Неправда

— Ты назвал себя: "Владеющий миром". А это значит, что ты князь мира сего — слуга сатаны.

И тут Белиал не выдержал:

— Я ничей слуга, я сам себе князь! — лицо его почернело, глаза ввалились, он распахнул руки, покрытые обугленными когда-то перьями, облик добродушного Володи потрескался и рассыпался по паркету. Стол затрясло, несколько бутылок попадало на пол, канделябры свечей вспыхнули ослепительным светом и огонь шумно полыхнул в каминах, когда Белиал взмыл невероятным, под самый потолок ростом. Он распахнул свой черный плащ и Лешка увидел, что тела у демона нет, лишь беспросветная бездна пространства и времени притягивала взгляд невероятной глубиной, словно ты стоишь на краю пропасти в горах, и она тянет к себе, и кружится голова, и от этого слегка подташнивает. И стоит сделать только один шаг, только один маленький шажочек и ты воспаришь как птица и бездна примет тебя, примет своего блудного сына в исполинские объятия...

— ДА! ЭТО БЫЛ Я! — прогрохотал ледяной голос. — ЭТО Я ПРИШЕЛ!

И вот, вместо огромной фигуры черного ангела стоял уже тот самый, похожий на монаха из фильмов ужасов, с лицом, закрытым коричневым капюшоном. Мгновение и фигура ночного кошмара превратилась в маленького черного бесенка:

— Ой, мне нельзя здесь быть. Мне быть надо в другое место! — пропищал он и нырнул под стол.

Через мгновение оттуда поднялся разноглазый голем, деревянно замахавший руками:

— Прриветт, мы ттотт ктто естть всттрреча вы.

И тут у гуманоида что-то хлопнуло внутри и он развалился на глиняные пыльные черепки, которые тут же, превратившись в пауков, разбежались по углам. А за столом уже сидела вампиресса Таня-Гелла в розовом полупрозрачном пеньюаре, игриво поводя обнаженными плечиками:

— Я таким тебе больше нравлюсь? — он отвела плечи назад, выпятив грудь и тело ее лопнуло, словно по шву. Из чернеющей трещины высунулись медные когти, с хрустом разодрали тело и вот уже седые космы албасты зашевелились в наэлектризованном воздухе.

— Я же говорил тебе, что законы магии нельзя нарушать! — грустно посмотрел на Лешку Тенгиз, в которого трансформировалась Джаныке, и погрозил Лешке пальцем. От этого жеста, остальные пальцы посыпались на пол, из шеи и плеч, лопая пленку кожи вылезли две головы и вот уже чудище с вершины Мангупа хищно слизывало с тарелок и скатерти мясные крошки.

Парад монстров не занял и минуты, и вот уже былой Володя, в грубом свитере хемингуэевской вязки под горло, кристально синими глазами и светло-русой бородкой, снова сидел за столом.

— Это все был я! Считай, что ты прошел через суровую школу выживания.

— Значит это ты убил ребят?

— Нет. Это ты убил их. Но при удобном случае, кто-то из них убил бы тебя.

— Где они сейчас?

— В аду. — Небрежно пожал плечами Белиал. — А где же еще им быть, они же дали клятву верности.

— Но они давали клятву служить силам света! Что это за свет такой?

И Белиал захохотал. Захохотал так, что упало несколько бокалов со стола.

— Ох, как я люблю это время, это безграмотное поколение! — отсмеявшись сказал он. — Как прекрасен мир невежества! Несущий свет — это Люцифер! Так переводится на латынь "светоносец". Вот истинный бог мира сего, вот я чей слуга, а не какого-то Самаэля.

— Значит... я дал клятву... служить делу Люцифера?!? — Лешку вновь стало покидать чувство самообладания.

— И потому ты будешь уничтожен или будешь служить Ему и Мне!

"Дедушка Николай, помоги!" — вдруг вспомнил он то ли вчерашнюю, то ли сегодняшнюю встречу.

— Бесполезно. — Фыркнул Белиал. — Твой Санта-Клаус не поможет тебе. Потому что Санта-Клаус это я.

И вновь неосязаемый ветерок пронесся по залам дворца, и из-за стола встал тот самый дедушка в белой рубахе до пят:

— И это тоже я был! — ласково, как там, на поляне, произнес он.

Лешка растерялся. И схватился за голову — как же так? Он вновь доверился, и вновь был жестоко обманут.

Дедушка противно засмеялся мелким бесом, словно горох рассыпали по паркету.

— Служи мне или умри! — бездонные его глаза впились словно когти в лицо Лешке.

— Знаешь, что... Если все обман... Если нет никакого света и никакой тьмы... Если все едино, что наверху, что внизу... Если дьявол несет свет... Если ты притворяешься добрым, но убиваешь моими руками... Значит я выбираю смерть.

Белиал, вновь принявший облик Владимира, довольно кивнул:

— Ну что ж, хоть поем нормально! — и он щелкнул пальцем, и хрустальная посуда превратилась в глиняные черепки, а белоснежная скатерть в грязную мешковину, по которой ползали в нечистотах мухи, тараканы и пауки.

— Я же говорил, что ты опять врешь. — Встал Лешка.

— Я всегда вру, ибо это моя сущность.

— Значит у тебя нет сущности. — Пожал студент плечами. — И никогда не будет, потому что ты паразит, который живет за счет людей. Ты просто глист, которого когда-нибудь кто-нибудь вытравит. И никогда тебе не быть выше Самаэля. Потому что среди глистов не бывает королей.

У Белиала полыхнули было красным глаза, но он тут же засмеялся:

— Пытаешься меня разозлить, чтобы смерть была легкой? Ошибаешься! Я буду долго, очень долго, целую вечность наслаждаться твоими мучениями.

Он взлетел и всем телом, одновременно и невесомым и невероятно тяжелым, сбил студента с ног. Затем он навалился на несопротивляющегося юношу, легко раздвинул зажмуренные Лешкины веки и черным дымом, сквозь зрачки, демон исчез в теле человека....

— Молодой человек! Молодой человек! — кто-то тряс Лешку за плечо. — Вы что! Здесь же нельзя сидеть! Это же музейный экспонат!

Чья-то неуклюжая сила повернула Лешкину шею. Полуослепшими от нахлынувшего света глазами он разглядел силуэт музейной смотрительницы, возмущенно наклонившейся над ним, сидящим за блистающим лакировкой столом.

— Карга старая, иди в ..., на ... твои приказы. — Хриплым чужим голосом откликнулось горло.

— Что? — возмущенно всплеснула руками старушка. — Нет, вы посмотрите, какое хамство!

Тело его приподнялось словно само собой и шатаясь на несгибающихся ногах вышло на солнечный воздух.

"Повеселимся?" — прозвучал голос в голове. И тело само зашагало на парадную лестницу южного, мусульманского фасада Воронцовского дворца, где когда-то христианский князь украсил свой дворец шестикратной переплетающейся надписью: "Нет победителя, кроме Аллаха!"

Чистенькие, аккуратные люди в шортах и белых футболках осторожно отходили с пути грязного, всклокоченного парня с дикими глазами. Лешка не чувствовал своих ног, рук, лица, шеи. Он мог только видеть и слышать. И он увидел, что по телам знаменитых мраморных львов пробежала дрожь, они повернули головы и скрежещуще, каменно зарычали на него. Они попытались подняться с постамента, но мрамор плотно держал их косматые тела. Наконец один из львов отодрал лапу с насмерть приделанным к ней шаром и яростно завыл то ли от боли, то ли от гнева, так что эхо пронеслось над морем и горами.

Чей-то ребенок заплакал глядя в слепые глаза ожившей скульптуры, и Лешка, собрав все свои мыслимые и немыслимые силы попытался шагнуть между статуей и девочкой. Но чужая воля внезапно отпустила его, мышцы расслабились и он рухнул на гранитные ступени прямо перед ребенком, разбив в кровь нос. Девочка завизжала с испуга и несколько мужчин навалились на Лешку, скрутили ему ремнями руки, а еще через несколько секунд острая игла вонзилась в предплечье, и мир поплыл, небо упало в воду, перевернулись зубцы Ай-Петри, раздвоились, растроились и переплелись в трещинку на граните и чей-то голос захохотал внутри груди. Чьи-то смутные тени замелькали в глазах, чьи-то голоса бубнили в забитые уши, кто-то обшаривал его онемевшую кожу.

14. 9 мая 1994 года. Понедельник. Украина. Крым. Ялта — Симферополь.

Постепенно зрение сфокусировалось. Лешка увидел серо-зеленую облупившуюся краску на трясущемся потолке.

И чей-то рев бил по ушам так, будто какое-то чудовище умирало, но умереть не могло.

Лешка попытался пошевелиться, но у него ничего не получилось. Он приподнял голову и увидел, что лежит завернутый как мумия на узком и тоже трясущемся столе. Видимо для того, чтобы он не упал со столика, его привязали еще и четырьмя широкими ремнями.

— Очнулся, шизик? — мужской голос пробасил сверху.

Лешка промычал. Невероятная сухость во рту не давала ему открыть рот. Наконец, с трудом отлепив распухший язык от горячего нёба, он пробубнил:

— Пить дайте!

Чья-то рука сначала забулькала за головой, затем поднесла ко рту стакан с холодной водой.

Лешка жадно приник к стакану, но губы его слушались плохо и он разлил половину себе на грудь. Немного отлежавшись, студент снова открыл глаза. Оказалось, что он лежит в "рафике" — буханке, надсадно скребущимся по горной дороге. А рядом с ним сидел молодой парень в белом халате.

— Кто вы? — засохшим еще голосом спросил мужчину Лешка.

— Врач. Вернее, конечно, фельдшер. А вот ты кто?

— Я плохо помню. — Сознался Лешка. Думать и вспоминать что-то ему и впрямь было почти физически больно. — Куда меня везут, а?

— В Симферополь, уже подъезжаем. Постараемся тебя отправить домой.

— А где мой дом? — слабым голосом поинтересовался Лешка.

Фельдшер достал из кармана халата какую-то красную книжечку.

— Хорошо же тебя торкнуло! Что совсем не помнишь откуда ты приехал?

Лешка, с трудом превозмогая мышечное бессилие, повернул головой справа налево.

— "Россия, город Киров, улица Свободы 133, общежитие". Студент, что ли?

— Наверное. — Вздохнул Лешка. Но память потихонечку начала возвращаться к нему. — Да, студент. Историк.

— А как зовут-то тебя помнишь?

Десятки имен завертелись водоворотом в его голове, но одно все же зацепилось за взгляд и пульсирующее засверкало на потолке машины.

— Миша.

— Миша? — недоверчиво сказал фельдшер. — А вот в паспорте твоем написано, что ты не Миша, а Леша. Это твой паспорт? — и он, развернув фотографией книжицу, сунул студенту под нос.

На него смотрело виденное когда-то совсем недавно лицо, только здесь оно было моложе на несколько лет. Через несколько секунд он узнал себя и кивнул:

— Значит, Леша.

Потом помолчав, добавил:

— Почему я здесь?

— О, родной! Совсем башню у тебя сорвало. Ты и впрямь ничего не помнишь? Или придуряешься?

— Не помню. — Тихо ответил Лешка. — Правда.

— Плохо на тебя древности влияют. Историю тебе никак нельзя изучать. Вчера ты грязный и оборванный ворвался в Воронцовский дворец. Странно то, что тебя вообще внутрь пустили, а не сразу "скорую" вызвали. Смотрительницы потом рассказывали, что ты сразу как-то неадекватно себя вести начал. Алкоголем от тебя не пахло, поэтому они сначала и терпели твои выходки. Сначала давай языки показывать картинам, потом рояля испугался, в оранжерее поскользнулся и едва в бассейн не упал с золотыми рыбками. После этого работники музея и вызвали бригаду. Затем уселся на какой-то очень ценный стул. Одна из смотрительниц попыталась тебя согнать с него, но ты обматерил бедную бабушку так, что ее едва удар не хватил. А потом выскочил на лестницу ко львам, плюнул на дворец и бросился на ребенка. Хорошо, что мужиков много было, тебя попытались скрутить, но ты вырвался и залепил одному льву с разворота ногой. Интересный, кстати, феномен, откуда у психов такая физическая сила появляется? Ты же вон какой худющий... А трех здоровых мужиков раскидал. Еле-еле тебя успокоили и то, только аминазинчиком кольнули. Сначала думали, что ты обколотый, но анализы были чистые. Значит шизофрения. Но это пусть тебя в России обследуют. У вас, кстати, психушка в городе есть?

— Есть. А как же. — Постепенно пустые ячейки памяти начали заполняться.

— А где такой город Киров находится?

— Между Пермью и Нижним Новгородом.

— А Пермь где?

— Между Москвой и Уралом. — расширил географический диапазон Лешка.

— Ого! Интересно, отправим тебя сегодня или нет?

— А почему не отправите?

— Так ведь у тебя кроме паспорта, ни вещей ни денег. Если начальник поезда возьмет тебя, то поедешь на родину, если нет — увезем тебя в Бахчисарай, в нашу дурку.

— Нет! — Шепотом закричал Лешка. — Только не в Бахчисарай.

— А чего это ты так испугался Бахчисарая. У нас тепло, фруктами будут кормить. Не то что у вас в снегах.

— Ты не понимаешь. Там город мертвых рядом. Они выходят из могил, я сам видел!

— О-о-о... Опять началось. Давай-ка я укольчик тебе сделаю. Сейчас уснешь и все хорошо будет.

— Не надо укольчик! — послушно смирился Лешка. — Как ты меня в вагон переносить будешь, носилки же застрянут в проходе!

— Ишь ты! — подивился фельдшер. — Псих, а умный! Ладно, лежи пока. Но если буянить будешь, вколю обязательно.

— Скажи, а часовню тоже я развалил?

— Какую часовню? — опешил фельдшер

— Что "Кавказскую пленницу" не помнишь?

— Надо же! — восхитился парень. — А говорят, что у психов чувства юмора нет! Значит у тебя еще не все потеряно.

— Дай сигарету.

— Я не курю. И, кстати, сигареты рак легких вызывают.

— Испугал. В моем положении рака не боятся.

— Митрич! Дай сигарету. И зажигалку. — Обратился фельдшер к пожилому шоферу. — Шизик курить захотел.

Водитель молча, не оборачиваясь протянул папиросу "Беломорканала" и спички.

Фельдшер аккуратно смял ее как положено, и вставив папиросу в рот Лешки дал подкуриться.

Тот затянулся и едва не потерял сознание от усилившегося внезапно головокружения. Крепкий дым так едко продрал горло, что Лешка несколько минут надрывно кашлял. Но молодой фельдшер терпеливо держал папиросу, стараясь отворачивать нос от синеватой табачной струйки.

— Фельдшер, а как зовут-то тебя?

— Саня. А что?

— Слушай Сань, развяжи руки, а? — откашлявшись, жалобно попросил Лешка. — Я хоть покурю нормально?

— Ага, развяжи тебя... А если у тебя опять припадок начнется? — скептически отозвался фельдшер.

— Не начнется! — изобразил уверенность Лешка.

— Все вы так говорите! Не начнется... Ты что их контролируешь?

— Нет.

— Ну вот, и кури из рук.

Лешка еще раз затянулся. На этот раз горло уже спокойнее отреагировало на горечь и он даже смог на несколько секунд задержать дыхание, чтобы полностью насладиться никотином.

— Псих, а ты голоса слышишь? — поинтересовался Сашка.

— Слышу. — Уверенно ответил Лешка.

— Да ну!? А что они тебе говорят?

— Они мне говорят: "Да ну!? А что они тебе говорят?" — передразнил фельдшера студент.

Сашка сначала оторопел, а потом рассмеялся:

— Я серьезно!

— Я тоже. Ты что думаешь, если у меня был срыв один раз, так что значит я чертиков вижу и голоса постоянно слышу? — слукавил Лешка.

— Ничего себе срыв! Ты же чуть дворец не разнес! Ребенка чуть не покусал!

— Все у вас чуть... Но ведь не покусал же!

— Не покусал. — Согласился Саня. — Но мог бы, если бы тебя не скрутили.

— Мог бы, мог бы... А как же презумпция невиновности?

— Нету у тебя презумпции невиновности. И прав нет. Потому что ты психический больной.