История С Продолжением

— У вас уютно, — сказал Пятый, когда Володя пригласил его в кухню.

— Ну, чего там, — отмахнулся тот. — Нормально. Это ж не коммунальная, а своя. Мы же недавно только ордер получили, пока ничего ещё не делали. Вот достанем краску, обои, тогда и переделаем. Только это не быстро, пока то да сё. Я ещё из дерева кой чего хочу изобразить, полочки там, стеллажи...

— Это здорово, — одобрил Пятый, которому было всё равно. — Только это, наверное, сложно...

— Это смотря откуда руки растут, — степенно ответил хозяин. — А я-то сумею, не сомневайся. И получится хорошо.

* * *

Освещённая ярким, слепящим солнцем весенняя улица казалась бесконечной. Идти было уже невмоготу, поэтому они сели на лавочку у какого-то подъезда — передохнуть. Лину не терпелось поскорее отправиться дальше, Пятый же с трудом находил в себе силы как-то переставлять ноги. Солнце слепило, глаза, привыкшие к темноте, быстро устали от света.

— Слушай, Лин, — позвал Пятый, — ты уверен, что нам надо куда-то ехать? По-моему, и тут неплохо...

— Уверен, конечно, — пожал плечами Лин. — Вот оставаться — страшно.

Лин поглядел на друга и хмыкнул, внутренне признавая, что Пятый, может быть, и прав. Пятому на самом деле было тяжело идти, он всё ещё толком не оправился от обострения. Бледный, на скулах — нехороший туберкулезный румянец, лицо покрылось испариной... Дышит тяжело...

— Устал? — сочувственно спросил Лин. Пятый кивнул. — Я понимаю, что трудно, но надо отсюда уходить. Опасно. Я же не за себя боюсь.

— Лин, район большой, и вероятность того, что нас найдут... — начал было Пятый, но Лин его прервал:

— Эта вероятность существует, и не спорь со мной! Попробуем добраться до северной части города, может, там будет поспокойней. Ты сам говорил, что видел из окна, как они проезжали!..

— Мало ли что я видел, — отмахнулся Пятый. — Вполне достаточно просто переменить дом.

— Нет, мой дорогой. Недостаточно. Ты отдохнул?

— Немного, — Пятый тяжело поднялся.

— Да сядь ты, чего вскочил! На вот, съешь свой викасол, чтобы ненароком опять не началось. Давай ещё посидим, на тебе лица нет.

— Ты не прав, Лин. Лицо есть. Вопрос — какое?..

— Ща, проверим, — Лин начал озираться вокруг. — А!.. Вот!.. Эй, девочка, постой!.. Да, ты. Скажи — этот дядя сильно страшный? Ну беги, беги...

— Да, дети бояться, — подытожил Пятый.

— А ты чего хотел? — удивился Лин. — Конечно, бояться. Да я и сам, понимаешь ли... так, гляну иногда... и сразу — мороз по коже...

— Спасибо, утешил, — хмыкнул Пятый. — Добрый ты, Лин... временами...

— Я хороший, — Лин прищурился на солнце, улыбнулся. — Особенно когда сытый. И когда тепло. И когда деньги есть. И не болит ничего. Вот как сейчас.

— Хороший, хороший, — покивал Пятый согласно. — Ну что, пошли дальше? Хотелось бы до темноты найти какое-нибудь место...

— Это мысль. Найти место, чтобы там было всё — и еда, и вода, и тепло... — Лин мечтательно поднял глаза. — Такое место называется "подвал". Или "чердак". Слушай, ты не находишь, что мы стали мыслить в какой-то подвально-чердачной области?

— Нахожу, — ответил Пятый. Он сунул в рот таблетку викасола, потом, подумав, прибавил к ней ещё таблетку ампицилина и стал медленно жевать — запить было нечем.

— Горькие? — с интересом спросил Лин.

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Пятый.

— Я — никак, ты же попробовать не дашь. Сам всё сожрешь, с другом тебе поделиться конечно не захочется. Поэтому я и спросил — горькие?

— Горькие, — ответил Пятый. — Очень. Но всё же лучше их съесть, чем потом харкать кровью. Они полезные.

— Всё равно — гадость, — поморщился Лин. — И как ты их...

— Просто, — Пятый с трудом проглотил, закашлялся. Лин примерился было похлопать его по спине, но Пятый показал ему кулак — отстань, мол. Лин пожал плечами, отвернулся. Через минуту Пятый справился с кашлем, откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Дыхание всё никак не хотело выравниваться, но Пятый знал — надо просто посидеть минуты три неподвижно, ничего не говоря — и пройдёт. Так бывало и раньше. Лин это тоже знал, поэтому стал просто смотреть по сторонам — не хотел мешать.

Это была не их весна, и они оба это превосходно понимали. Чужая весна заполнила собой этот город, а они... они были частью той долгой и скучной зимы, которая покидала сейчас Москву почти что навечно. Это очень долго — весна, лето и осень. Пятый, почувствовав себя лучше, прикрыл глаза и с облегчением глубоко вздохнул. Пусть. Ну и что, что они — часть зимы. Воздухом им никто дышать не запретит. И с предприятия они смылись. И сейчас поедут куда-нибудь, отдохнут, наберутся сил — а тогда, глядишь, можно будет, пусть и несмело, но всё же подумать о лете. А может, получится сбежать месяца через три и впустить себя в лето... или наоборот, впустить в себя лето. Неважно. Живы. А это — так много. Жизнь — она гораздо больше, чем эта вечная весна...

— Пойдём, Лин, — позвал Пятый, поднимаясь. — Время...

— Пойдём, — согласился Лин. — Тебе полегчало хоть немного?

— Почему — немного? Мне хорошо. Правда, мне почему-то совсем хорошо становится, если идти никуда не требуется, но это уже частности.

— Ага, частности!.. Тебе хорошо, когда кто-то тебя кормит, поит, всё готовенькое приносит... Идём, надо успеть получше устроиться и купить хотя бы хлеба, а то еды у нас нет совсем. А я уже голодный, — признался Лин.

— Во, узнаю! Кто куда — а тебе бы только съесть что-нибудь...

...Хорошо идти сквозь весну. Пусть и чужую. И руки совсем не мерзнут...

Тупик

— Мне что — десять раз повторять одно и то же? — прищурился Андрей. — Ты глухой, что ли? Пошёл в зал!

— Не раньше, чем ты вызовешь врача, — ответил Пятый.

Они стояли у входа в "тим", Пятый на пороге, Андрей — чуть поодаль.

— Ты третий день просто так мутишь воду. Мне надоело слушать этот бред! Плохо ему! Подумаешь! А кому хорошо?

— Ты его избил. Три дня назад. С тех пор ему всё хуже и хуже. Или ты вызываешь врача, или я перехожу к решительным мерам, — Пятый говорил твёрдо, но в его голосе звучал страх. Лину на самом деле было плохо. Пятый не мог понять, в чём дело. Лин — тоже. Кроме слова "больно" он вообще ничего не говорил эти три дня. Больно, и всё тут. И температура под сорок. Лин таял, как свечка. Поэтому за всей твёрдостью тона в голосе Пятого звучала настоящая паника.

— Ничего с ним не будет, — отмахнулся Андрей. — Отлежится, как миленький, никуда не денется.

— Вызывай врача!

— И не подумаю!

— Тогда — прости.

Выбить пистолет было минутным делом, тем более, что отчаяние придало Пятому новые силы. Он поднял оружие на уровень пояса и приказал:

— Пошли, сволочь. Теперь мы пойдём звонить вместе. Ты этого хотел?

Андрей не ответил. Наверху, в каптёрке, Пятый заставил его набрать номер первого предприятия и позвать к телефону Лукича.

— Аллё... это "трёшка"... да, смена... Тут Пятый хуи валяет... Чего? Да мура, Лину поплохело малость, вот он и...

Пятый взял у Андрея из рук трубку и сказал:

— Алексей Лукич, выезжайте немедленно... нет, я не вру и не шучу, всё очень серьёзно... да, плохо... Я не знаю!.. Где сейчас? Я — рядом с телефоном, Лин в тиме... температура высокая, он сильно ослабел... нет, никто не стрелял, только били... Жалуется на боли... ему очень плохо... Что я думаю?.. Ничего, я не хирург, могу только предположить... да, именно. Поторопитесь, счёт, по-моему, идёт на часы, если не на минуты... хорошо...

Пятый положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза. Затем взял пистолет за ствол и протянул его Андрею.

— Теперь делай, что хочешь, — просто сказал он. — Хочешь — пристрели, хочешь — избей. Мне всё равно.

— Пошёл вниз, урод! Бить я его буду, как же. Аккурат перед тем, как Лукич припрётся. Нашёл дурака. Иди, сиди со своим убогим...

Два раза ему повторять не пришлось — Пятого как ветром сдуло из каптёрки. Попозже, минут через двадцать, Андрей заглянул в "тим" — проверить.

— Скоро, рыжий, потерпи, — просил Пятый, сидя на коленях рядом с Лином. — Сейчас они приедут и помогут... Терпи...

— Больно... Пятый... сделай хоть что-нибудь...

— Хватит цацкаться, — поморщился Андрей. — Иди в зал, пока я не...

— Принеси носилки, — ответил Пятый не оборачиваясь. — И быстро. У него плохо с сердцем, он еле держится. Я не шучу, Андрей. Скорее.

— Врёшь небось, — отмахнулся Андрей. — Ладно, так и быть. Минуту подожди, не развалишься.

— Андрей, помоги нам, пожалуйста. Я тебя умоляю, принеси носилки. Я боюсь его нести на руках, ему может стать хуже...

— Пятый, ты довёл меня уже! Я же сказал, что принесу. Чего ты ещё от меня такого хочешь? Чтобы я его не бил? Не имею права. А носилки я сейчас...

— Спасибо. Поторопись.

— Заебал, придурок!..

...Лукич приехал не один, его сопровождал ещё один хирург и пожилая, как показалось Пятому, медсестра. Лин к тому времени уже лежал на койке в медпункте. Когда его туда перенесли, Андрей, наконец-то сообразил, что дело серьёзное. И паника Пятого получила объяснение. Лин был не просто бледен, нет, казалось, что кожа его посерела, губы стали пепельного оттенка. Глаза красные, воспалённые. К приезду Лукича температура, раньше очень высокая, стала понижаться, Лин всё чаще и чаще начал впадать в забытьё, из которого выходил каждый раз всё дольше и труднее. Лукич сразу, как только увидел Лина, спросил:

— По животу били?

— Били, — ответил Пятый и поглядел на Андрея. — И не единожды...

— Пятый, бегом звонить! Сразу Павлу, и не церемонься, ради Бога. Пусть высылает ещё одну бригаду, нам втроём не справится.

— Что говорить? — Пятого трясло, но он старался держать себя в руках.

— Говори, что сильно запущенная интоксикация и что надо срочно чистить кровь от продуктов распада. Что сердце отказывает. Понял?

— Потом обратно?

— Нет, сиди в коридоре. Ты тут будешь только мешать. Понял?

— Алексей Лукич, он не...

— Нет, это я тебе обещаю. Ты меня давно знаешь?

— Да... Алексей Лукич, помогите ему, ради Бога...

— Успокойся и не переживай. Всё. Иди. Поживее, Пятый, время не терпит.

Пятый стремглав бросился к телефону, Андрей проводил его недоумённым взглядом.

— Чего это он так понёсся? — спросил он у Лукича. — Серьёзно что ли, плохо?

— Хуже некуда. Он при смерти, — тихо ответил Лукич. — Похоже, на этот раз мы опоздали.

— Из-за чего? — не понял Андрей. — Всё же нормально было...

— Иди в "тим", — приказал Лукич. — А то, неровен час, ему чего сболтнёшь лишнего. Ему про это всё знать не надо. Надюша! Готовь его, мы прямо сейчас приступим.

Пятого внутрь никто не пустил. Дозвонится он не смог. Теперь он сидел под дверью и ждал. Лукич не счёл нужным о чём-то с ним говорит, только позже, много позже, Пятый узнал, что врач просто уберёг его от правды, пожалел, но тогда... Пятый весь извёлся, пока, наконец, Лукич не вышел из медпункта.

— Пятый, поди сюда, — позвал он. — Так, значит... По порядку расскажу. У него было всё разбито внутри. Начался абсцесс. Мы удалили часть кишечника, которая просто разлагалась, но... постарайся понять... Такой процесс прежде всего плохо влияет на сердечную мышцу. Ну, и... сам понимаешь... почки стали отказывать... То есть кровь не очищается. Понимаешь, Пятый, если он... словом, он может и не выдержать этого... Когда мы оперировали, у него начались судороги, сердце стало отказывать. Мы кое-как поддержали, реанимировали, но... Пятый, ты пойми...

— Что я должен понять? — Пятый смотрел на Алексея Лукича расширившимися глазами. — Лин... он что, умирает?

— Да. Боюсь, что мы не в силах помочь. Мы, ей Богу, очень старались, но... Мы же не всесильны...

— Можно туда?

— Иди. Пятый, я не знаю, сколько это продлится, никто не может сказать. Есть маленький шанс, что он выживет, но, повторю, очень маленький. И поверь мне ради Бога, мне страшно жаль, что так получилось. Если бы хоть вчера...

— Я понял, — Пятый облизнул пересохшие разом губы. — Я пойду, посижу с ним хоть минутку...

— Ты вызвал бригаду?

— Нет, там никто не отвечает. Я перезвоню сам, вы не звоните.

— Только недолго, Пятый. Не подводи меня, а то мне ещё и влететь может за это всё. Понял?

— Я всё понял, — Пятый вздохнул поглубже и вошёл в комнату.

* * *

— Зачем вы его привязали?

— Чтобы он не покалечился. Он пока ещё не вышел из наркоза, но когда будет выходить, может начать дёргаться, рваться. Это просто страховка.

— Ладно. Я только минутку тут побуду, хорошо? Посмотрю — и пойду... Можно? — Пятый смотрел на Лина не отрываясь, на лице его появилось выражение неподдельного ужаса. — Алексей Лукич...

— Можно... Надя, держи, куда смотришь!

Лин вскрикнул, дёрнулся, забился в судорогах. Лукич с несвойственной его возрасту проворностью рванул к койке и со всех сил прижал плечи Лина к подушке. Медсестра схватила Лина за руку, но Лукич приказал:

— Голову держи, язык фиксируй!.. Пятый, придержи ему ноги, не стой столбом... Крепче, дурак, шов может разойтись, на соплях же всё... вот так. Крепче! Надя, поверни ему голову набок...

Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Лукич отпустил Лина, поправил сбившееся одеяло и тяжело вздохнул.

— Что я говорил, — заметил он. — Как в воду глядел...

— Это он от боли так кричал? — севшим голосом спросил Пятый.

— Нет, не от боли. Я же тебе сказал — он выходит из наркоза, это почти всегда очень неприглядно. А уж тут... Всё, иди, Пятый. Хватит тут торчать. Надежда, проверь швы, что-то мне не по себе.

— Всё чисто пока, — медсестра укрыла Лина одеялом. — Как вы думаете, следующий приступ скоро?

— Часок ещё пролежит в отрубе, не меньше. Пойди пока что чаю на всех завари. Пятый, ты ещё тут?!

Пятый сидел подле койки на корточках и держал Лина за руку. Он поднял на Лукича испуганные глаза и сказал:

— У него такие руки холодные... Господи, да что же это... Помогите ему, пожалуйста... Сделайте что-нибудь...

— Мы и так всё, что возможно, делаем, — отрезал Лукич. — Убрали источник заражения, промыли полость, всё зашили. Что ты ещё хочешь? Не всё от нас зависит, это ты в состоянии понять?

Пятый слабо кивнул. Идти звонить было необходимо, но он боялся оставлять Лина — а вдруг... Всё же он нашёл в себе силы встать и кое-как дойти до телефона.

-...Алексей Лукич просил прислать вторую бригаду, — голос Пятого был тусклым и совершенно безжизненным. — Он сказал, что они втроём не справятся. Пришлите, пожалуйста...

— А что мне за это будет? — в голосе Павла Васильевича звучало ехидство и веселье. — Давай меняться — я тебе бригаду, а ты мне — информацию. Идёт?

— Вы не понимаете, он же умирает! — с отчаянием произнёс Пятый. — Ему нужна помощь, как вы не поймёте!..

— Так я и предлагаю — обмен. Или ты не понял?

Пятый швырнул трубку на аппарат. Где-то за поворотом коридора снова раздался крик, полный боли, и Пятый сразу понял — это Лин. Он со всех ног бросился к медпункту.

— Держи!.. Во дура, да держи же ты! Володя, иди сюда!