Утром, проснувшись, сразу спросил про раненых. Мне сказали, что умерло два ратника, остальные живы и хорошо себя чувствуют. Кланяются и говорят, что всю жизнь за меня молиться будут.
А необходимые лекарства я потратил все. Заглянул в аптечку и обнаружил ещё и валидол и корвалол. Ну, не идиот ли? На кой я их взял? Лучше бы побольше бинтов и ваты, перекиси и прочего. Не такая уж большая ноша. Кубин меня успокоил, потому что я в голос ругаться начал. Конечно, кто знал?
Утром дед Матвей уехал, взяв с собой двоих вооруженных холопов и одного отрока. Тело Велесова положили на волокушу, сделанную из двух ёлок, и, привязав его к ней. Кубин сказал, что поедет тихими тропами. Пусть дольше, но безопасней. К вечеру будут на месте. Чуть проводил их и вернулся к лагерю. Раненых оставили на месте, благо поляну прикрывали густые кусты. Остальные бояре, полностью вооружившись, вышли на буево поле.
Кстати, бояр оказалось всего тридцать пять. Из них одиннадцать раненых. Остальные, так сказать, боевые холопы. Когда узнал эту подробность, то распределил силы так: в дозоре, в полной готовности находятся все бояре, прикрывая возможное нападение; остальные работают, держа постоянно рядом оружие и доспех. После прибытия подмоги, чуть скорректировал силы, и мы приступили к работе.
— Аминь.
Подошли к следующей могиле. Рядом с ней сидел большой ворон.
— Кыш отсюда.
— Каррг!
Ворон взмахнул крыльями и скрылся за лесом.
Молча смотрели, как опускают в могилу тело. Лёгкая земля досталась павшим. Сплошной песчаник. Мужики, не особо напрягаясь, выкопали уже пять сотен. Но всё-таки за сегодня похоронить не успеем. Садов, стоящий рядом, думал о том же:
— Эх, товарищи наши. Не успеваем мы вас схоронить ...кхлль...
Вжж. В щит, висевший за спиной, два раза ударило. Рядом рухнул Садов, с пробитым стрелой горлом. Шлем, который был в его руках, откатился к могильной яме.
— Поганые! В щиты, все в щиты!
Стрелы летели дождём. Или сначала показалось так. От леса неслись монголы, на первый взгляд около сотни. Скверно. Мы все почему-то оказались разбросаны. Со мной рядом семь ратников закрылись щитами. В двадцати метрах остальные, спешенные. Вот чёрт. Ору:
— Ко мне! Все в ряд. Щиты в ряд!
Ближние ратники придвинулись ближе и закрылись щитами. Глянул мельком на врага. Они пока не нападали, кружились и кидали стрелы. Почему они сразу не напали? Нас тут меньше. Или с мужиками мы выглядим большей толпой? Возможно. Кстати, что мужики делают? Оглянулся назад. М-да, половина драпанула к лесу, половина, похватав кто-что успел из оружия, укрылась за телегами и осторожно выглядывает из-за них. Хорошо. Раненых мало, а убитых? Скосил глаза на Садова. Затих, других убитых не видно. В ряд встали уже больше ратников, и некоторые, достав луки и стрелы, принялись стрелять. Рядом задышал Демьян:
— Володимир Иванович, вот лук твой.
— Отлично.
Я толкнул ратника, стоявшего рядом:
— Держи щит.
И вместе с Демьяном присоединился к стрельбе по врагу. Так, вот монгол в ярко-синем халате целится из лука. Почти в меня. На! Степняк вылетел из седла. На! На! На! Ещё трое.
С нашим присоединением к стрельбе, монголы стали слетать с седел чаще. Я не мазал, да и Демьян тоже. Он тратил, как и я, на одного врага одну стрелу. Вот и хорошо, что не как в прошлый раз. Бояре на конях, тоже кружа, стреляли из луков.
Наконец монголы поняли свою ошибку и, сбившись в кучу, пошли в копейную атаку.
— Где рогатины? Рогатины к бою!
Я оглянулся. Черт. Моя рогатина вместе с конем ускакала к лесу. Рядом ратники выставили наконечники вперёд и приготовились к удару.
— Китеж!
Все бояре на конях кинулись в атаку. Мало их, мало.
Удар!
Нам навстречу вылетели всадники. Кажется, их не стало меньше. Положил свой лук и косо наклонил щит.
Удар!
Меня прижало к земле. Вокруг замелькали копыта. В щит ещё раз сильно стукнуло. Удар отдался в шлем, и сознание погасло.
Гудит что-то. Или гундит, не слышно. И давит сверху сильно. Меня кто-то взял за ноги и потянул. Дышать стало легче. Открыл глаза. Над мной стоял монгол.
— Ты кто?
Я молчал и смотрел. Блин, руки затекли. Стал незаметно разминать. Степняк повторил вопрос:
— Ты кто?
По-русски говорит, тварь. И акцента нет. Он наставил на меня палец.
— Ты Велесов, так?
Присел, оглядывая внимательно меня. Кивнул утвердительно:
— Ты Велесов.
— Да, я Велесов! — Наконец руки отошли, и я, вложив всю силу, ударил монгола в челюсть. — На!
Монгол отлетел, кувыркаясь на три метра. Сел, держась за челюсть, и сказал, шамкая:
— За что?
Тишина взорвалась хохотом. Не понял, чего это они? Монголы смеялись над своим? Я сел и помотал головой. Ерунда какая-то. Солнечный день вдруг сменились сумерками. А узкие и темные бороды степняков стали русыми и густыми. Я не понимая озирался. Передо мной горел костёр, над которым висел внушительный котёл, и из него очень аппетитно пахло. Вокруг меня сидели ратники и заходились хохотом. Справа на карачках, уткнувшись в снятое седло, всхлипывал Демьян. А слева, в трёх метрах, держась за челюсть, сидел Аким и обиженно глядел на меня.
— За что, боярин?
Мать его за ногу! Так это сон был. Задолбали такие сны, блин, скоро крыша поедет. Протер руками лицо. И, толкнув подвывающего Демьяна, пробурчал:
— Нежней будить меня надо, нежней. Вот.
Затихшие было ратники, опять захохотали. Улыбающийся Кубин спросил:
— Хороший сон Аким прервал? Эк ты его приложил.
— Ага, сон.
И покосился на всё ещё подвывающего Демьяна.
— Чего ты всё трясёшься?
Аким подвигал челюстью и выплюнул выбитый зуб.
— Вот кудышкин корень! Он мне, боярин, разбудить тебя велел. Сам-то за ноги потянул и в сторону.
Демьян поднял красное лицо и, смеясь, сказал:
— А я увидел, что Володимир Иванович кулак складывает, вот от греха и...
И опять уткнулся в седло.
Бравый, смеясь и утирая слёзы, подошел к Акиму.
— Ты как, Аким? Снедать-то есть чем?
Холоп потёр челюсть и прошамкал:
— Снедать-то покамест есть чем, токмо будить больше не пойду.
И под общий смех добавил:
— И не просите.
М-да, забавно вышло. Ударил от души. Кстати!
Я повернулся к Бравому:
— Что с ранеными?
Улыбки слетели с лиц.
— Двое преставились.
Я насторожился:
— Сколько?
— Двое. Василий Соловей и Пахом Гусев.
Честно говоря, я по именам их не знал, но посмотреть надо бы. Раны были разные, и глубокие, в основном от стрел, и рубленные. Проще всего зашивать было раны от стрел, рубленые сложней. Но кто знает, насколько повреждены внутренние органы? Да, препаратов у меня больше нет. Но знать надо, вдруг пригодится?
— Вот Пахом, а вот Василий Соловей.
Я присел рядом, вспоминая, какими были их раны. Да, у обоих ранения от стрел. Похоже, стрелы что-то внутри сильно повредили. И я тут был бессилен что-либо сделать.
— Простите меня, братья.
Я поднялся и помолчал. Смотрел на их лица. Что тут говорить? Только помолиться за них. Эх, священника бы сюда. Да где его взять?
Спросил у Бравого:
— Остальные как?
— Живы покамест. Мыслю, что уже не помрут.
Хорошо, хоть так. Но тревожно стало. Я вспомнил сон. Там тоже умерло двое. Пока всё совпадает. А если всё сделать наоборот? Всё пойдёт по-другому? Вряд ли. Но бдить буду. Черт, а во сне монголы появились рядом, как будто по волшебству. Как дозоры-то прошли, тайными тропами? Возможно. Блин, вот ещё проблема! Придётся ещё лес обшарить на предмет тайных троп, а людей и так мало. Ещё не факт, что как во сне сюда мужики на телегах подъедут. Я вздохнул.
— Ладно. Пойдём, Иван. Дел у нас уйма.
Прошли мимо лежащих раненых. Приходилось даже прикрикивать на них, а то старались подняться и кланяться. У самого края поляны горел костёр. Рядом одиноко сидел Борис и смотрел на тело отца.
— Он так и сидел?
Бравый кивнул:
— Всю ночь.
Молча вернулись к своему костру, где собрались почти все бояре. Ну да, бояре. Кроме раненых, тут сидели почти все. Остальные были боевыми холопами. В светлом небе погасли последние звёзды. Лес светлел, и я увидел стреноженных лошадей. Несколько стояли запряженными, а у одной лежала волокуша из двух ёлок.
А сколько у нас лощадей?
Я чуть не споткнулся. Если мало, то как в Верши пойдём? Вёрст-то пехом ай-яй! Да и оперативную группу бояр на что сажать? Сон сном, но на всех у меня лошадей нет. Даже если всех заводных отдать, всё равно не хватит.
У костра ждали только нас. Котел стоял на земле.
— Садись, Володимир Иванович, поснедаем.
Я достал из сумы ложку и присел рядом с Кубиным. Принялись есть, по очереди черпая кашу из котла. Садов, съев одну ложку каши, передал её Бравому. Тот зачерпнул порцию, съел и вернул обратно. Я прожевал и спросил:
— Чего это вы, ложки нет?
Бравый кивнул:
— Поганые, чтоб им пусто было. Там на поле в котле и осталась. Потом ходил и искал. Нет ничего. Всё позабирали, ироды.
Повернулся и сунул руку в суму. Наощупь нашел деревянную, расписанную хохломскую ложку. Протянул её Ивану.
— На, держи. Дарю.
Бравый взял и, глянув на неё, изумился:
— Что за диво? Красота-то какая! И где такое делают?
— Хохломская.
Бравый закончил рассматривать ложку и зачерпнул кашу. Поднёс ко рту и сказал:
— У нас есть Хохолы — это почти рядом, и Хохломы — подальше, за Кержнью.
Да, Хохлома за Керженцем и находится, только в будущем. Бравый облизал ложку и опять стал её рассматривать.
— У меня сестра в Хохломах есть. Муж у неё уж лепо из дерева резать горазд. Ему покажу. Авось и сладит такую.
Бравого толкнул Садов:
— Ешь, а то голодным останешься.
В молчании съели кашу. Запили ягодным отваром из другого котла. Холопы унесли котлы, а мы сели вокруг костра.
— Сегодня у нас будет долгий и трудный день, бояре. Сделаем так — так, как лошадей мало, в охранение пойдут только бояре. Холопы, по двое на лошадь, свозят павших к месту, где будем хоронить. Павших много, предлагаю в одной могиле.
Получил толчок локтем от Кубина. Мол, глупость сморозил. Глупость или не глупость, но предложить надо. На мой взгляд, быстрей бы вышло, да и проверить реакцию, и ответ какой будет. Бояре тихо загудели. А Садов сказал:
— Как можно? Это же православные, а не поганые какие-нибудь.
Вот так. Похоже, всё идёт по сценарию сна. Поднимаю руки в знак примирения и говорю:
— Хорошо, бояре, хороним как положено. Ещё одно скажу. Так как поганым стали известны тайные тропы, надо бы ещё на них тихие дозоры поставить. Вдруг они по ним придут. Тимофей Дмитриевич, про сено не забыли?
Садов утвердительно кивнул головой:
— Сено поделено и отвезено по местам, только у двух дозоров поджечь его нечем.
— У меня есть.
Поворачиваюсь и подтягиваю одну из сум к себе. В запасе у меня были спички и зажигалки. Вот и пригодился запас. Зажигалки я не дам, а вот спички подойдут. Достал два коробка.
— Вот чем зажечь можно.
Все подались вперёд. Рассматривая лежащие на моей ладони коробки. Садов хмыкнул, а Кубин опять ткнул меня локтем. Я покосился на деда Матвея и, достав одну спичку, сказал:
— Вот это — спички. Привезены из далёких краёв. А зажигается она так.
Я чиркнул ею об коробок, спичка загорелась. С интересом посмотрел на реакцию аборигенов. Сидят и изумлённо смотрят на горящую спичку. Хм, ожидал другой реакции. Думал, опять скажут что колдовство, но оказалось проще.
— Кто пойдёт в те дозоры? — спросил я у Садова, но тот не ответил. — Дмитриевич!
— А? — встрепенулся тот, — да, задумался. Хорошая штука. Раз и горит. Где, говоришь такое лепо делают?
— Далеко, Тимофей Дмитриевич, далеко. Так кто идёт в те дозоры?
— Отроки Трофим Бражный и Третей Коса.
— Пусть подойдут, объясню им по спичкам. Всё, бояре, начинаем. Я пока Матвея Власовича провожу.
Подошли с Кубиным к лошадям. Холопы уже уложили тело Велесова и привязали его к волокуше. Кубин, смотря на приготовления, укорил меня:
— Мог бы посоветоваться на счёт похорон и спичек. Хорошо, что обошлось.
— Не сердись, Власыч. Тут другое. Проверить надо было.
Кубин глянул вопросительно.
— Понимаешь, сны мне вещие сниться начали. Не всё, конечно, сбывается, но совпадения есть. Вот и проверяю.
— И что на этот раз приснилось?
Я пересказал содержание сна. Дед Матвей нахмурился:
— Ты уверен, что поганые ещё здесь?
— Уверен. Заметил, что убитых монгол на поле не было? Ни за что не поверю, что ни одного монгола не убили. Значит, они увезли своих погибших...
Кубин меня перебил:
— А это значит, что тех убитых на поле у Керженца они заберут или уже забрали. Чёрт! Что делать будешь? Может, увести людей?
Хорошо бы, да как? Так и сказал:
— Я бы так и сделал, да как это остальным объяснить? Не поймут.
Кубин задумался. Я, вспомнив один момент, сказал:
— Ещё одно, Власыч. Не успеем мы похоронить всех за один день, хоть тресни. Даже если все копать начнём. Ты вот что, как доберёшься, высылай сюда всех, кого найдёшь.
— Хорошо, так и сделаем. Ты тут осторожней. Если то, что было во сне, сбудется...
Я подмигнул:
— Отобьёмся.
Пожали друг другу руки, и Кубин вскочил на коня. Я проводил уходящих в уже светлый лес ратников. Кивнул хмурому Борису и сам поднялся в седло.
С поля слышались вороньи крики. Проехал сквозь кусты, эк, сколько вас тут налетело. И кто мне беду накаркает из вас? Все? Воронье стадо перемещалось от людей дальше, наперебой галдя. Холопы на лошадях начали свозить павших в одно место. Я подъехал к боярам, что обеспечивали прикрытие на случай появления монгол.
— Тимофей Дмитриевич, а холопы почто не в броне? Я ж говорил.
— Дык они, копая, упарятся. Заступов-то нет.
Один из братьев Варнавиных крикнул:
— Смотрите.
И показал на край леса у холма. Все насторожились, глядя, как из леса выезжают телеги с сидящими на них людьми. Садов пришпорил коня и с тремя боярами поскакал навстречу.
М-да, если окажется, что это мужики, да ещё в количестве тридцати человек и ещё две женщины, будем готовиться к худшему. Садов вернулся и, улыбаясь, сообщил:
— Помощь пришла. Отроки, молодцы, сообразили прислать. Они их в лесу встретили. Там пять телег и тридцать пять мужиков и отроков.
Это рок. Знал бы Садов про то, что может случиться, так не радовался бы. Хотя.... Так, он сказал пять телег и тридцать пять мужиков?
— А что, женщин нет?
Садов помотал головой:
— Нет. А почему спрашиваешь?
— А обмывать покойных не будут?
Садов отмахнулся:
— Обмоют. Главное, у них заступы имеются.
Ну, хорошо, хоть так. Может, и не случится ничего, и возможный отряд монгол пройдёт не здесь.
— Тимофей Дмитриевич, всё-таки пусть холопы оденут брони, да и оружие под рукой держат. А телеги вон там пусть поставят, чтоб за ними, если что, укрыться можно было.
Садов удивлённо на меня посмотрел:
— Так ушли же поганые, или...
