск ювелирных украшений, о коих мечталось всю сознательную жизнь, но конечно они нужны лишь на память о прекрасных днях проведенных вместе, о таком замечательном, удивительном человеке — Вадиме Грекове.
Мужчина решил играть в открытую, и тяжело посмотрев на девушку, выдал:
— Я бизнесмен и банкир Лика. Весьма преуспевающий, — невесело усмехнулся. Замер в ожидании бурной реакции: давай милая, порадуйся сначала за меня, потом за себя и поведай, что тебе надо.
Лика зажмурилась, сдерживая слезы: вот и все — Вадим принадлежит деньгам, а все что принадлежит деньгам, не может принадлежать человеку. Конец.
Девушка закрыла лицо ладонями, чем озадачила Грекова, заметившего слезинку: так бурно еще никто его профессии не радовался. Отвернулся, почувствовав себя опять одиноким волком. Старым, очень старым, хоть и хищником.
Официант сервировал стол и, удалился, пожелав приятного аппетита.
Вадим грустно посмотрел на расставленные блюда — есть, совсем не хотелось. Пропал аппетит, пропало желание сидеть в этом уютном заведении и, болтая ни о чем, наслаждаться обществом девушки. Он уже хотел предложить Лике покинуть ресторан, пройти в любой бутик, набрать ей шмоток, или что она захочет `на память' о нем, и расстаться, как девушка отняла ладони от лица и с таким сожалением уставилась на мужчину, что Греков всерьез захотел всплакнуть вместе с ней, только не знал: по поводу своей деятельности или `несчастной' жизни на чужбине?
— Тебе, наверное, очень плохо? — всхлипнула девушка. Вадим открыл рот и закрыл, опустил взгляд, покосился на расставленные яства. И захотелось сунуть блинчик с икрой в рот и кивнуть: ага, очень, очень мне плохо!..
Впервые он чувствовал себя не преуспевающим человеком, богатым властителем своей и чужих судеб, а убогим калекой, нищим на паперти.
Вадим скривился, не зная как себя вести, что отвечать на глупый вопрос, и прищурился на Лику, разозлившись: попроси колье, милая, и закончим на том! Давай, не стесняйся! А может колечко тебе? Или брильянтовый гарнитур?.. Не стесняйся! Говори! Только не смотри на меня, как на великомученика...
— Пожалуйста, Лика, объясни, чем ты так расстроена?
— Мне страшно за тебя Вадим. Деньги ломают людей, стирая самое лучшее, что заложено в них Богом. За деньги убивают, предают, подличают. Деньги дают власть и за нее порой льются реки крови. Огромная машина, в которую люди города, страны, перемалываются их, превращая души и судьбы в банкнотные достоинства. Ужасно, Вадим. Я теперь буду думать, что с тобой, как ты.. Нет, я буду молится за тебя и Бог отведет беды, обязательно, — разволновалась девушка. Вадим, сведя брови на переносице, схватившись за бокал, как за щит, мелкими глотками пил вино и, внимательно изучал лицо Лики, смотрел в глаза, пытаясь уловить фальшь, уличить ее в искусной игре и находил лишь искреннюю тревогу. Девушка явно не понимала, какую выгоду сулит ей знакомство с Вадимом, зато искренне переживала за него. Видимо психику девушки настолько повредили, что в ее голове смешались все директории, заставляя смотреть глубже, видеть то, на что не обращает внимания любой другой обычный человек. Для нее было важно то, что абсолютно не важно нормальному человеку.
Если в этом ее ненормальность, то Вадим готов был аплодировать.
— У тебя есть, к кому обратится? Там... В смысле, мало ли... У тебя есть друзья, надежные друзья?... Господи, неужели ты там совсем один?!
— А ты бы со мной поехала?
Девушка нахмурилась:
— Ты... серьезно?
— Да, — и предположил, что она сейчас спросит: в качестве кого ты мне предлагаешь ехать с тобой? И тут же засомневался, что она спросит нечто подобное.
Девушка, сжав руки в замок, глубоко задумалась. Минута, другая — Лика так и сидит истуканом. Вадим начал терять терпение, да и любопытно стало, что она скажет? Прав он в своем предположении, или, наоборот — в сомнении?
— Лика? — позвал, заставляя девушку очнуться. Та вздрогнула и виновато посмотрела на него:
— Извини, Вадим, не могу. Я понимаю, тебе тяжело одному, но... Ты сильный, а я нужна слабым. Здесь. Но я буду помогать тебе, буду молится, и ты всегда можешь рассчитывать на меня, всегда, что бы с тобой не случилось, сколько бы лет не прошло.
Вадим кивнул: он был, неожиданно для себя, разочарован, даже несколько расстроен отказом.
— Ты можешь внятно объяснить причину отказа?
— Ты обиделся? Извини, я правда не могу. Егор Аркадьевич нуждается во мне.
`Вот как? Значит, мой соперник собственный брат. Стра-ашный зверь', — холодно прищурился Вадим:
— Давай обедать, — подвинул себе тарелку с салатом.
— Вадим ты не обижайся, а попытайся понять: Егор Аркадьевич одинокий человек...
— У него семья. С утра, во всяком случае, была, — напомнил Греков, пробуя салат.
— Да, но ты же живешь с ними и видишь, что у них много проблем, и у каждого свои. Им не до Егора Аркадьевича, а он о всех переживает, старается для них. Очень расстраивается, когда что-то не получается. Сердце у него больное, на работе проблемы... И поговорить совсем не с кем...
— С женой, — заметил Вадим, стараясь не смотреть на Лику, такую трогательно -несчастную... и глупую! Проявляющую заботу о том, кто и взмаха ее ресницы не стоит.
— Не-ет, Веронике Львовне своих хлопот хватает, с детьми, по дому, а еще она тоже работает. Нет, не может с ней Егор Аркадьевич по душам поговорить, болью поделится. Наверное, считает не по-мужски это, а может, боится, что она его не поймет. С Машей тоже — зачем ее проблемами нагружать, она ведь девочка совсем, пусть живет спокойно и беззаботно пока возможность есть. Да и что она может? Посоветовать? Нет, — вздохнула. — Далека она от отцовских проблем, не до него ей. У Ярослава свои дела, свои пристрастия...
— Выходит ты его единственный оплот? А не подскажешь, с какой радости?
— Так ведь и он нам в помощи не отказывал. И вообще, люди должны друг другу помогать. Да и как не помочь, если можешь? Не хорошо...
— Угу, — раздражаясь на глупую философию Лики, кивнул Вадим, пододвинув ей тарелку. — Ешь.
Девушка сникла, принялась ковыряться вилкой в салате.
— Ты злишься на меня? — спросила тихо, не поднимая глаз.
— Нет, абсолютно, — заверил ровным голосом. И добавил про себя: `Я просто в бешенстве. На братца родного. И жену его ... неповторимую тварь'. — У тебя есть подруги? Знакомые? Кто-нибудь кроме Грековых?
— Конечно, есть, очень много. А что?
— Познакомишь?
Лика недоуменно пожала плечами:
— Почему нет? Познакомлю... а зачем?
— Интересно. Мне вообще все, что с тобой связано — интересно.
Лика опять пожала плечами.
— Видишь ли, я уже познакомился с подругой Маши, колоритная блондинка. О-очень занимательная девушка, — пояснил.
Лика рассмеялась, уловив в тоне Вадима иронию:
— Я знаю ее — Катерина.
— Хорошо знаешь?
— Нет, видела пару раз, но мне про нее Ярослав много раз рассказывал. Копировал даже. Правда я его тогда пожурила, и он немного обиделся. Нельзя про людей гадости говорить, а он сказал. Но опять же не со зла, а от прямолинейности.
— Что же он сказал?
— Да, ну повторять...
— Пожалуйста, — просительно улыбнулся Вадим. Лика прикусила губу, удерживая лукавую улыбку, и кивнула:
— В грех вводишь...
— Еще в какой! Попробуй коктейль для храбрости и поведай мне: что же Ярослав про Катерину -распрекрасную сказал?
Лика послушно отпила коктейль, и, смущаясь и смеясь, повторила слова Грекова -младшего:
— Он сказал, что... У Кати всего две извилины, прямые как шпалы уходящие в бесконечность. На одной надпись: деньги, на другой — ... мужчины.
`Ах, какой прозорливый мальчик', — рассмеялся Вадим.
— Ах, какое точное определение. Виват юным и умным.
— Не правда, Катя хорошая девушка, только самовольная слишком. У нее комплексов совсем нет.
— Заметил. Их амбиции заменяют.
— Да, — кивнула, задумчиво потягивая коктейль. — Но их жизнь откорректирует. Главное, что она легкая и незлобивая.
— И не очень умная, — хохотнул Вадим. — Кстати, есть предложение: сходить завтра вчетвером в какой-нибудь кафе-бар, повеселиться. Ты как?
— Я — за, — пробасило в стороне. Лика, вздрогнув, развернулась на голос, увидела бритоголового незнакомца, и сжалась, расширенными от страха глазами уставилась на Вадима. Тот хмыкнул — Костя!
— Как нашел?
— Легко, — хохотнул мужчина, проходя. Разместил тело на стуле, и сложив руки на столе, подмигнул белой от страха Лике:
— Привет! Как зовут? — обратился к Вадиму, видя, что девушка находится с легком ступоре.
— Догадайся.
— Понял, — кивнул и протянул Лике ладонь. — Константин, старый друг Вадима.
Девушка посмотрела на руку мужчины, потом на Вадима, и увидев, что тот спокоен, и поощрительно кивает ей, несмело вложила свою узкую ладонь в протянутую руку:
— Лика, — прошептала.
— Ага? Со знакомством.. Коктельчик-то давай допивай, да салатики жуй, а мы пока с Вадимом потрещим.
— Тебе что-нибудь заказать? — спросил Греков у Уварова.
— Не отказался бы.
Вадим щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта и очертив рукой в воздухе стол, выставил два пальца.
Понял — кивнул официант и испарился выполнять заказ.
— Что скажешь? — спросил у Кости Вадим.
— Сейчас лялька ушки свернет и скажу. Новостей — море, — щедро улыбнулся Лике, окинув ее холодным взглядом. Девушка непонимающе моргнула:
— Меня зовут Лика.
— Слышал, что дальше? Может ты вообще погуляешь пока?...
— Нет, — отрезал Вадим. Костя удивленно посмотрел на него:
— Я что-то не догоняю, да?
— Сейчас Лика пообедает, ты перекусишь, и сообразим где пообщаться.
Уваров насторожился: покосился на девушку, потом на Грека, и предупредил:
— Разговор обещает быть долгим. Я по главному пункту информацией владею, так что, соображай.
— Кассета?
Мужчина распахнул полу куртки, показывая диктофон.
— Как тебя в верхней одежде вообще сюда пустили? — спросил Вадим.
— Догадайся, — с усмешкой парировал Уваров, демонстративно скорчив тупую мину и погладив себя по ежику волос на голове. Греков хмыкнул с пониманием: браткам везде у нас дорога.
— А мне говорили, что в России кончился век тупой пехоты.
— Ага, век кончился, пехота осталась.
Подошел официант и быстро расставив тарелки перед новым посетителем поспешил удалится. Костя принялся поглощать устрицы в сметане, заедая их блинами с икрой, Вадим потягивал вино и поглядывал на Лику, которая с опаской косилась на голодного мужчину.
— Ляля, ты об меня взгляд не мозоль, ты лучше пирожное жуй. Тебе полезно, — бросил тот раздраженно.
Лика озадаченно нахмурилась. Вадим спрятал улыбку:
— Костя прав, кушай, коктейль допивай.
— Может, я лучше пойду?
Уваров согласно кивнул: топай!
Вадим отрицательно качнул головой: нет.
Лика, вздохнув, свесила подбородок на грудь. Костя скривился, покосившись на друга: что за чудеса? На кой тебе эта девица?
Не лезь, — взглядом дал понять Греков. Мужчина хмыкнул: да мне-то, что?
— Кто девушку обедает, тот ее и танцует.
Вадим прищурился: а это идея.
— Лика ты нас с Костей не пустишь к себе в квартиру для беседы?
Девушка нехотя кивнула: Вадиму она отказать не могла, хотя с удовольствием бы избавилась от общества его друга. Нервировал ее Уваров, тревожил одним своим видом.
Тот криво усмехнулся, с пониманием покосившись на Вадима: стратег! И подмигнул девушке. Та сжалась и залпом выпила коктейль, надеясь таким незамысловатым способом, справится с волнением. И понятия не имела, что коньяк с медом довольно коварная штука.
Когда они покидали ресторан, Лика чувствовала себя легкой как пушинка и абсолютно счастливой. Вадим казался ей Ангелом, а его друг Архангелом. Девушку раздувало от гордости и умиления, что ее сопровождают двое из небесного воинства.
Ее изрядно шатало и заносило на каждом шагу, но она лишь слегка удивлялась дискоординацией движений, не более. Да и чему беспокоится, если Вадим рядом и крепко держит ее: значит она не упадет, и домой попадет, и вообще ничего плохого в его обществе с ней не может случится.
Они дошли до машины, и Греков прислонил девушку к авто, под насмешливым взглядом Уварова, открыл дверцу, помог Лике сесть:
— Не страшно?
— Нет. С тобой ничего не страшно, — заверила его девушка, блаженно улыбаясь.
— Хорошо, — сказал, закрывая дверцу.
— Специально накачал? — усмехнулся Константин. Вадим лишь мазнул по его лицу взглядом и сел за руль. Костя, благоразумно смолкнув, бухнулся на заднее сиденье.
— Ты не на машине? — спросил Греков.
— Не-а, ребята на ней работают, сюда подбросили и укатили.
— Что так бедно с транспортом?
— Да три разом встали. Невезуха.
— Бывает, — бросил Вадим, выруливая на проспект. Накрыл руку девушки своей ладонью, отвечая на ее нежную улыбку, немигающий, влюбленный взгляд, что очень нравился ему. Костя покосился на сомкнутые руки и озадаченно отвернулся: чтоб Грек бабу за руку держал, как юнец, должно случится что-то веское. Чудо, не иначе. Да только староваты они для чудес, да и девчонка на прекрасное ведение, от которого голову напрочь сносит, не похожа. Выходит, использовать ее Вадим решил для какой-то надобности? Против Грековых, как слепую пешку? Или погулять да откинуть? А вот это зря, грех так с убогими-то. А что убогая и без специалистов видно. Эх, Грек, что ж с тобой жизнь-то сделала?
