Ассири. Новая жизнь

Только когда последний совместный глухой стон прозвучал в тишине комнаты, она, переведя дыхание, прошептала: 'Люблю тебя'. И ей вторило в ответ: 'И я люблю тебя, безумно, родная'.

Глава 16. Рождение чуда.

Вы когда-нибудь хотели сбежать от излишнего внимания? Я очень. Уже почти три недели, как хочется очутиться на диком острове на необитаемой планете. Чтобы везде море, солнце, белый песок, еда и...тишина. Ну, разве что только естественные звуки природы. И да, еще галасеть. И всё. Честно говоря, от этой опеки, что меня окружили, хочется взвыть волком. Я не помню такого даже при первой беременности. Это же круглые сутки рядом кто-то находиться. Бесконечные визиты Альта, раз семь на дню, для измерения давления, объемов, обхватов и прочей ерунды. Он, видите ли, будет писать научную работу на основании моей беременности для будущих ученых умов, чтобы знали, как себя вести при беременности от представителя другой расы. Но тут, конечно же, я выступаю представителем инородной гуманоидной расы, отличной от физиологии ритаидов. Он из меня всю душу уже вытряс! Ему подавай все подробности моей первой беременности. Вплоть до, извините за подробности, сколько раз в туалетную комнату ходила. Ужас! Это ж как пережить все это нормальному человеку с нестабильной психикой беременной женщины? Правильно, сбежать! А куда? Особенно, если даже в уборную с тобой охрана следует? Хорошо хоть сразу устроила скандал по этому поводу своему излишне мнительному любимому и пригрозила больше не рожать ему, если это сейчас же не прекратится. Это я еще выторговала тогда сокращение посещений Альта с десяти до семи раз. На меньшее он не согласился, слишком переживает за малыша. Но мне то от этого не легче! Уже опостылели все эти анализы и замеры. Вон опять пришел и выжидает, когда же я выйду из уборной, чтобы выдать им новую унцию внутренних жидкостей.

-Все, с меня хватит!— с этими словами я открыла дверь из уборной и наставила палец на этого доморощенного научного деятеля. Хотя тут я погорячилась, признаю, специалист он превосходный. Знает свое дело. Но уж слишком молодой по их меркам, амбициозный и несколько повернутый на деле. Наверное, лучшие врачи и должны быть такими. Но опять же, мне от этого не легче.

-Либо ты прекращаешь превращать меня в лабораторную мышку, либо...либо я заменю тебя. Вот! Вернее попрошу Кениона подобрать мне другого специалиста.

Его губы обиженно поджались, и именно в эту минуту он был более чем похож на ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. Но уже в следующую минуту на его губах заиграла язвительная усмешка.

-Я лучший специалист, и тар Кенион это понимает, поэтому он, наверняка, откажет тебе в этой просьбе.— Мне показалось, что он планировал показать мне язык, но в последний момент передумал. Уж очень лицо его было довольным и хитрым.

-Проверим?— Так же язвительно отозвалась я.

— Тар Кенион очень дорожит этим потомством,— решил подавить на мою совесть Альт.— Я бы рекомендовал не отказываться от моих услуг, потому как смело могу признать, что являюсь самым высокопрофессиональным специалистом, да к тому же, абсолютно адаптированный к твоему запаху и не реагирующий на инстинктивном уровне. То есть, говоря простым языком, у меня иммунитет к твоему привлекательному запаху. У других специалистов таких преимуществ нет, и они с вероятностью девяноста семи процентов будут реагировать на тебя, как на самочку, что приведет к непредвиденным действиям со стороны тара Кениона.

Вот вроде и сказал все вежливо и правильно, что даже мысли не возникло возмутиться, но все равно как-то неприятно проигрывать. Поэтому...

-Я думаю, мой комфорт для него будет приоритетнее. Пока же я от твоих исследований только зверею. Поэтому, если ты не прекратишь в тех же объемах проводить свои анализы и замеры, то я буду настаивать на смене твоей кандидатуры на роль персонального врача. И, я уверена, Кенион одобрит.

Вот так! Пусть не думает, что ему все дозволено.

Какое-то время он обдумывал мои слова, а потом проговорил:

— Ты права, я сокращу исследования, но имей ввиду, что если появятся какие-либо проблемы, то ты беспрекословно будешь выполнять мои распоряжения относительно лечения тебя и малыша.

-Обещаю, — с облегчением выдохнула.

-Но раз уж мы все решили по этому поводу, то нам надо пересмотреть количество проверок на дню. Итак, думаю, что четыре...— он замолчал, заметив мое зверское выражение лица.— Три?

Я покачала отрицательно головой на последний заданный вопрос.

-Два?

-Два раза в неделю, не больше.

-Но...

-А если будешь настаивать, то плавно перетекут в один раз. Со мной все хорошо и я отлично себя чувствую, поэтому проверок и анализов достаточно два раза в неделю.

-Хорошо, — с мукой в голосе кивнул он. — Но если что...

Я не дала ему договорить:

-Да, да. Если что ты первый узнаешь об изменениях в моем состоянии.

Еще раз горестно вздохнув, он вышел из покоев Кениона, в которых с некоторых пор я проживала.

Наконец-то я вздохнула свободно, победно протанцевав в воображении ламбаду. Жаль только не смогла надолго вздохнуть свободнее.

-Змейка, — меня обхватили сзади, с любовью прижали к себе и нежно поцеловали за ушко.— Почему ты прогнала Альта? Он очень переживает за вас, а я еще сильнее. Мне нужно знать, что с вами все хорошо.

-С нами все хорошо. Для этого не надо проводить ежедневный осмотр и анализы. Можно просто спросить, как я себя чувствую. И если ты сейчас меня об этом спросишь, то я тебе отвечу, что чувствую себя теперь намного лучше, нежели последние три недели, когда вы мне не давали спокойно вздохнуть. Никакого покоя!

-Но...

-Никаких но! Только что одному объяснила, а он тут же побежал жаловаться. Предупреждаю, продолжите в таком же ключе, отлучу от тела!

Видимо угроза подействовала, так как тот тяжело выдохнул и тут же сильнее прижал к себе, разворачивая и нежно и сладко целуя уже в губы.

-Хорошо, моя радость, но если что...

-Да-да, ты первый узнаешь.

Еще раз вздохнул и поинтересовался, не проголодалась ли я. На что, прислушавшись к организму, согласно кивнула. Тут же в покои прошли мальхи и накрыли на стол. Чего только тут не было. По комнате поплыли вкусные ароматы, раздражая обонятельные рецепторы и заставляя давиться слюной. Такие обеды у нас теперь были ежедневными. Кенион даже забросил ежемесячное патрулирование подконтрольных территорий, которые раньше стояли на первом месте. Теперь он раскидал эти обязанности по своим доверенным ритаидам. И о пиратах ничего не слышно вот уже много месяцев, что заставляло держаться в напряжении всей империиритаидов в общем, ожидая чего-либо крупномасштабного с их стороны. Не зря они притаились, ох, не зря!Хотелось бы ошибаться, но,увы, как говорится, надейся на лучшее, но готовься к худшему.

Сейчас же он с довольным прищуром наблюдал, как я поглощаю блюдо за блюдом, напрочь сметая со стола большую часть еды. Наверное, такими темпами я вскоре стану бочонком, которого можно будет только лишь перекатывать. Но если говорить откровенно, то не особо-то меня это и волновало. Главное, чтобы моя крошка родился здоровым, а для этого надо хорошо питаться. А вес — это ерунда. Меня ведь и такую любят? С настороженностью глянула на Кениона. Он это заметили, так как наблюдал с умилением на лице, как я прикончила только что десерт.

-Что?

Мотнула в сторону головой, отгоняя тревожные мысли, но было поздно.

-Змейка, что случилось? Радость моя, не молчи. Иначе я сейчас напридумываю себе всякого.

-А ты меня любишь, Кенион?

-Ты сомневаешься? Хмм, это плохо! Значит, я мало стараюсь для того, чтобы ты ощущала всю мою любовь. Пожалуй, как только ты доешь, приступим к доказыванию, чтобы даже мыслей о таких вопросах не возникало.

Он выглядел огорченным, поэтому я поспешила его успокоить.

-Нет, Кенион, ты неправильно понял. Я чувствую всю твою любовь, но... Смотри, вот через пару месяцев я располнею и буду с огромным животом. А вдруг ты меня разлюбишь? Вон, у тебя там целый гарем баб.

Тут уже я расстроилась. Сама себя накрутила называется. Опустила глаза, уходя в себя и представляя эту картину. Я же не переживу, если он будет с кем-то пока я буду ходить беременная. Даже слезы на глаза начали наворачиваться. Ох, уж эти гормоны!

Но тут не дал мне впасть в истерику его громкий хохот. Он смеялся.

-Что смешного?

-Ох, змейка, ты меня ревнуешь? Радость моя, у меня, как ты там выразилась, карим.

-Гарем.

-Да, этот самый гарэм. Он у меня чисто номинальный. Я туда уже не помню когда обращался. Быть с ними— это все равно что...хмм... Как бы объяснить? Вот ты допустим любишь вот этот фрукт.— Он взял в руки местный круглый небольшой фрукт зелено-желтоватого оттенка, именуемого хада, и еще один фрукт бледно-желтого оттенка грушевидной формы с крупной косточкой в центре плода. Он назывался топнис, и напоминал по вкусу топинамбур. — А вот этот терпеть не можешь. Хотя, не так. Я неправильно начал. Вот, допустим, ты всю жизнь любила топнис. Кроме него ничего иного не ела, представим, что никаких других фруктов больше не было. Тогда тебе казалось, что он самый вкусный. Но вдруг ты попробовала хаду с его необычным сладким и приятным вкусом с небольшой кислинкой. Он такой ароматный, приятный и самый вкусный. Допустим. И вот тебе предлагают снова есть топнис, хоть какое-то время. Опять же допустим. Но попробовав хаду, я уже топнис не захочу, ведь я всю жизнь его ел, и он мне просто противен. Не то что вкус, а просто его вид и аромат. Он вызывает во мне тошноту и отвращение. Вот примерно такие чувства у меня сейчас вызывают другие асси. Они мне противны, отвратительны, омерзительны. Другое дело ты, моя змейка. Ты для меня словно чаша ароматной хады. Я не могу тобой насытиться. Твоим ароматом, твоим вкусом, твоей нежной кожей, и то, что ты, как ты выразилась, располнеешь, меня совсем не волнует. Ты моя. Любая.

Он уже подобрался ко мне, шепча на ушко последние слова. Нежное прикосновение его раздвоенного язычка за ушком и я судорожно вдохнула воздух, наслаждаясь его лаской. Легкая ткань платья скользнула с плеча, оголяя его. Ласковые поцелуи вызывали мурашки.

— О, великие предки, какая же ты вкусная. Ты сводишь меня с ума. Ты даже не представляешь насколько. Я никогда не перестану тебе говорить о том, как сильно я тебя люблю, и насколько ты желанна для меня. Сладкая... Прости змейка, но я не могу больше ждать.

Очередной треск разорванного платья. Да, так происходило часто. Поэтому мой гардероб теперь был довольно обширным. Это Кенион постарался еще в самом начале наших более близких отношений. Они, конечно, в основном типовые, но я не успеваю порой их проносить и одного дня. Вот как сейчас. Кстати, это касается также и белья. Оно у меня заканчивается еще быстрее. Вот совсем нет терпения у него. Этот раз так же не стал исключением. Несколько секунд и лоскутки ткани опадают на пол, а меня подхватывают на руки и, не заканчивая целовать, несут к кровати.

Мягко опуская на постель, он продолжал целовать чувствительную кожу уже в области груди и ниже. Не отрываясь от моего тела, он проникновенно шептал в тишине комнаты:

— Змейка моя, гладкая, нежная... Ароматный цветок, запах которого преследует меня. Я сижу на совете аздархатов, а мысли мои о тебе, я слушаю их, а слышу только твой голос, что на выдохе произносит мое имя. Ты мое наваждение, дневное, ночное, каждую секунду. Ты знаешь, что твой аромат меняется?

Его язычок скользнул в ямку пупка, поигрывая в глубине и принося щекочущие ощущения. Очередной мой легкий стон прозвучал в комнате.

-Он становится глубже, привлекательнее. Я не представляю, что будет через пару месяцев. Наверное, мне придется закрыть тебя в комнате и днями и ночами напролет ласкать тебя, чтобы унять эту потребность в твоем аромате.

Я задохнулась от ярких ощущений, когда его язычок скользнул к моей плоти и резко прокрутил вокруг горошины клитора, и громко застонала в гулкой тишине.

— Сладкая, моя девочка. Ты не знаешь, как я схожу с ума без твоего аромата. Он мне необходим, — горячее прерывистое дыхание моего ящера обжигало своей страстью. — Мне очень плохо, когда я его не чувствую. Но по-другому нельзя. Иначе все узнают о тебе, о вас, и заберут у меня.

Тут он сжал мои бедра, врываясь в глубины моего лона своим длинным раздвоенным языком, и начал с неистовостью зверя вылизывать изнутри, стараясь задеть ту заветную точку, которая скрыта от глаз. Спустя пару минут моих громких стонов, он резко отстранился и одним движением резко наполним меня до своего основания.

-Я не позволю, никто тебя не заберет у меня. Никогда. Иначе я убью их всех, любого.

Каждое его слово сопровождалось резким толчком внутрь, до упора заполняя меня. Моментами это было даже немного болезненно, но вместе с болью было и дикое наслажденье. Такая боль даже приносила какую-то особую перчинку в этом необузданном соитии. Связные мысли покинули голову, когда еще его язык играл с жемчужиной клитора. Сейчас же остались только сильные эмоции и ощущения. Я уже хрипела под ним, потому как голос сорвался, но не могла остановиться. Сквозь мутную пелену я уже не видела, каким восхищением, страстью, любовью и безумием горели его глаза.

-Моя...моя. Скажи мне это. Скажи, что ты моя.

-Твоя... Кенион, твоя...Пожалуйста.

Он зарычал, увеличив амплитуду поступательных движений, и начал изливаться внутрь, вознося на вершину блаженства и меня. Мое тело в последний раз дернулось в конвульсии и обмякло под ним, переживая отголоски невероятного оргазма, что только что яркой молнией пронзил меня.

Он еще был во мне, когда легкие нежные поцелуи, которые словно благодарили за все только что свершенное, начали сыпаться на мое лицо, шею, волосы, губы.

-Любимая, ты как? Я не сделал тебе больно. Малыш...он?

-Все...прекрасно, — еле слышным сиплым шепотом проговорила я. Горло пересохло и слегка саднило после всех криков и стонов, что звучали еще минуту назад.— Хочу пить.

Он с сожалением тихонько выскользнул из меня. Еще раз окинул меня придирчивым взглядом и направился к графину с водой, что стоял на столике неподалеку.

Когда я напилась, он подхватил меня на руки и унес в купальню, где тщательно и нежно мыл меня, а потом не удержался и вновь ласкал меня, но на этот раз бережно, как бы принося извинения за предыдущий исступленный секс.

Спустя полчаса я обнаженная и изрядно утомленная засыпала в объятиях любимого.

Кенион

Я смотрел на нее и слушал, как дыхание постепенно замедляется, переходя в размеренное. Глубокий сон после насыщенных ласк сморил мою девочку. Ей надо больше отдыхать, ведь она теперь не одна. Вздохнул. Эх, надо бы поумерить свои аппетиты. Но как можно, когда она вот такая, нежная, ласковая, словно лучик солнца, яркая, как искра от огня, мягкая, лежит рядом или смотрит бездонными озерами глаз, такими завораживающими и теплыми. Она будет прекрасной ассири моего малыша. Я знаю, она будет его любить, отдавать всю себя. Я не помню свою ассири. Какая она была? Только голос помню. Как-то однажды она напевала мне, наверное, на ночь. Легкая мелодия, и голос нежный, мягкий. Мне кажется, она любила меня. Но я так и не познал ее любви. Ведь пришла та болезнь, что большую часть женского населения нашей империи ритаидов скосила, а оставшуюся обесплодила. Еще две трети женщин не перенесли мысли, что не смогут никогда больше прижать к груди своих малышей, и постепенно увяли в своем горе. Кто-то сходил с ума и сами убивали себя, а кто-то просто угасал, не желая существовать без какой-либо цели в жизни. Ведь основная их роль была в продолжение рода. Они были теми, кто были не просто любовницами своим мужьям, а теми, кто сохранял мир и покой в семье, тихой гаванью в череде безумных дней, связанных с работой, войнами, бунтами. Они были костяком...И они практически все погибли. Остались несчастные пара тысяч от миллиардов женщин. Это были те, кто смог преодолеть себя, принять и смириться с новым положением.