И когда он признавал преимущества немецких моторов, он тут же говорил и о преимуществе русских планеров, русского центроплана... Пикировщики Ю-87 и Ю-88 хороши, но Ил-2 не то чтобы не хуже, но по ряду показателей — сильно превосходит немецкие аналоги...

Когда они говорили об авиации, глаза Ивана Максимовича загорались добрым огнем. Как если бы он говорил о доме и о детях.

Однажды Генрих принес в ремонтную зону большой бутерброд. Два куска белого хлеба и холодный ростбиф между ними...

Поздоровавшись с Иваном Максимовичем, Генрих достал бутерброд из кармана летной куртки и протянул русскому.

— Нет, спасибо, я не голоден, — сказал Сайнов с определенной твердостью поглядев Генриху в глаза.

И разговор про авиацию в этот раз у них не склеился.

На следующий день Генрих исправил свою ошибку.

Он принес в ремзону бутылку коньяка.

— Выпьем по глотку? — спросил он Сайнова.

— Это можно, — ответил Иван Максимович.

И потом Генрих оценил ответ русского по достоинству.

Именно "это можно", а не простое "да"... Потому как что то "можно" для чистоты совести, а что то "нельзя".

В тот вечер они поговорили не только об авиации.

Мгновенно захмелевший от хронического недоедания, Сайнов заговорил о доме и о детях, оставшихся в Ленинграде...

— Как там Ленинград? — спросил он.

— Город в осаде, взять его штурмом не удается, — ответил Генрих...

...........................................................................................

Коровин...

Коро...

Corot...

Заполняем иммиграционную карточку.

Алексис Коро.

Алексей Коровин...

Откуда у него такая фамилия — все как бы было ясно.

В детстве еще прочел книжку Льва Успенского "Ты и твое имя".

Фамилии на Руси сперва, были только у князей. Давались они по местности, которой те владели.

Галицкие, Луцкие, Новолуцкие... Это у тех, у кого земли были обширные... И Зарецкие, Заболотные, Залеские — те, кто помельче...

Потом князья стали давать прозвища своим дружинникам — почитай, рыцарям... Прозвища эти и становились потом как бы фамилиями. А так как давались эти прозвища по характеру, по боевым, да чисто физическим признакам, то как у индейцев, происходили эти прозвища от животных и птиц... Васька Сокол, Петька Медведь, Ванька Волк... Становились потом Соколовыми, Медведевыми и Волковыми.

Последними получали фамилии крестьяне.

Тем либо по барину давали — вся деревня Кротовы или Барановы... Или по батьке последнему бесфамильному своему — Ивановы дети, Петровы дети, Сидоровы дети...

Коровин думал теперь, что если и был его предок дружинником, то не самым удачливым в бою. Какой-нибудь Федька Корова... Бодался в драке как корова... Или добродушный был, как корова... А скорее всего, крестьянином был тот его первый пра-пра-прадед, кому помимо святочного имени дали еще и прозвище для паспорта.

Коровин.

В России звучит не так уж и плохо.

А если американизироваться, то надо менять на Коров.

Или даже на Карофф.

Алексис Карофф

Звучит?

Как он было завидовал Шурке Дементьеву, завидовал его фамилии, когда они играли в мушкетеров. Де Ментьев! И ничего не надо переделывать.

А его фамилия — Коровин...

Такая безнадежно русская, совсем не французская! Как ни приставляй к ней "де", что по французски для дворянской фамилии означает "из" — ничего путного не выходило. Де Коровин... Смешно! Де Коровин — то есть, из Коровина... Де Ментьев, впрочем, тоже чепуха на постном масле, потому как буквально означало — из Ментьева.. Нету такого места в географии. Вот де Гиз или д Артаньян — это понятно — дворянин из Гизы, или дворянин из Артаньяна... Но все же Дементьев фамилия была для детских мушкетерских игр — куда как более подходящая.

Ну и где он теперь этот Шурка Дементьев?

Уехал с его Алеши Коровина первой школьной любовью — Игнатьевой на север... И сгинул!

Последний раз виделись на двадцатилетие выпуска.

Тогда почти всем классом собрались.

Шурка в форме пришел, наверное потому что денег на костюм на приличный не было.

А Игнатьеву на вечеринку с собой не взял.

И Алексей так понял, что ей просто нечего было надеть.

Это первой красавице их класса то...

Вот довел до чего развал флота!

Шурка был в погонах капитана второго ранга.

С серебряным значком командира подлодки над училищным ромбиком.

В Питере Шурке как слушателю Академии имени адмирала Кузнецова — дали комнату в общежитии — где то в Озерках... Там они и жили тогда с Игнатьевой и с их двумя детьми.

Шурка не шибко то и веселился на той вечеринке.

Пил мало.

И как Коровину показалось — завидовал.

Злился и завидовал этим удачливым шпакам — этим гражданским, что на фоне полного развала флота и обнищания некогда блиставших его офицеров — так беспардонно разбогатели.

Строительный инженеришка Коровин, который после института в своей проектной конторе едва сто рублей получал, когда Шурка лейтенантом в Североморске уже имел все триста в месяц... Тут вдруг на свиданку со школьными друзьями на "Мерседесе" приехал... А Шурка Дементьев, кабы их военных бесплатно в метро не пускали — и вовсе не смог бы приехать по причине безденежья...

Жалко.

Хотелось все же на Игнатьеву то поглядеть!

Теперь вот семь лет еще прошло.

Где теперь Шурка?

Лежит на дне морском...

После окончания Академии получил должность начальника штаба дивизии лодок и укатил в Гаджиево... С верною Игнатьевой своей.

А потом пошел с одной из своих лодок в поход...

Старшим офицером штаба на борту.

И была та знаменитая на весь мир катастрофа.

Эх, и угораздило же именно его — Шурку Дементьева.

Коровин видел потом по телевизору Игнатьеву.

Как президент страны лично выражал ей...

Им потом всем по квартире дали.

Теперь Игнатьева с детьми, надо полагать и в Питере.

Ну да Бог с ними!

Алексис Карофф прилетел теперь в Америку.

В аэропорт имени Кеннеди.

Раздайся, грязь!

..........................................................................

Генрих двойственным образом воспринял сенсационную новость о побеге русского.

Сперва, когда Матцулейт буквально вбежал к нему в комнату и едва переведя дыхание, выпалил, — герр гауптман, у нас побег, — первым инстинктивным движением Витгенштейна было хватание за кобуру "вальтера"...

Генрих отдыхал у себя в номере после ночных полетов.

В эту ночь он дважды поднимался в воздух и оба раза садился на аэродром, принося на крыле очередную победу...

Он лег спать в девять утра.

А теперь, когда Матцулейт ворвался к нему в спальню, на часах было всего половина двенадцатого. Он спал два часа... Что за черт?

— Этот русский улетел, герр гауптман, этот инженер Иван который с бородой...

Генрих сел на кровати, спустив ноги на пол.

Молча натянул галифе, влез плечами в помычи подтяжек, натянул сапоги, поднялся с кровати, надел китель...

— Русский Иван выкатил "юнкерс" оберлейтенанта Грецки на техплощадку и занимался ремонтом гидросистемы. Потом завел двигатели... А потом дежурный не заметил, как Иван вырулил на взлетную полосу...

— Он взлетел? — спросил Витенштейн

— Так точно, герр гауптман, взлетел совершенно спокойно...

— А сколько у него было горючего? — спросил Генрих, подпоясываясь ремнем с кобурой.

— полные баки, герр гауптман

— Всех виновных под военно-полевой суд, — прошипел Генрих, надевая фуражку и выходя из комнаты.

Но когда Генрих вспомнил лицо Ивана Максимовича, он мысленно... Только мысленно, вдруг пожелал ему удачи, чтобы тот благополучно долетел до своих, чтобы его не сбила своя же зенитная артиллерия, и чтобы не сбили свои же краснозвездные истребители...

Но только в мыслях Генрих желал Ивану Максимовичу удачи.

Придя в штаб, он потребовал от дежурного точного доклада.

А потом принялся сам готовиться к докладу полковнику Занделю — командиру гешвадера, куда входила его Генриха группа.

— Всех виновных под военно-полевой суд! — еще раз возгласил Витгенштейн.

И дежурный по аэродрому лейтенант Опельбаум, белый как снег пошатываясь пошел к себе в гостиничный номер, мысленно готовя себя к штрафной роте пехотного батальона где-нибудь на танкоопасном направлении наступления русских.

Прибывший через час офицер гестапо унтерштурмфюрер Шлёссер, был такого же мнения — погоны долой и в окопы — с магнитной миной в руках, бегать под огнем за "тридцатьчетверками"...

Но полковник Зандель участливо спросил господ — оппонентов, — а кто будет летать на "юнкерсах"? Господа из гестапо?

И бедного лейтенанта Опельбаума оставили в должности пилота. Только лишили его офицерского звания, переведя в унтер-офицерский чин.

Но Опельбауму это было безразлично.

В конце августа его сбили над Воронежем. Тридцатимиллиметровый зенитный снаряд попал в кабину и сразу убил и Опельбаума и его штурмана фельдфебеля Вольфа. Выпрыгнувший с парашютом стрелок — оберефрейтор Хайнци попал в плен. И в пятьдесят первом году вернулся на родину в город Дрезден.

.........................................................................................

Иголку в стогу американского сена

Алексей принялся за поиски.

Прямо из аэропорта он поехал к Грише Розенбауму.

Офис Григория Ефимовича и его лаборатория находились на Брайтоне. Но отчего то Гриша не пожелал принимать питерского гостя у себя, а сразу повел Алексея в маленький ресторанчик с забавным названием "Одесские шуточки".

Не мудрствуя, взяли селедку, борщ, котлеты по-киевски и бутылку "столичной".

Официанты говорили по-русски совершенно без акцента, но пересыпали свою речь английской лексикой, как это делали в свое время студенты модных элитных московских вузов.

— Прям как и не уезжал! — улыбнулся Алексей, закусывая селедочкой.

— Храним, храним культурку то! — кивнул Григорий Ефимович.

— Ну, вы тут этакую одесско-тельавивскую Россию в миниатюре построили, такую, как вам бы хотелось там, да вам не дали, — хмыкнул Алексей.

— Америка на том и стоит, друже, — Григорий панибратски похлопал Коровина по плечу, — на том и стоит, что всякий приехавший сюда эмигрант, строит здесь свою выношенную и выстраданную мечту.

— Получается, что это типа всемирного парка воплощенных мечтаний народов мира, — хмыкнул Алексей.

— Именно, — согласился Розенбаум.

— Только я тогда чего то не понимаю, Россия что? Она в идеале из еврейских лавочек должна что ли в идеале состоять?

-Ну, это как кто ее видит, жизнь то здесь априори лучше!

— Ошибаешься, май френд, — в стиль и в тон принятому здесь обычаю смешивать лексику, возразил Коровин, — жизнь в России быстро меняется, нефть то у нас есть, а у вас ее нет.

— Ну, может оно и так, может и приподнялся у вас там кто ближе к скважинам да к трубе до перестройки сидел, но народец то всеже в Америку на заработки тянется, вот хоть бы и Кирюшка Сайнов... — ответил Григорий Ефимович с ухмылочкой.

— А я ведь его искать приехал, — посерьезнев сказал Алексей, — мне он нужен. Где он теперь?

— Не знаю, — развел руками Григорий Ефимович, — уже третью неделю как съехал с квартиры и ни слуху, ни духу...

— А в полицию ты обращался? — спросил Алексей.

— А зачем? — Розенбаум недоуменно пожал плечами, — он у меня ничего не украл, зачем мне в полицию? Страна у нас свободная, каждый волен ходить и уходить куда и когда ему вздумается...

— Понятно, — крякнул Алексей, — а мне что посоветуешь? В полицию или к частному детективу?

Григорий Ефимович посоветовал к частному детективу.

Если деньги имеются.

Деньги имелись.

И рассчитавшись за свою половину обеда, Коровин попросил у официанта телефонный справочник...

...........................................................................

Из огромного списка частных сыскных фирм и фирмочек Алексей выбрал ту, которая работала с русскими клиентами. Контора Владимира Райкина находилась неподалеку — на Парк — лейн — драйв. Шофер такси невозмутимо выслушал адрес, который назвал ему Алексей, провез его двести метров и остановился "эт зэ енд оф зэ дистенейшн"... Коровин дал ему десятку и беззлобно выругался, — ведь мог бы сказать, что это рядом, скотина!

Райкин оказался бывшим московским ментом — работал на Петровке 38, ловил всякую шпану, но отчаявшись получить подполковника по причине "пятого пункта", в начале горбачевской перестройки, когда лимиты на эмиграцию были похерены, первыми же пароходом, самолетом и оленями, "которые заведомо — лучше", уехал в Америку.

Райкин выслушал Алексея, все внимательно с его слов записал, взял фотографии Кирилла, которые Коровин привез с собой и принимая аванс сказал, —

— Я не советую вам самостоятельно искать парня, — сказал Райкин, — всякое может быть, в любую неприятность вы можете влипнуть вслед за вашим Кириллом, так что лучше доверьтесь мне и наберитесь терпения.

.........................................................................................

Иван Максимович Сайнов попал в контрразведку Степного фронта к майору со смешной фамилией Гарный.

Так бы в ином другом случае она и не была бы такою смешной, эта фамилия, кабы не обладал ее носитель совершенно карикатурной внешностью.

Гарный, которого сослуживцы за глаза звали либо "Угарный", либо "наш гарный хлопец", имел росту ровно сто пятьдесят пять сантиметров. Но при этом был большеголов, длиннонос и кадыкаст. А еще и обладал громогласным, как он сам говорил — "командным" голосом, с которым можно было бы руководить и танковой дивизией с заведенными моторами...

Уже третий допрос Иван Максимович умилялся удивительным сапогам своего следователя.

Да, сапоги у майора Гарного были что надо!

На высоких каблуках, что делали его майора выше на целых шесть с половиною сантиметров. Да со специальными ремешечками на щиколотках, да с пряжечками.

— Ну что? Будем и дальше фуфло гнать? — тихо спросил Гарный, едва конвоир завел Сайнова в кабинет.

У Гарного была отвратительная манера — становиться за спиной и стоять... Стоять над душой, то шипя в самое ухо, то гаркая чуть ли не в затылок допрашиваемому, — ну что? Не надоело фуфло гнать?

Историю про то, как Иван Максимович год готовился к побегу и как, наконец, осуществил задуманное, угнав у немцев "юнкерс", Гарный сразу отнес к категории "фуфла"...