Ожерелье Лараны

— Ну, вы все завтра у меня попляшете, — мысленно психовала Анет, игнорируя презрительные и, одновременно немного завистливые взгляды молодых дам. — Я вам покажу, вертлюги драные, что с девушкой могут сделать деньги. Чужие деньги! И Дерри, каркалу ощипанному, тоже достанется по полное число. Я вычищу его кредитку (или как там у них называется это колечко с драгоценным камушком) подчистую, и пусть он сдохнет от жадности. Завтра вечером все эти пупырчатые лягухи повесятся от зависти, а Дерри, вспомнит еще у меня лето и тоже повесится заодно с лягухами, прямо на люстре в холле.

Подогретая такими мыслями и настроенная на боевой лад Анет, в номер ворвалась, как к себе домой, и со стоном застыла на пороге, признаваясь себе, что если день не задался с самого начала, то нечего даже и мечтать о том, что он закончится чем-нибудь хорошим. Как здесь можно жить, девушка не представляла. А как здесь жить с Дерри, даже думать не хотела. Если Стикур, заказывающий этот номер, его видел, то он однозначно хотел поиздеваться. Перед Анет простиралось огромное, как футбольное поле помещение. Прямо за входом начинался полукруглый бассейн с подсветкой. Прозрачные, словно ледяные, ступени уходили под воду и где-то на глубине терялись, становясь незаметными. Их можно было различить только благодаря светло-сиреневой подсветке. С двух сторон в бассейн с шипением, пеной и журчанием спускались водопады, служащие стенами для соседних комнат — шикарной ванны и каминного зала. За бассейном была, судя по всему, спальня. Огромная кровать стояла прямо у самой кромки воды. Управляющий нажал какую-то кнопку, и между кроватью и бассейном возникла прозрачная, переливающаяся стена из миллиардов золотых и серебряных песчинок. Анет чувствовала, как у нее непроизвольно открывается рот. Подобного она не только ли не видела, но и представить себе не могла. В номере были и другие помещения или, вернее сказать, зоны. Уютные кресла и гостевые диванчики, гардероб и что-то вроде небольшой библиотеки-кабинета с неизменным камином. И не было ни одной нормальной стены. Перегородками отделяющими одно помещение от другого служили либо высокие аквариумы с цветастыми декоративными и не очень рыбками и прочей морской живностью, либо пологи из разноцветной переливающейся пыли, либо вода, каскадами, стекающая с потолка в длинные желоба-резервуары на полу.

— Я не смогу здесь жить, — севшим голосом пробормотала Анет, как только управляющий скрылся за дверью.

— Тебе что-то не понравилось, любовь моя? — с издевкой протянул Дерри. Девушка проигнорировала его глупый вопрос и буркнув себе под нос:

— Мечта, только, что поженившегося идиота или выскочившей замуж идиотки, — отправилась гулять по апартаментам, благо было где. Сильнее всего хотелось гулять в душ и в бассейн, но рядом с ними стоял Дерри, неимоверно раздражая своим присутствием.

После того, как Анет скрылась где-то между аквариумами и каскадами воды, Дерри наконец-то смог облегченно вздохнуть. Единственной в его болевшей голове была мысль, что он обязательно убьет Стикура, как только увидит. Этот номер для ксари был не меньшей неожиданностью, чем для Анет. Просто Дерри намного лучше мог скрывать свои чувства, а потом он уже видел гостиничные номера подобного типа и даже несколько раз останавливался в них, выполняя задания синдиката и в тайне ото всех отдыхая с Линой. Но это было давно, так давно, что казалось неправдой, кадрами из совсем иного мира и другой жизни.

— Козел, ты, однако, Стикур! И не зря боги послали на твою голову эту огневолосую ведьму Олю. — Пробормотал Дерри, стаскивая через голову грязную и потную рубашку и швыряя ее на пол. — По кой, ты герцог, лезешь не в свое дело и пытаешь окончательно изуродовать чужую жизнь? — следом за рубашкой полетели штаны, сапоги и оставшаяся одежда, а Дерри с наслаждением прыгнул в теплую, солоноватую воду бассейна, попутно включая систему, расположенных на дне гейзеров и небольших фонтанов. Он прикрыл от удовольствия глаза, расслабляясь. За такое наслаждение он готов был все простить несносному другу. — Да, Дерри, — буркнул молодой человек себе под нос, — Готов ты за хороший бассейн продаться с потрохами, и даром, что вторая ипостась у тебя кошачья и, по идее, воду ты любить не должен.

Анет с радостью обнаружила, что туалет все же догадались разместить за реальной стеной, а не очередной полупрозрачной перегородкой. Там же была небольшая душевая кабина. Конечно, не такая шикарная, как ванна рядом с бассейном, но сейчас Анет была довольна и этим. Длинный день вымотал ее до предела, и даже бассейн, манящий бурлящей водой, после душа потерял львиную долю своей привлекательности. Тем более, в нем все еще зависал Дерри, в общество которого девушка не спешила. Зато огромная кровать буквально притягивала, и Анет, глядя на эту роскошь, поняла, что ей абсолютно все равно, будет она спать в этой кровати одна, или Дерри обнаглеет окончательно и просто из вредности припрется составлять компанию.

За неимением ночной сорочки, девушка завернулась в длинное полотенце и растянулась на чистых, бледно-голубых простынях, закапываясь носом в пушистое, мягкое одеяло. Постельное белье пахло свежестью, какими-то цветами и приятно холодило кожу. — Не смотря ни на что, счастье все же существует, — блаженно подумала она, и буквально отрубилась, провалившись в крепкий, здоровый сон.

Ольга с великим трудом открыла глаза, неимоверным усилием воли заставляя себя проснуться, и то только потому, что спать было жутко неуютно под чьим-то пристальным взглядом. — Господи, зачем же так таращиться? — думала девушка, поворачивая голову. Ее худшие опасения подтвердились, рядом сидел Стикур. Вся правая половина его виноватого лица, превратилась в сплошной синяк и распухла. У виска все еще оставался подсохший кровоподтек. Герцог сидел, по-турецки скрестив ноги, на шкурах. Его торс, а точнее ребра, мало чем отличались от разукрашенного лица, разве что, объемами синяков, ну и немного их цветом. На парня было страшно смотреть, вдыхал он с явным трудом, морщась от боли, но попыток лечь или уйти не делал, а только смотрел на Олю, полными раскаяния глазами.

— Прости меня, — шепнул он, непроизвольно морщась от боли, и прижимая руки к поврежденному боку. — Прости, я не должен был...

— Какое прости? — Оля с ужасом смотрела на физическое состояние герцога и не могла понять, о чем это он. Как он вообще, может говорить на пространные философские темы, когда ему срочно нужна медицинская, ну или магическая помощь. Неужели сейчас может быть важно еще что-нибудь?

Стикур фразу Оли понял по-своему, помрачнел еще больше и попытался глупо оправдаться.

— Я понимаю, подобное не прощается, но поверь, я не специально. У меня и в мыслях не было, что может случиться подобное, я хотел просто успокоить... У меня не получалось и... — Стик вздохнул, — похоже это был единственный способ. Тебе, мне так кажется, это было нужно.

— Да, нужно, — Оля не желала говорить на эту тему, причем по многим причинам. Во-первых, сейчас ее гораздо больше волновало здоровье парня, нежели иные проблемы; во-вторых, ей не хотелось вспоминать вчерашний вечер, так как перед глазами возникала только кровь; а в-третьих, ночь ей тоже вспоминать не хотелось, там ее преследовали совершенно иные образы и видения. Эти мысли девушка и озвучила, вместив в одно емкое предложение. — Давай не будем сейчас об этом, а?

— Я понимаю...

— Ничего ты не понимаешь! — разозлилась Ольга, которую порядком достал едва сидящий, но по-прежнему настырный герцог. — Ты взгляни на себя! Тебе еще вчера следовало показаться Дирону и лечь в бинтах баиньки, а не утешать истеричных девиц. Меня мог перепоручить кому-нибудь из магов, тому, который бы не занимался твоими ранами, ничего бы со мной не случилось. Мне было все равно с кем реветь.

— То есть тебе...для тебя...

— Да, то есть мне и для меня, — передразнила Оля Стика, выходя из себя и теряя терпение, — без разницы на чьем плече реветь, может быть, они оказались бы чуть изобретательнее...

Лицо Стикура потемнело, и он рывком поднялся на ноги, но сил своих не рассчитал, моментально заваливаясь на бок и со стоном оседая рядом с изумленной девушкой.

— Я что-то не пойму твое поведение, — пытаясь врубиться, начала Оля. — Ты, что вообще подумал? — лицо герцога было красноречивее всяких слов. — Знаешь, несмотря на то, что ты особа, так сказать, голубых кровей, прежде всего, ты просто идиот-самец, и мысли у тебя соответствующие. Ни о чем другом думать просто не можешь, да? Я имела в виду, что меня можно было просто напоить. Например, тем гномьим самогоном, который Дир прячет у себя в сумке на крайний случай. Вчера как раз случай был крайний, для меня, точно. Эта простая, но гениальная идея тебе в голову не пришла? Нет? Ну, я так и поняла, а Дирону или Келлу, быть может, и пришла бы.

Судя по ошарашенному виду Стикура, ему и в самом деле не пришла в голову эта элементарная мысль. Его лицо выражало такое сожаление, что девушке стало не по себе. Реакция Стика обидела Олю, и она решила задать несколько уточняющих вопросов, чтобы не истолковать ситуацию неправильно, так как это минуту назад сделал герцог.

— Хотя, — Ольга сделала паузу. — Если много пить, то с утра обязательно настигнет мерзкое похмелье, со мной всегда так. Я мучаюсь не столько от выпитого, сколько от мысли, а зачем я вообще, все это пила...впрочем, — девушка посмотрела прямо в стальные глаза, с грустью взирающие на нее. — Впрочем, похоже, у тебя своего рода похмелье наблюдается сейчас, я права?

Стик отвернулся, не рискуя ответить и боясь, что Оля прочтет ответ в его глазах и не тот, который бы ему хотелось. Впрочем, чего ему хочется, он не знал. Хотелось просто ее напоить вчера, — а потом было бы все то же самое, судя по всему, это просто судьба, — с горечью подумал Стикур и, тщательно подбирая слова, ответил. — Да, похмелье. Если ты хочешь спросить, жалею ли я о том, что произошло? Скажу честно, не знаю, но если бы вчера вечером, я бы просто влил в тебя, гномий самогон было бы значительно легче.

— Понятно, — Оля опустила глаза, размышляя, и через секунду твердым голосом произнесла. — Не заморачивайся, что было, то было. Все равно изменить уже ничего нельзя. В конце концов, я вчера была в невменяемом состоянии, а ты...

— Вот именно, ты была в невменяемом состоянии, а я этим нагло воспользовался.

— Нет, ты тоже был не очень адекватным, у тебя же, скорее всего, сотрясение мозга, так, что не переживай, мы оба были не в себе.

— Но я был в себе!

— Ну, если тебе от этого легче...я предпочитаю считать, что вчера за свои действия не отвечала и тебе советую придерживаться такого же мнения. А сейчас и, правда, шел бы ты к магам. А я выйду чуть позже, тогда, когда они будут суетиться вокруг тебя, и не обратят на меня внимания, а то мне перед ними совсем неудобно.

Стик морщась от боли, очень осторожно встал и, уже взявшись за ручку двери, задал не дающий ему покоя вопрос.

— А что дальше?

— Ничего, — Оля пожала плечами. — Мы же с тобой уже решили, что это была случайность? Но, ты действительно иди, а на эту тему мы с тобой можем поговорить потом, если ты захочешь. Только ведь не захочешь, правда?

— Правда, — грустно улыбнулся Стикур и закрыл дверь, не заметив, что у Оли по щекам текут слезы.

Девушка всхлипнула и уселась на шкурах. На люди выходить не хотелось абсолютно, утешало только одно: в ближайшее время маги будут настолько заняты ранами Стика, что на нее саму вряд ли обратят внимание. Но выходить из своего убежища все равно не хотелось. На душе было погано, и в самом деле, лучше бы уже Стикур вчера ее напоил, а так к угрызениям совести прибавились и отвращения к себе, проблемы иного характера. Настроение падало, медленно подкрадывалась депрессия и Оля уже собиралась примитивно зареветь в голос, когда ее взгляд наткнулся на вышеупомянутую сумку Дира с бутылью гномьего самогона. Наудачу на столе магов завалялся недоеденный кем-то бутерброд.

В общем, когда через полчаса, Калларион зашел в кладовку за одним из снадобий, необходимых Стику, он с удивлением узрел следующую картину. Зареванная Ольга дрыхла на шкурах, в обнимку с пустой на две третьи бутылью из неприкосновенной заначки Дира. Из одежды на девушке была окровавленная рубашка Стикура и почему-то, его Каллариона сапоги.

— Ну, ничего себе, Стикур хорошо девушку успокоил, она до сих пор пьяная, странно, что сам герцог трезв и бодр, как зеленый пупырчатый малосольный огурец, — подумал эльф, осторожно прикрывая дверь кладовки и направляясь к друзьям.

Ранион, оборотень-полукровка, получивший от матери-волчицы острое зрение и нюх, а от отца-человека неспособность менять физическую форму, был готов на многое ради того, чтобы заслужить теплое и престижное место в синдикате Сарта, но до этого было еще далеко. Пока ему доверяли только лишь не очень серьезные задания, связанные со слежкой. Хотя, его наставник намекнул, что это поручение, в случае удачного выполнения может послужить толчком в карьере следящего. Вот Ранион и старался, проклиная всех богов на свете за неустойчивую зимнюю погоду Арм-Дамаша. То дождь с ветром, то колючий снег, то буран.

В общем и целом, работа вполне устраивала парня. Его нюх и выдержка, характерные для родственников-оборотней, помогали часами сидеть в засаде и не терять свой объект ни в городе, ни в лесу. Следящий уже несколько лет к ряду под руководством своего наставника Адольфа фон Дьюринга оттачивал мастерство слежки, часами в любую погоду наблюдая, запоминая, анализируя. За эти годы оборотень многому научился и стал одним из лучших благодаря своим врожденным качествам. Он чуял объект слежки даже на расстоянии, что позволяло с одной стороны не потерять клиента из вида и знать о каждом его шаге, а с другой не засветиться самому.

Это его задание — влюбленная пара столичных аристократов, прибыла во Влекриант вчера поздно вечером. Молодой, щегольски одетый парень был хмур, угрюм и постоянно проверял на месте ли оружие, а девушка вообще держалась крайне скованно, шарахаясь от каждого звука и от своего дружка. Казалось, еще чуть-чуть и она разрыдается. В общем, обычная пара, в которой молодой богач подобрал себе на улице какую-то никому не нужную девчонку, чтобы скрасить отдых в провинции. Ничего интересного. Ранион даже, если бы попытался, то все равно не смог бы предположить, чем эти два серых субъекта могли заинтересовать синдикат, а точнее Адольфа. Конечно, Ранион предпочел бы работать напрямую, с самим Сартом, но пока это было только лишь несбыточной мечтой. Приходилось довольствоваться малым, то есть, Адольфом и такими до невозможности глупыми и скучными заданиями. Хотя в этом поручении все же была определенная изюминка. Сегодня предстояло не просто следить.

Неприятности начались с утра, причем, там, где Ранион их не ждал. Во-первых, разруганная пара, судя по всему, с вечера не помирилась и отправилась осматривать город порознь. К счастью, следящему не пришлось мучиться проблемой выбора, думая за кем следовать. Этот вопрос решился сам собой. Парень вышел из гостиницы первым, рано утром, когда девушка, скорее всего, еще спала. Следящий ухмыльнулся, зевнул и с тоской потащился за объектом, даже не пытаясь скрыться. Аристократ лениво брел по улицам, глазел на вывески и, казалось, не преследовал никакой конкретной цели. Такой, не только ли слежку не засечет, на прохожего налетит — не заметит. Обычный смазливый домашний мальчик-пижон. Размышляя подобным образом, оборотень наблюдал за объектом краем глаза, и какого же было его удивление, когда за очередным поворотом, аристократа не оказалось. Он просто исчез, буквально испарился в воздухе, забрав с собой характерный запах, к которому полукровка уже успел принюхаться. Это и было второй неприятностью за утро. Впервые за последний год Ранион упустил вверенный ему объект слежки. Полукровка оборотень принюхался, но первое впечатление оказалось самым верным. В воздухе не осталось ни одного запаха, который мог бы намекнуть на то, куда делся этот пижон. Следящий метнулся в одну лавочку, потом в другую, но никого не обнаружил. Волна паники накрыла с головой. В синдикате не жаловали неудачников и не прощали провалы. Ранион сделал несколько глубоких вздохов, заставляя себя успокоиться. — Это всего лишь случайность, — бормотал он себе под нос. — Белобрысый пижон просто не мог заметить слежку. Это случайность! — успокоенный подобными мыслями, парень решил не терять времени даром и попытать счастья с девушкой. Вряд ли за это время ее дружок займется чем-либо интересным. Скорее всего, будет покупать своей пассии подарок, для примирения.