под покровом тайны

-Нет,— сказал он решительно сам себе. — Первым делом надо отыскать эту сумасшедшую рысь. Кажется, я влюбился второй раз в жизни и в кого... в девчонку.

К моей радости наша беседа с Тимом была прервана хозяйкой. Она открыла дверь на сеновал и, пустив в него волну холодного воздуха, скомандовала.

-Тимошка, давай быстро сгоняй до старосты, сообщи ему, что к нам гости пожаловали! И быстрей, одна нога здесь, другая там! Еще успеешь с девкой намиловаться.

Сконфуженный парень виновато глянул на меня и съехал на пол с горы сена.

-Ты там ночевать собралась?— громко спросила Милица Ивановна, когда за Тимом захлопнулась входная дверь.

Я, по примеру Тима, съехала с сена на пол и стала невозмутимо отряхивать себя от приставших сухих травинок. Милица Ивановна со странным выражением лица в это время разглядывала меня.

-Перестань Тимохе голову морочить,— вдруг сказала она.

Я вопросительно поглядела на нее.

Она в ответ серьезно сказала:

-Не пара ты ему. Это Тимофеевич мне напел, что ежели вы сойдетесь, твоя бабка, нам даст возможность обратно на родину попасть. Однако вижу я, что не будет из этого толку.

Она немного помолчала, затем взяла меня за руку и горячо зашептала:

-Как мать прошу, оставь ты его в покое. Не будет у вас счастья. Тебе высоко дано летать, а он мальчишка простой деревенский.

-Милица Ивановна,— обратилась я к хозяйке,— зачем вы так говорите, мне же еще пятнадцать лет, я не собираюсь замуж, и вообще все пока непонятно. И потом, почему вы думаете, что у нас с Тимом ничего не получится.

Женщина горько улыбнулась.

-У твоей прабабушки дар есть -она колдунья. У меня тоже свой дар есть, я просто знаю, что не будет у вас вместе счастья и все.

Я не удержалась и спросила:

-А если не вместе то будет?

-Конечно, будет,— убежденно сказала та и вытерла рукавом появившиеся слезинки.

В это время скрипнула дверь, и в открывшемся проеме показалось голова бабушки.

-Вы тут долго еще сплетничать будете? — спросила она и без разговоров втащила меня в теплую комнату. Милица Ивановна вошла следом и уселась за стол рядом с моей мамой.

Бабушка села напротив них, достала з-под стола вторую бутылку, налила водки в граненые стаканчики, один из них пододвинула ко мне.

Мама хотела что-то сказать, но, глянув на бабушку, осеклась и потупила взгляд.

-Вот это да,— подумалось мне.— Мама боится бабулю еще больше чем я.

-Давайте за новую жизню выпьем,— предложила тем временем бабушка,— и подняв стакан чокнулась с нами.

-А была, не была,— решила я и храбро выпила горькую обжигающую жидкость.

Водка горячим комом прошла по пищеводу и в животе сразу защипало. Я схватила соленый огурец и откусила половину, борясь с подступившей тошнотой.

Однако через минуту тошнота отступила, зашумело в голове, и я почувствовала, что напряжение, владевшее мной последние двое суток, исчезает.

Когда я потянулась, чтобы налить еще, бабуля прижала мою руку к столу и заявила:

-Хватит с тебя этого.

Мне налили чаю и предложили ограничиться им.

Когда в дверях появился запыхавшийся Иван Тимофеевич, бабушка и Милица Ивановна были уже прилично навеселе.

-Ага, вот и брательник явился, не запылился,— отметила бабуля. Иван Тимофеевич взглянул на нее и слегка побледнел.

Действительно, бабуля красавицей никогда не была, а сейчас в полутьме избы, раскрасневшаяся от выпитого с торчавшими клыками, она казалась страшней любой бабы-яги из кинофильма.

-Садись рядком братец,— продолжила бабушка,— покалякаем о делах наших скорбных. Вишь, как приключилось, пришлось и мне на поклон к вам идти..

Услышав такие слова староста приосанился и проведя рукой по роскошным усам, присел за стол.

-Рад тебя видеть Аглая Никаноровна в полном здравии,— сказал он, только вот радости в его голосе нисколько не было.

-Вижу, вижу, как ты рад, родственничек,— ехидно ответила бабушка, — только зря ты так переживаешь сердечный, вам от нашего появления только чистая польза будет.

-Это еще почему? — в унисон спросили Иван Тимофеевич с Милицей Ивановной.

-А потому,— таинственно сообщила бабушка,— что правнучка двери в любые миры открыть может.

Особого удивления на лице моего дальнего, предальнего родственника не нарисовалось. Видимо с тех пор, как я первые появилась в деревне оборотней, меня обсудили уже на сто раз.

-Ну, и какой нам прок от того?— спросил он у бабушки.

-Как это какой?— удивилась та,— вы тут живете, как деды и прадеды, даже не знаете что такое электричество, про радио тоже ничего не слыхали. При свечах да лучинах вечерину сидите.

Староста скептически кашлянул.

-Действительно, мы про твое лепестричество не слыхивали. Может, растолкуешь, что это за штука такая.

-Бабушка замялась.

-Ну, как тебе бестолковому объяснишь, тут показывать надо,— попыталась она уйти от ответа.

-Ааа, так ты сама не знаешь, что это такое!— по-своему понял ее заминку Иван Тимофеевич.

-Ленка, открой дверь в мой дом в Серебряном!— неожиданно потребовала бабушка.

Я не сразу поняла, что от меня требуется. В голове продолжало шуметь и хотелось спать.

Только когда бабуля ткнула мне в бок, до моей головы дошло, что нужно сделать. Портал открылся сразу и оттуда задул теплый ветер. В бабушкином доме было все еще намного теплей, чем в доме оборотней. Бабушка вышла из-за стола и, пройдя к себе в дом, щелкнула выключателем.

-После сумрака тусклая электрическая лампочка показалась ярким светильником. Наши хозяева сидели за столом открыв рот, разглядывая опустевшую комнату, где на выцветших обоях хорошо выделялись места на которых до сегодняшнего дня висели любимые бабулины коврики с лебедями и оленями.

Иван Тимофеевич встал из-за стола, подошел к проему и с опаской заглянул в него.

-Ишь, ты,— сказал он задумчиво,— не думал, не гадал, что сподоблюсь такое диво увидеть. Так это, Никаноровна, мы твои хоромы разглядываем?

Бабушка кивнула в ответ, и старик осторожно прошел к ней и начал разглядывать горящую лампочку.

-Вот оно, значит, какое лепестричество твое,— сообщил он через пару минут.

Пока он разглядывал почти пустую комнату, Милица Ивановна боролась со своими малолетками, перекинувшимися в рысят и рвущимися обследовать новое место.

Иван Тимофеевич, между тем подошел к железной кровати с пружинной сеткой, сиротливо стоящей без перины и постельного белья.

-Неужто железная!? — ахнул он, дотронувшись до нее. — Это же сколько такая стоит?

Я тут не выдержала и громко сказала:

-У нас железа дешевое, не то, что золото.

Староста на эти слова не отреагировал и продолжал свой обход. Подойдя к окну, он провел пальцем по стеклу и завистливо вздохнул. Ничего не сказав, прошел дальше к плите и тут завис по-настоящему. Он чуть не облизал чугунную дверцу, колосники и вьюшку.

На лбу у него выступили крупные капли пота.

Выпрямившись, он прошел обратно к нам, бабушка последовала за ним, выключив по дороге свет, и вокруг стало мрачно и темно.

Я закрыла проем, и ветродуй сразу прекратился. Милица Ивановна зажгла еще один жировой светильник, но все равно после электрического света, светлее у нас не стало.

Иван Тимофеевич уселся за стол и вперил в меня свой оценивающий взгляд. Было ясно, что до него только сейчас дошло, какие возможности открываются у него с нашим появлением.

-Так, это, Никаноровна,— обратился он к бабуле. — Ежели вы сюда насовсем перебираетесь, могет мы у тебя из дома все сюды перетащим? В твоей печи одного кирпича тыщи две штук будет. Настил целый, Там еще я чугунков несколько приметил.

-Эх деда, деда,— сочувственно подумала я.— Ничего ты еще не понял, пока я с вами, можно целый хозяйственный магазин сюда перетащить и не только.

Прабабушка, услышав слова троюродного брата, мгновенно разозлилась и начала ругаться.

-Да ты Тимофеич совсем охренел! Чтобы я свой дом, который еще наш дед строил, своими руками ломала? Не будет такого никогда. Ни одного гвоздика выдернуть не дам!

Я смогла прекратить начинающую ссору, пообещав, что смогу принести в Заповедье все, что будет нужно и любых количествах.

После этого разговор стал более спокойным. Иван Тимофеевич откушав водочки, и услыхав мои обещания, стал необычайно покладистым и и пообещал выделить нам для жизни пустующий дом, его хозяин погиб в прошлом в году в схватке с медведицей, или еще каким-то зверем.

Они оживленно переговаривались с бабушкой, вспоминали каких-то давно умерших знакомых. Меня же все больше беспокоила мама. Она сидела с отсутствующим лицом, не прислушиваясь к разговору.

-Мамочка, — обратилась я к ней.— Ты устала, может, ляжешь, отдохнешь.

-Не устала я нисколько,— раздраженно ответила она.— Вы меня вчера с бабкой травами опоили, я до сих пор в себя придти не могу. Ох, Ленка, Ленка! Порушила ты всю нашу жизнь, — добавила она и, обняв меня за плечи, прослезилась.

Тим во время всего этого сидел на лавке у печки и оттуда наблюдал за мной. По его надутому лицу было понятно, что он злится на меня.

-Ну, и ладно,— подумала я. — На сердитых воду возят. Сердись, сколько хочешь.

Однако, когда я попросила его, помочь уложить маму спать, он сорвался с лавки, как подстреленный.

Иван Тимофеевич, увидев наши приготовления, сразу начал прощаться, впрочем, пообещав завтра придти с утра, чтобы показать нам новое жилье.

Когда он ушел, мама уже спала. Я улеглась рядом с ней, прижалась к теплому боку и почти сразу провалилась в сон, не обращая внимания на продолжавшуюся беседу прабабушки с Милицей Ивановной.

Утром я проснулась оттого, что в ухо кто-то дышит. Открыв глаза, увидела рядом сопящего рысенка. По запаху это была Глаша. Я опустила руку на ее мягкий пушистый живот и начала почесывать. Рыска довольно заурчала. Однако наша идиллия долго не продлилась. Рука Милицы Ивановны ухватила дочь за ухо и бесцеремонно сдернула с кровати. Та моментально перекинулась в голую замызганную девчонку и начала заливисто рыдать. От этих воплей проснулись уже все. На дворе была еще темень, поэтому хозяйка зажгла коптящий светильник. Бабушка выбралась из-под своего ватного одеяла и начала рыться в вещах. Выудив оттуда керосиновую лампу, она поставила ее на стол и зажгла. Осторожно распаковав завернутое в тряпку стекло, установила его в лампу. Она прибавила огня, и в темной комнате явно посветлело.

— Смотри-ка почти как ваше лепестричество светит,— сказала довольная хозяйка.

В это время мама толкнула меня в бок.

-Лена, может, попробуем в нашу квартиру попасть. За ней если и приглядывают, так снаружи. Последний раз по-человечески помыться хочется, да сюда нужно забрать много чего, — попросила она. Я согласно кивнула, у меня еще вчера, во время бабушкиных сборов мелькали такие же мысли. Вот только времени на это бабуля не дала.

Встав, я сосредоточилась, и передо мной открылось окно в нашу квартиру.

Оглядевшись, осторожно зашла в комнату. Здесь ничего не изменилось с позавчерашнего дня, все так же валялись разбросанные вещи и ящики комода. На кухне тоже был тарарам посуда вытащена из буфета, ящики перевернуты.

В моей комнате вообще царил полный тарарам.

Пока я осматривала квартиру, мама оккупировала ванну и начала мыться под душем.

Милица Ивановна и Тим благоразумно не переходили из своего дома, но во все глаза из проема портала разглядывали наши скромные апартаменты.

На всякий случай я взяла толстую доску, стоявшую без дела в прихожей и уперла ее в дверь. Мало ли за квартирой наблюдают, и решат проверить, кто тут хозяйничает.

Однако повезло, пока мама мылась, никто нас не побеспокоил.

Только бабуля все ходила по квартире и ахала.

-Ох, Варька! Как вы богато живете, прям буржуи. У нас даже у председателя колхоза такого благолепия нету.

Мама, выйдя из ванной комнаты, грустно сказала:

-Закончилось наше благолепие бабушка, будем теперь в деревне жить, а в этой квартире не сегодня, так завтра, другие жильцы появятся.

Мы едва успели собрать часть нужных нам вещей, как раздался звонок, а затем дверь содрогнулась от мощных ударов.

-Уходим!— зашипела я и, схватив маму за руку, нырнула в проем портала. Бабушка последовала за мной, после этого проем закрылся.

-Ну, теперь они все там разнесут. — Вздохнула мама.

-А какой воевода стрельцами командует,— простодушно спросила Милица.

-Мама, я же тебе говорил,— воскликнул Тим. — Нету там у них стрельцов и воевод тоже, теперь царю, солдаты служат. Мне Лена это давно говорила.

Наш разговор прервал появившийся Иван Тимофеевич. Он с любопытством глянул на керосиновую лампу, и сказал:

-А чего это вы вокруг пустого стола хороводы водите. Я думал вы уже во всю блины едите. Кто-то вечор обещал испечь.

-Ой, батя, прости!— воскликнула Милица Ивановна,— Запамятовала совсем, сейчас я все мигом сгоношу. А пока сымай тулуп, да садись за стол.

Довольный староста скинул поношенный овчинный полушубок и уселся за стол.

-Садись и ты, Аглая Никаноровна, — обратился он к бабушке, — в ногах правды нету.

Посидим, поговорим. Давненько мы с тобой так не сиживали.

Бабушка насупилась и явно что-то хотела ляпнуть, но вместо этого вздохнула и села напротив.

Милица Ивановна в это время уже хлопотала у плиты, наливая на смазанную топленым маслом сковороду, пахнущее дрожжами жидкое тесто. Мы же продолжали стоять, ожидая, что будет дальше.

Троюродные брат с сестрой заговорили неожиданно мирно, после чего мы с мамой также уселись рядом с ними. Тим тоже присел на лавку у окна и что-то тихо рассказывал своим младшим братьям и сестрам.

-Ходил с утра дом смотреть,— громко сказал Иван Тимофеевич. — С лета туда не заглядывал. Все там в порядке, только протопить и жить можно. Даже сено на сеновале полно. Только вот скотины я у вас не вижу,— ухмыльнулся он.

-Как это нет скотины?! — воскликнула бабушка. -а коза моя, не скотина что-ли? Ты Ивашка, смотри, не заговаривайся!

Возможно, что старики снова бы разругались, но в это время им на деревянные тарелки Милица Ивановна положила горячие блины и поставила рядом горшок сметаны. Беседа прекратилась сама собой и в следующие минут двадцать, все усиленно поедали блины.

Затем мы напились чаю из бабушкиного самовара, и после этого отправились на осмотр нашего будущего жилья.

Никакой ограды вокруг дома не было. Сам он был огромен, наверно в два раза больше бабушкиного. Высокий, с резным крыльцом, ведущим на второй этаж. В его задней половине широкий помост также поднимался на второй этаж и упирался в большие, закрытые ворота.

На мой вопросительный взгляд мама тихо пояснила:

-Это чтобы на телеге сено на сеновал возить.

День выдался солнечный, на небе не было ни облачка. Снег под яркими лучами искрился мириадами искр, так, что было больно смотреть. Несмотря на подавленное настроение, хорошая погода брала свое и я почувствовала, что апатия проходит.

-А почему бы и нет? — подумала я.— Люди живут везде. А мы, оборотни, ничем не хуже, а еще лучше. Сейчас намоем этот дом, протопим, и заживем втроем. Возьмем сюда бабушкиного пса и козу, потом, может, еще корову заведем.